Фаран еще раз внимательно посмотрел на темные стены пещеры. Теперь он разглядел каналы, пронизывавшие их в различных направлениях, каждый из них по-видимому дорога наружу, если бы удалось заставить барку двигаться.

— Где мы? — спросил он Голона.

Волшебник посмотрел на Фарана, его глаза были не видны из-за резкого света из склянки, которую он держал высоко над головой. — Там, где и обещал Ахерон: в нашем мире.

— Где в нашем мире?

Волшебник пожал плечами. — Может быть под Палисадами.

— А что с ним? — спросил Фаран, указывая на место, где сидел Двойник.

— Он вышел из Теней: может быть туда и вернулся.

Фаран опять уселся, чувствуя себя очень усталым. И через мгновение он опять мог логически рассуждать, как если бы пришел в себя после долгого периода отчаяния. Было что-то странно-успокоительное в том, чтобы спокойно сидеть на легко покачивающемся судне. Опасности не было — пока. Впереди была неизвестность. Но здесь были люди, раньше, судя по обработанным стенам туннелей и каналов. А если люди сумели забраться сюда, глубоко под землю, значит должен быть и выход на поверхность. Но для кого были созданы эти каналы? Для богов, конечно. Здесь, в этих тоннелях, гиганты, дварфы, вообще все существа из легенд, сотни лет трудились рядом с людьми, в темноте, под жесткой властью богов. Не исключено, что некоторые из их древних ловушек еще остались в заброшенных переходах, хотя сами они давным-давно исчезли.

— Хватит света, — приказал он, и в то же мгновение магический бакен Голона погас, перестав заливать сцену перламутровым свечением. Фаран услышал, как один из раненых простонал в темноте — звук, эхом отразившись от стен зала, вернулся назад, вдвое сильнее. Шум царапнул уши Фарана. Он уже собирался приказать человеку замолчать, когда тот, очевидно почувствовав скрытую вокруг них угрозу, сам сумел успокоиться. Остался один единственный звук — волны с шумом бились о дно лодки. Тяжесть древних времен опустилась на них, как темное одеяло.

Еще мгновение назад Двойник сидел на средней банке баржи, но тут серебряный свет окутал его и он с ужасом почувствовал, что вокруг вода. Он забился, пытаясь освободиться, напрасно. Все было темно, и невозможно понять, где верх, где низ. Он продолжал размахивать своими связанными руками, стараясь выплыть на воздух. К счастью, плащ исчез; иначе, без сомнения, он утащил бы его на дно. Лопнула веревка, руки освободились.

Но пока он сражался за жизнь, его осенило: он не может умереть, пока по этой земле ходит его двойник. Пусть сейчас он сдастся и утонет: все равно он будет лежать живым в темной глубине, день или год, не имеет значения, его нельзя убить. И опять его душу наполнила странная эйфория. Он бессмертный. Разве он, тяжело раненый, почти мертвый, не лежал на вершине погребального костра в окружении трупов, семь лет тому назад на поле Тралла? И тем не менее сержант Джайала, Фуризель, вынес его с поля боя, по ошибке приняв за Джайала, и он выжил — выживет и сейчас. Пока Джайал жив, он не может умереть.

Двойник изо всех сил забил ногами и почувствовал, как его тело поднимается. Спустя секунду он выскочил на поверхность и жадно вдохнул затхлый воздух. Вода, кругом темная вода. И вообще темно, ни единого луча света, никакого следа барки или серебряной реки. Эта темнота — полная противоположность серебряному свету, который был минуту назад. Он прислушался, вода билась о камень. Где он? Барка плыла на север. И еще, он чувствовал, хотя и не был уверен, что находится под землей. Палисады: скорее всего он похоронен под горами, в месте, в котором люди не были десять тысяч лет.

Он поплыл на эхо волн и наконец руки коснулись твердой поверхности. Гладкая стена канала. По меньшей мере одно было ясно: мир, созданный магией Ахерона, исчез, серебряная жидкость, по которой они плыли, тоже исчезла, а его самого, по непонятной причине, выбросило из барки в обычный мир.

