Ия насмешливо глянула на Федора и тихо, но многозначительно сказала:

– Выбрать-то я выбрала, только не знаю, может мне на другом остановиться.

Купец показал на Федора.

– А ты Федора спроси. Что ты, Федор, посоветуешь Ие, зеленый цвет ей к лицу?

– К лицу. Пусть берет, не сомневается.

Таким двусмысленным разговором закончилось посещение дорогого магазина в самом центре Москвы. Федор не знал, что и думать.

Затем Купец повез их в один из тех дорогих ресторанов, что считались престижными и в советское, и в нынешние времена. Ох, каким же барином он себя почувствовал. Взгляд зажегся, походка стала тверже, спина выпрямилась. Когда их обслужил официант, Купец поднял бокал за успех предстоящего дела. Начал издалека:

– Выставка салон – главное событие года. Открываются уникальные возможности купить предметы искусства, походить, посмотреть, показать себя. Что ни говори, а Москва стала светской столицей мира, каждый уважающий себя нувориш, если он хочет, чтобы о нем говорили, обязан зайти на эту выставку. Это престижно, как большой теннис. Пусть ты не коллекционер, пусть ты не ценитель и ничего не понимаешь, но поцокать языком, просто произнести у знакомых или в клубе что был на выставке-салоне, надо. Твоя клиентка, Федор, должна завтра в первых рядах быть. Выставка в десять часов открывается, я думаю, она часам к двенадцати подтянется.

Посидели хорошо. И уже на выходе из ресторана, Купец решил устроить Федору небольшой экзамен.

– Я в твои годы, мог пройти в любой ресторан, передо мной швейцары всегда двери подобострастно открывали. Тебе задание намного легче, провести Ию в закрытый клуб. Не понравишься администратору на входе, могут и не пропустить. Прошу. Покажи, на что ты способен. Придумай с ходу что-нибудь.

Машина остановилась около клуба «Мацарелла» Федор взял под руку Ию и пошел к ярко освещенному входу в клуб перед которым толпились молодые люди. Федор ничего умнее не придумал, как громко воскликнул:

– Позволь! Расступись!

Из толпы забившей проход кто-то крикнул:

– Расступись скорее грязь, к нам в натуре прибыл князь.

Другой голос, еще более язвительный разбавил сольную партию первого насмешника:

– Гляньте, скачет гордый кочет, он чевой-то здеся хочет. Конь заржал среди кобыл, обессилел нету сил!

Далее запели дуэтом.

– Он чего-то там лопочет, то ли девок всех оттопчет, толь взашей от нас схлопочет. В общем, парень очень хочет.

Раздался смех и дорогу Федору преградил охранник. Он внимательно оглядел вновь прибывших гостей и отрицательно покачал головой.

– Вы не наши клиенты. Вы нам не подходите!

– Естественно, не ваши! – отбрила охранника Ия, – здесь элитной тусовкой и не пахнет. А Федор так и не понял цель, которую преследовал Купец.

Утром следующего дня Купец встал раньше всех и поднял Федора и Ию.

– Дамы и господа, вставайте. Сегодня у нас, пожалуй, самый ответственный день.

– Я к себе схожу! Тут недалеко! – сказал Федор. – А потом на месте появлюсь. Куда ехать?

Купец назвал адрес.

Федор в своей квартире снятой на Соловьином проезде оставил включенным мобильный телефон, тот, что дала ему Виктория. Он страстно хотел увидеть ее сообщение, хоть короткую эсемеску. Ни минуты не раздумывая, он оставил бы и Купца и Ию.

Однако, когда он вытащил мобильник из бокового кармана сумки, то увидел, что ни звонков, ни сообщений не поступало. Федор хмуро сдвинул брови. Тот образ содержательной жизни, к которому его склоняла Виктория, отодвигался в туманную, несбыточную даль. Все упиралось в деньги, в эти проклятые деньги. Учеба платная, жилье платное, с неба бананы не сыплются, выкрой денег еще на еду. А у него всего-навсего. Федор полез в потайной карман. У него всего… В лучшем случае на год учебы. А работать на стройке и учиться не получится. По времени не получится, он это отлично знал. Гастарбайтерам высшее образование закрыто. Огромную силу воли надо иметь, чтобы его получить. И даже получив, без жилья не будешь знать, что с ним делать. А жилье, даже самое захудалое по нынешним временам, по карману только… Непонятно кому по карману. И ипотека не для таких как он.

