Осторожно передвигаясь к лестнице, я думала, как сообщить Анушке, чтобы она его не убивала. В общении Дариус был намного приятнее в качестве гомосексуалиста, чем гетеросексуала. Я уже начала свое восхождение, как чьи-то щупальца с часами «Ролекс» присосались к моему предплечью.
Неизвестно, кто выдумал консультантов по семейным вопросам, но основные подозрения падают на дьявола. Саймон всегда выискивал угнетенных женщин, которым он мог бы предложить свое сочувствие. В таких ситуациях на его лице читалось: «Мне так жаль, что я не группа женской поддержки».
– Я слышал о вашем разрыве и новом увлечении Джулиана. – Саймон усилил хватку, пока я не взвизгнула от боли. – Тебе нужна физическая боль, чтобы прижечь боль душевную. Это символично. Помнишь про индейцев племени сиу? Они висели вверх тормашками, их животы были проткнуты медвежьими когтями – так они обращались с просьбой к богам. – Он снова сжал мою руку. К глазам подступили слезы. – А теперь ты можешь просить, чтобы тебя освободили от душевных мук.
– Единственная моя просьба, чтобы ты прекратил это знахарство. – Я наступила ему на ногу.
Шлепая длинными войлочными тапками, я умудрилась пробраться наверх. Переодевшись, можно было улизнуть, проскользнув мимо Джулиана, и скрыться в ночи, сохранив хоть чуточку самоуважения…
Если я когда-нибудь стану участвовать в телевизионной игре «Самый умный», тема «Социальное унижение» будет моим коньком. Именно над этим я размышляла, когда вдруг стукнулась лбом о своего бывшего мужа.
Увидев меня, Джулиан включил сердито-серьезное выражение лица. Икра упала с крекера на белый половик, выстроившись в полоску черных точек-нот, потерявших свой нотный стан. Мы завели беседу с субтитрами, столь типичную для расставшихся любовников.
– Привет, – сказала я. – Как поживает моя вафельница? – Что означало: «Господи, как я по тебе соскучилась».
– Ничего, а как моя сковородка? – Что означало: «Пожалуйста, иди ты вон из моей жизни».
Взглянув на мой костюм, он сказал:
– Смелый выбор. – Что означало: «Что ты такое напялила, черт возьми? И как я вообще мог на тебе жениться?»
– Прости меня. За ту ночь, – сказала я. Что означало: «Я люблю тебя, я люблю тебя, как же я люблю тебя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, возьми меня обратно».
– Послушай, я уверен, пройдет какое-то время и мы сможем стать друзьями, хорошо? – Что означало: «Ты для меня не больше чем перевернутая картинка на сетчатке, которую распознают восприимчивые к свету клетки. Следовательно, ты существуешь для меня только в виде набора импульсов и перестанешь существовать, как только я закрою глаза».
Он сделал движение, чтобы пройти мимо. Я знала: сейчас или никогда. И решилась на «сейчас».
– Джулиан. – Сделав неловкую попытку установить перемирие, я обвила пальцами маленький кусочек его запястья. – Неужели ты никогда не сможешь меня простить?
– Простить? Ну, вообще-то я не собирался с тобой даже разговаривать, причем до конца своей жизни.
Вспомнив, что нахожусь не в самом привлекательном виде, я отлепила фальшивую бороду.
– Как говорится в руководстве по брачным делам, теперь ситуация у тебя под контролем. Ты на раздаче, Джулиан.
Бровь цвета карамели слегка приподнялась на его шикарном лбу.
– Я дала маху. Я думала, это любовь. В итоге оказалась всего лишь страсть. Я никогда больше не совершу подобной ошибки. Обещаю тебе… Скрещиваю ноги и надеюсь только на смерть.
Джулиан раздраженно вздохнул.
– Ребекка, неверность возникает не между ног, а в другой части тела, знаешь ли.
Я почувствовала жаркий прилив желания. К моему Очаровательному Принцу вернулся хулиганский шарм.
