Прошли в соседнюю комнату. Аглаида отодвинула картину в сторону. Открылся сейф. Приглашающий жест рукой.

– Прошу!

Старик уверенно набирал цифры и крутил круглые ручки. Через пминуту без скрипа толстая дверца сейфа подалась. У Аглаиды поползли глаза на лоб.

– Как вам это удалось?

– Я же сказал, все про вас знаю!

Купец достал первый ларец. Вынул из него тяжелое колье, взвесил на руке и удовлетворенно хмыкнул. В глаза ударили радужные блики. Никита напрягся. Он до деталей знал всю механику этого мошенничества. Сейчас старик откроет саквояж и достанет оттуда лупу. Затем рассмотрит через нее камни и положит их обратно в сейф. И одни за другими проверит все драгоценности. А когда завтра владелица захочет продать свои бриллианты, то выяснится, что половина из них стекло. Старый трюк – подмена драгоценностей на глазах у клиента. Здесь главное – ловкие руки старика. Не доглядишь, долго потом кашлять будешь. Поэтому Никита глаз не отводил от тонких пальцев старика.

Однако тот не стал возвращать ценности на место, а стал аккуратно складывать в свой саквояж.

– Лучше сразу их на место положить! – сказал он Аглаиде. – Так я думаю будет сохраннее и целее, пока мы все вопросы не оговорим.

Та только поддакнула в ответ.

– Да! Да! Конечно лучше их в саквояж сложить. Помогите Никита.

«Околдовал или загипнотизировал бабу», – решил про себя Никита. А вслух сказал:

– Позвольте, я его подержу.

– Подержи, подержи! – с насмешкой сказал старик. Перед тем как отдать саквояж Никите, он достал из него папку с бумагами.

– Сядем в сторонке или пусть и ваш охранник смотрит? – участливо спросил он Аглаиду.

– В сторонке! – резко ответила Аглаида и предложила старику пройти в дальний конец гостиной. Сели на диване и старик достал папку.

Никита сожалел, что в гостиной нет ни одной камеры и жучка. Выстрой попробуй потом целостную картину из чужого разговора. Долетали лишь обрывки фраз:

– Аглая в школе… пивом торгует шалява… а вот и малышка …узнаешь детдом…а это загс… муж вообще ничего не … А это справка о ее смерти…

Голоса зазвучали глуше. Никита ничего разобрать уже не мог. И вдруг Аглаида заволновалась.

– Ой, как похожа… А вот и родимое пятнышко… и пупок наружу… она… Моя копия в молодости… Она знает обо мне?

– Нет!

– А чем она до этого занималась?

– Захочет – расскажет.

– Здорова она хоть?

– Ну и сука ты мамаша! Ты лучше о другом подумай. Дочь про отца спросит. Что скажешь? Эти справки покажешь? Так вот, я твои бриллиантовые цацки все забираю. А теперь, дешевка, садись и пиши от руки бумагу, чтобы твои волкодавы мне кости не переломали. Или у тебя еще вопросы есть?

– А если это не она?

Купец дал понять, что разговор окончен.

– Будь моя воля я б тебе, стерве, все ноги повыдергивал. А если это не она, то ты, бездетная дура, будешь иметь дочь сиротинку из детского дома. Но имей в виду, если она останется со мною, когда я умру, я ей в завещании про твою мерзость все напишу, – он встал с дивана, – ну-ка, папку возвращай. Мы уезжаем с твоей дочкой. Захочешь, найдешь нас. А пока давай девке на приданное свои брюлики. Мне не вечно жить, замуж хочу ее выдать за нормального парня.

Аглаида была сражена его напором. Она тихо спросила:

– Почему ты так много просишь?

Купец раздумал уходить. Он бросил саквояж на стол.

– Тебе в базарный день червонец была красная цена, ты хочешь, чтобы я и дочку твою так оценил? Курва! Пиши бумагу.

Мастифф предупреждающе зарычал, а дог и ухом не повел на резкий тон старика. Он улегся у его ног в позе охранника..

– Что писать? – спросила Аглаида.

– Пиши: я такая-сякая немазаная шалява, за воспитание моей дочери до совершеннолетия выплачиваю ее благодетелю и воспитателю господину Лодырдель в миру носящему имя Купец, скотскую дань. А именно восемь комплектов бриллиантовых украшений стоимостью двенадцать миллионов долларов.

От ребенка отказываюсь второй раз. Стерва мать – Аглаида Зауральская. Написала?

– Написала.

Купец взял записку и быстро пробежал ее глазами.

