Статья была вчерне готова, но, чтобы отшлифовать ее, переписать начисто, требовалось много времени. Предстояло еще продумать, перепроверить некоторые положения и расчеты, подтвердить опытами хотя бы основные мысли.

«Наверное, придется провозиться со статьей несколько месяцев, – думал Циолковский. – Конечно, хорошо бы поспешить, но у меня уже нет сил. Устал. Устал ужасно. Особенно последнее время, когда занимался расчетами. Надо бы передохнуть и навестить старых друзей. Стрешневы, наверное, обижаются – не был несколько месяцев… Да и поделиться мыслями, посоветоваться – большая потребность. Ведь варюсь в собственном соку. Вдруг опять изобрету изобретенное…»

Как-то перед вечером Циолковский, уговорив Любашу посидеть с братьями и сестрами, вместе с Варварой Евграфовной отправился к Стрешневым.

Елизавета Павловна с матерью сидели на террасе, Павел Петрович с Андрюшей ушли на прогулку, а Сергей Андреевич отдыхал за книгой в саду.

Гостей встретили ласково. Варвару Евграфовну хозяйка увела на террасу, а Константин Эдуардович с Сергеем Андреевичем остались в саду.

– Давненько вы но заглядывали, Константин Эдуардович, – крепко пожимая гостю руку, заговорил Стрешнев. – Мы соскучились, и уж я собирался вас проведать, да Андрюша сказал, что вы заняты новой работой.

– Какой же новой, Сергей Андреич? Ведь все думаю и работаю над проектом своей ракеты. И это тянется уже почти шесть лет – с девяносто шестого года. Я хорошо помню, потому что в том году была коронация молодого царя Николая Второго и все журналы были забиты фотографиями «высочайших» особ.

– Да, да, припоминаю… Но в эти годы, дорогой друг, вы занимались не только ракетой. У меня хранится семь или восемь номеров журнала «Научное обозрение» с вашими статьями. А сколько было других?

– Да, грешен, признаюсь, – улыбнулся Циолковский, – но это были разные попутные статьи. Главное, что я делал и буду делать впредь, – это исследования по ракете.

– И что же? Близка к завершению ваша работа?

– Да, Сергей Андреевич, близка! Рискованно в этом признаться, так как еще предстоит большая работа, но в главном она продумана и даже написана.

– Поздравляю, Константин Эдуардович. И если не секрет, хочу полюбопытствовать.

– Да нет, помилуйте, разве могут быть между нами секреты? Я частично уже предварял вас. Я задумал снаряд, способный не только взлететь в небо, но и вырваться за пределы атмосферы. Собственно, этот снаряд – ракета, но ракета, устроенная особым образом. Совсем непохожая на пороховые ракеты, которые применялись в древности, и даже в прошлом столетии в Англии, для военных целей.

– Ваша ракета будет отличаться размерами? – полюбопытствовал Стрешнев.

– Разумеется, – загорелся Циолковский. – Она будет… должна быть очень большим сооружением. Ведь в ней смогут лететь люди.

– Нельзя ли ее сравнить с жюль-верновским снарядом, посланным на Луну?

– Мой снаряд должен быть значительно больше, так как в нем помимо людей будет заключено жидкое топливо для ракеты, в несколько раз превышающее вес самого снаряда.

– Скажите на милость! – пощипал бородку Стрешнев, мысленно представляя себе размеры ракеты. – А что же это будет за топливо, Константин Эдуардович?

– Сжиженные газы: водород и кислород.

– Как, адская смесь? Она же взорвется?

– Нет! Мы ее заставим гореть!

– Вы уверены в этом, Константин Эдуардович?

– Безусловно. Ошибки быть не может… А вы сомневаетесь?

– Не знаю. Мне трудно судить. Я ведь очень далек от точных наук. Я сужу лишь как дилетант, как любитель. И вот с этой точки зрения мне ваши исследования, Константин Эдуардович, представляются фантастическими. Да, фантастическими. Но это все же не значит, что я выражаю сомнения или недоверие. Нет, нет! Упаси бог, чтоб я позволил себе твердо судить о том, в чем не разбираюсь. Может быть, даже хорошо, что ваши замыслы кажутся фантастическими. Тем заманчивей цель. Ведь идеи Кибальчича тоже, очевидно, многим казались несбыточными. Раз вы верите в осуществимость своего замысла – надо дерзать! Смелость города берет! Я желаю вам удачи, дорогой друг. И если я сказал что-нибудь не так – простите мое невежество.