– Ты становишься таким привлекательным, когда злишься, Джулз.
– Наверное, сейчас я просто неотразим. Неверность ранит очень глубоко, Ребекка. Навсегда. И эту боль невозможно рационализировать. Ты не просто была моей женой. Ты была моим лучшим другом. Как, ты думаешь, я себя почувствовал после этой истории?
– Знаю, что вела себя омерзительно. Но ведь многие люди так делают, – защищалась я. – Нарушают супружескую верность… это так типично, это такой неоригинальный грех… Ты же сам сказал, что брак приводит в действие низменные инстинкты… Но ты сказал, что он приводит в действие и самые высокие помыслы. Такие, как прощение…
– Но ты мне больше не нравишься.
– Это не мешает тебе любить меня.
– Да, однажды я любил тебя… – признал он с легкой досадой в голосе.
– Всего лишь однажды? – улыбнулась я по-овечьи.
– …но не сейчас. К тому же я теперь увлечен кем-то другим.
Он убрал мои пальцы со своей руки и ловко отодвинул меня в сторону. Обеими руками я ухватилась за его ремень и, в своих войлочных тапках, заскользила за ним по полированному паркету.
– Хорошо, ты не любишь меня. Но кого ты во мне не любишь? – Я развернулась, чтобы встать к нему лицом. – Уж точно не ту женщину, что стоит сейчас перед тобой, потому что ты не знаешь ее.
– Пожалуйста, перестань! Попробую угадать. Ты переродилась и стала другим человеком?.. Другим человеком, заключенным в тело гнома. – Он оглядел меня с ног до головы. – Твоему наряду, наверное, есть какое-то фармацевтическое объяснение?
– Кейт сказала, что это вечеринка-маскарад. Мне так стыдно…
– Правда? – Он усмехнулся. – Думаю, ты уже давно должна была сгореть от стыда.
– Ох, Джулз. Я изменилась. Правда. Я выросла. У меня уже докторская степень по чувству вины.
Если речь идет об угрызениях совести, могу похвастаться энциклопедическими познаниями.
– Сокращенное издание.
– Ну так мы его расширим, когда до этого дойдет дело.
Он снова улыбнулся, и у меня возникло ощущение, что в доме, столько времени запертом на замок, открылись окна, свет залил самые темные его уголки. Услышав приближающийся голос Кейт, я слегка подтолкнула его в спальню, украшенную текстами на староанглийском. Кровать с пологом, балдахином и стеганым покрывалом тонула в бледном свете полумесяца. Июльский воздух был теплым, словно морская вода ночью.
Я прикрыла дверь и стрельнула в него мягким взглядом.
– По правде говоря, я жутко влюблена в женатого мужчину.
– Действительно?
– Да, в своего мужа. – Я трепетала в ожидании его прикосновения, словно героиня дамского романа. Единственная разница была в том, что от меня исходили лучи похоти, видные невооруженным взглядом.
– Это довольно странно… да и жаль, – ответил он вкрадчиво. – Потому что для меня наша история закончилась. Я не думал о тебе вот уже… ну, несколько минут.
Рука на моей талии была теплой и знакомой. Мы растаяли в романтических объятиях, потонув в оборках кровати.
– Должна тебе сказать, что мои намерения определенно неблагородны. – Я провела рукой по его спине, нащупывая позвоночник, и сжала его попу. Булочки со взбитыми сливками исчезли, их заменила упругая мускулатура, от прикосновения к которой текли слюни.
– Я хочу совершить серьезное преступление, и ваше тело будет задействовано в этом правонарушении… Это уголовное преступление, нет? Можно вас поцеловать?
– Возражаю.
Он притянул меня к себе. Вот что прекрасно в языке тела: он не нуждается в субтитрах. Даже когда речь идет о бывших любовниках.
– Возражение отклоняется, – сказала я, и мы растворились в водовороте влажных поцелуев и прикосновений. Думаю, Джулиан впервые в жизни занимался любовью с садовым гномом.
Так начался мой роман с моим мужем.