Федор попал в заколдованный круг. Красивого жизненного старта не просматривалось. Он уже отстал от своих сверстников, заканчивающих вузы, имеющих все: машины, квартиры, богатых или успешных родителей, и в перспективе престижную работу в солидной фирме. Надо было сразу отвечать согласием Виктории – уже не единожды пожалел Федор. А теперь, чтобы не с нуля начинать, придется соглашаться на скользкое предложение Купца. Не такой он и умный этот старый барыга, как хочет представиться. Швейцары ему подобострастно двери ресторанов открывали. Сейчас! У него самого не срослось. Приходится вновь на старости лет идти на дело. И привлекать молодых – Федора. А ведь Купец – не альтруист.

Липкий пот неожиданно разлился у Федора по спине. Ия правду сказала. Старик собрался его убрать после дела. Остается одно – или выйти из дела или переиграть Купца.

– Ах, Виктория, где ты? – заполошно подумал Федор и послал сообщение. «С ума схожу. Отзовись, любимая».

Закрыв дверь квартиры, Федор вышел на улицу. Если бы он хоть раз оглянулся назад, то увидел бы, что его до самого метро преследовала легковая машина, затем водитель вышел и спустился вместе с Федором в подземку.

Cветское событие в конце лета – открытие антикварного салона и художественная выставка. Неплохой винегрет для тех, кто не все деньги растратил на Лазурном берегу и на Мальдивских островах. Прикупить можно холст на стену. И покичиться перед соседями. Правила хорошего тона среди нуворишей ныне предполагают, что светский, приличный человек может говорить только про «мани». И петь только про «мани-мани». Все остальное признается за дурной вкус. Старые божки посажены в горшки и выброшены на свалку. Слово «гуманизм», произнесенное невзначай за обильным столом, вызывает ироническую улыбку или циничную насмешку. На уровне подсознания новые хозяева жизни чувствуют, что хотя в кармане у них и звенит, но в душе пустота. Чем ее заполнить? Хоть чем. А лучше всего тем, чем можно нос соседу утереть, правильно вложить «бабки» и еще создать себе славу мецената, коллекционера, особи человеческой приобщенной к высокому и вечному.

Волчий аппетит заглотнуть побольше и блеснуть поярче тянет нуворишей на разные выставки. Истинных ценителей размазывающих слезы и сопли восхищения среди них практически нет. Но есть другое, то, чего лет двадцать назад и в помине не было. Хвост. Ныне всякая вошь, нацепившая дорогую брошь, почитает его иметь. Хвост-секьюрити. И чем больше у тебя хвост, тем ты успешнее в этой жизни.

Купец видел, как из Майбаха, припарковавшегося перед Выставочным домом вышла почтенная дама лет сорока пяти, килограммов ста двадцати. Властным жестом она приказала двухметровому охраннику соблюдать дистанцию.

– А вот и наша птичка! – сказал Купец.

– Птичка невеличка! – довольно улыбнулась Ия. – Как с ней справится наш Федя! Не надорвался бы, случаем!

Дед недовольно покосился, на ту, которая считалась его внучкой.

– Ему не на руках ее носить! Ты лучше скажи, до чего вы договорились?

– Я его ненавижу!

– Ох, и темнила ты! Не хочешь, не говори! Твое дело. Я думаю, тебе пора. Пойди, походи за своим голубочком, потом расскажешь, как он работает. Охрану клиентки видишь?

– Этого верзилу? Вижу!

– Вот и пропусти их всех вперед.

Ия выпорхнула из машины, а Купец остался. Он закрыл глаза.

А выставка шла своим чередом. Народ ходил по залам, выходил, жевал бутерброды на ходу. Двухметровый охранник из Мазаратти шедший за габаритной мадам вдруг увидел знакомого, непроизвольно остановился и воскликнул:

– Васька! Генерал… ты?

– Я, Никита! Я! Давно не виделись что ли? Чего шумишь народ пугаешь. Вороны вон от твоего крика повзлетали.