– Нет, нет, что вы, Сергей Андреевич! Вы хорошо говорили. Мне и самому порой страшно от того, что я задумал. И я не берусь осуществить свой замысел. Я лишь высказываю мысли и стараюсь их обосновать математически…

– Сережа! Константин Эдуардович! – послышался голос Елизаветы Павловны. – Пожалуйте на террасу пить чай.

– Кажется, зовут? – насторожился Циолковский. – Что ж, пойдемте. А о ракете – в другой раз. Я непременно вам почитаю свою статью…

Разговор со Стрешневым не смутил Циолковского. «Сергей Андреевич словесник, ему трудно понять мои замыслы…»

Начисто переписав первую часть статьи, Циолковский отнес ее Ассонову, которого считал знатоком техники и преданным другом.

«Если Василий Иванович одобрит – пошлю в журнал. Если нет – буду продолжать работать над статьей. Не могу представить, чтобы он остался равнодушен к моему труду. Ведь я же делаю попытку открыть человечеству дорогу к звездам».

Думая так, Циолковский со дня на день поджидал друга. Однако время шло, а Ассонов не появлялся…

«Уж не заболел ли? Не уехал ли куда? – недоумевал Циолковский. – А вдруг статья не понравилась и он из деликатности не хочет об этом сказать… Послать Сашу – пожалуй, не сумеет как нужно поговорить… Написать письмо – тоже неловко… Пойду-ка я сам! В случае чего – объяснимся начистоту, как друзья».

Ассонов сидел на террасе в плетеном кресле и подстригал перед зеркалом густую, пышную бороду.

– Ба, Константин Эдуардович! – обрадованно воскликнул он и, поднявшись, пошел навстречу гостю, грузно ступая: – Здравствуйте, здравствуйте, любезный друг, а ведь я собирался к вам. Прочитал, и даже дважды. Нет слов, как поправилась мне ваша работа, Константин Эдуардович… Прошу в кабинет! А впрочем, и тут… присаживайтесь – дома никого нет.

Циолковский присел к столу:

– Признаться, я очень волнуюсь, Василий Иванович. Вроде бы и уверен, что высказал разумные мысли, а как подумаю о значении задачи – становится страшно.

– Это понятно, Константин Эдуардович. Даже роженицы, отправляясь в больницу, дрожат от страха. А вы какую идею рождаете!

– Значит, считаете мой замысел осуществимым? – обрадованно спросил Циолковский.

– Если не сейчас, то в будущем – безусловно! Я в этом не сомневаюсь. Вы указываете человечеству путь в неизведанные миры. Это, это – дерзновенно! Это – неслыханно!

– Спасибо! Спасибо, Василий Иванович, я очень растроган.

– Да-с, это не мечта! Дерзновенно и обоснованно! Да, обоснованно! Уж поверьте мне, дорогой Константин Эдуардович. Надо снестись, и как можно скорей, с «Научным обозрением» и добиваться опубликования статьи. Она потрясет ученый мир! Потрясет! Скорее, в «Научное обозрение». Если потребуется, я сам съезжу к редактору журнала Филиппову, переговорю с ним. А сейчас дайте вашу руку, Константин Эдуардович! Я вас поздравляю с огромной победой. – Ассонов поднялся и крепко сжал худую, жилистую руку Циолковского. – Знаете ли, что вы сделали, дорогой друг? А?

– Пытался теоретически обосновать идею, которая, в сущности, и не является новой…

– Ваша статья математически обосновывает возможность полета человека за пределы земной атмосферы. До сих пор этого никто не сделал. Это самая смелая, самая величественная из научных работ, которые мне доводилось читать. Она обессмертит ваше имя и сослужит великую службу человечеству. От души, от души поздравляю вас, дорогой друг! – Ассонов поднялся и крепко обнял Циолковского.