Во время путешествия на барке стороны туннеля обычно были далеко от них, тем не менее изредка, на долю секунды, он видел, что они проплывали мимо древних руин и пристаней, с лестницами ведущими из воды. Может быть поблизости есть одна из них? Возможно нет — они во многих лигах от тех мест. На мгновение его охватило паника, но он опять успокоил себя. Он не может умереть. Что же еще держит его в этом мире или в Тенях кроме знания о том, что, пока Джайал жив, он тоже жив?

Это, и еще мысль о мести: он вдохнул ее как воздух, яростная злость мыслей согрела его руки и ноги, несмотря на пронизывающий холод. Месть, вот на чем он сосредоточился: отомстить всем Иллгиллам за то, кем он стал. Желание взять у них все и сделать своим, унизить барона и его сына. Разве он не поклялся в этом самому себе?

Он медленно поплыл вдоль стенки канала, и, как в сказке, его руки нащупали начало скользкой каменной ступеньки, а над ней еще одну. Дорога наверх, из воды! Покачиваясь, он встал на ступеньку, с голого тела капала вода. Вокруг темно, но Двойник чувствовал: впереди много ступенек. Он упрямо потащился вперед, со ступеньки на ступеньку, пока не оказался на ровной площадке и благодарно упал на ее холодную и мокрую поверхность. Потом потерял сознание.

Когда Двойник проснулся, то какое-то мгновение не мог понять, где он и как попал сюда. Так много странных рождений было в его жизни. Потом вспомнил о барке и о конце серебряной реки, летящей к нему, и о серебряной светящейся арке, накрывшей его. Фаран исчез. Почему он не исчез вместе с ним? Потому что он — создание не этого мира, он не подчиняется его законам и его времени, вот почему. Он был и всегда будет по ту сторону от жизни людей. Он всегда один. Впрочем, в одиночестве лучше думается. Компания — ничто, пустой шум в голове, только мешает мыслить. Его мысли спутались из-за отчаяния, которое овладело им во время бесконечного путешествия на барке Ахерона. Он видел, что Фаран, тоже, почувствовал тщетность бесконечного круга человеческой жизни. Двойник сел и попытался расслабить сведенные судорогой ноги, сжать искалеченные руки, привести себя в порядок. Да, он и Фаран чем-то похожи. Они оба попробовали, что такое несчастная жизнь: Фаран своим бесконечным существованием в виде живого трупа, он — жизнью в скучном и однообразном мире, который зовется Миром Теней, где все мысли и чувства, все удовольствия ослабли. Да, все чувства ослабли, за исключением одного: боли. Он жил для боли; боль подтверждала, что он жив, что много лет назад его не полностью вышвырнули из этого мира. Боль, одна боль — плач обиженного ребенка, крики рожающей женщины, последние жалобы умирающих солдат, ругательства слепого старика — только боль немного смягчает серость этого мира. Боль — тот центр, без которого не может существовать ничего: первое и последнее выражение жизни и смерти. Время между? Пустота, в течении которой человек, как баран ждет, когда рука повелителя упадет на него и убьет.

Что теперь? Он легко мог бы опять лечь на площадку. Спать так приятно. Но потом он вспомнил: в то время, когда он был без сознания, он нашел Джайала. Сознание высвободилось и полетело из этого темного места, ища тело, в котором оно было семь лет назад: Джайала. И через мгновение он уже был в этом теле и смотрел чужими глазами. Перед ним была сцена в горах. Новая сцена, он больше не был в деревне, которую видел раньше, грубый народ, одетый в одежды из шерсти яка, странный праздник. Теперь он спускался вниз по покрытой снегом горе, вокруг кружились облака. Что-то подсказывало ему, что Джайал на северной стороне Палисадов. И недалеко от него самого.

Потом пришла другая мысль: если он видит этими глазами, разве его сознание не находится близко к сознанию Джайала? Разве его мысли не касаются мыслей брата? Разве они оба не две половинки одной души? Разве Джайал почти всегда не отступал перед ним, когда они оба были детьми, еще до экзорцизмa? Их битва не окончена; она только начинается. Он начнет вновь переселятся в это тело; пускай медленно, постепенно, но тело, украденное у него тело, опять станет его. И когда они найдут Жезл, душа Джайала навсегда уйдет из него. Пускай идет в Тени, где он, Двойник, так долго страдал.