– Я так понял, что ты от дочки не отказываешься?

– Не отказываюсь!

– Поставь число и подпись. Поставила?

– Да!

– А теперь собак убери в соседнюю комнату, я тебе еще чего хочу сказать.

Аглаида беспрекословно выполняла все приказания Купца.

– Хасюмото. Карасава!

Она вывела собак в соседний зал и закрыла за ними дверь. Затем обернулась к Купцу. У того, как у фокусника из рукава вдруг выскочила плеть и оказалась зажата в руке. Аглаида не могла понять ее предназначения, пока Купец не замахнулся.

Вжик, и красный рубец заалел наискосок на спине. Купец бросил плеть на пол и сказал вскочившему Никите:

– Бери саквояж, поехали за товаром.

– За что? – воскликнула Аглаида.

– Было бы за что вообще убил бы.

Никита вопросительно смотрел на хозяйку. Прикажет, он тут же заломает старика. Но хозяйка молча снесла унижение.

– Что мне делать? – обиженно подрагивающими губами спросила она Купца.

Перед тем как выйти из квартиры Купец приказал:

– Стол накрывай, мамаша. Давай суетись! А ты, – он пальцем подозвал Никиту, – возьми саквояж. Поможешь нести.

До лифта бежала за ними Аглаида.

– Езжайте быстрее. Я, наверное, не дождусь. Умру от счастья.

Дверца лифта закрылась за Купцом и Никитой. Купец посмотрел на часы.

– Час двадцать и двенадцать миллионов в кармане. Работать молодой человек надо так, чтобы милиция тебе честь отдавала. Неси, неси. Я тебе сейчас вместо этих бриллиантов «золотце» на семьдесят килограммов отвалю.

Внизу к Никите присоединился Олежек-медведь и еще пара серьезных мужчин. На их вопросительные взгляды Никита развел по сторонам руками.

– Пока все нормально. Едем за товаром.

– А что за товар?

– Самому хочется глянуть!

Повозка времени неспешно дотащилась до бархатного сезона. Купец в одиночестве сидел в кресле на площадке перед домом и смотрел на море. С улицы позвонили. Купец не торопился вставать. Он теперь никуда не торопился. Вниз по дорожке поскакал огромный дог. Собака через минуту прибежала обратно.

– Кто там? – спросил пса Купец. – Я никого не жду. Молчишь тварь бессловесная? Ну, молчи, молчи. Придется идти мне встречать.

Старик оперся на костыль и стал медленно пересчитывать ступени. Тридцать их было от дома до калитки. Открыл.

– Федор! Какими судьбами? Проходи, – затем прикрикнул на собаку, – чему радуешься дурак. Если я помру, этот архаровец продаст тебя только так. И не ластись к нему. Или запах Ии учуял?

Старик покосился на Федора, вдруг, что скажет в ответ. Молодец промолчал. Сели в беседке. Купец выставил на стол бутылку вина.

– Не обессудь. Хозяйки нету, разносолов нема. А для разговора бокал вина самый раз. Спазмы в горле расширяет. Выпьем?

– Выпьем.

Выпили по половине бокала. Помолчали. Федор был голоден и поэтому предложил:

– Может на кухню сходить, что-нибудь приготовить?

– Не надо! Ты лучше со мной поздоровайся, а то вино уже пьешь, а еще «здравствуй» не сказал. Ты вроде раньше до вина не был охоч.

– Я и сейчас не охоч, – ответил Федор. Он видел, что старик раздражен, сдал за те два месяца, что они не виделись. Мог бы к вину подать кусок сыра, но не захотел. Кажет обиду на весь мир. То пес был за все в ответе, теперь гость виноват. Федор не захотел поддерживать настроение Купца. Каждый сам себе выбирает по жизни суму. Сколько донесешь, то и твое. Не Федор виноват, что ты в конце жизни встречаешь закаты с собакой.

Вино растеклось по старческим жилам разгоняя постоянную усталость и сон. Старик поднял голову и внимательно посмотрел на собеседника:

– Когда ты ко мне пришел первый раз Федя, у тебя в глазах, в глубине, там на самом донышке, был запрятан испуг. Вот как у этого дурака, – старик показал на дога, – сам большой, сильный, а каждый день боится остаться один. Я усну, а он прибегает и нюхает, живой ли я. Значит, чует мою смерть близкую. Я и сам ее чую, не за горами она. Так что вовремя ты, Федя, зашел. А то появился бы через месяц, а тут не то что меня, а и собаки знакомой не встретил.