– Прекрати!

Кэрри Эн оттолкнула Акселя и сердито уставилась на него.

– Ты что это такое творишь? – спросила она.

– Занимаюсь любовью, – обиженно ответил Аксель.

– Любовью? Ты так это называешь? Да ты разминаешь мне грудь, будто тесто месишь! Я женщина, Аксель. – Кэрри Эн поправила лифчик, чтобы он снова прикрыл соски. – И ты называл меня Натали, – подумав, добавила она.

Аксель выпрямился и невинно взглянул на Кэрри Эн.

– Да-да, Аксель. Ты назвал меня Натали. Более того, ты окрестил меня Натали не один, не два, а целых три раза за столько же минут.

– О боже. – Аксель закрыл лицо руками. «Супер, – подумала Кэрри Эн. – Сейчас он заплачет. А плакать-то должна я».

– О боже, – повторил он.

– Забудь. Не ты один путал мое имя, – заверила его Кэрри Эн, вспомнив особенно обидный случай, когда Грег в самый неподходящий момент выкрикнул «Майри!».

Она взяла скомканное платье, лежавшее рядом с останками построенного Жилем домика из пивных бутылок, и натянула его через голову. Одевшись, почувствовала себя менее уязвимой. И ей уже не хотелось ему грубить.

– Извини, – промычал Аксель.

– Ничего. – Она похлопала его по плечу.

– Мое сердце разбито, – сказал он.

– Я вижу. Хочешь поговорить об этом? – послушно спросила Кэрри Эн.

– А ты хочешь меня выслушать? Кэрри Эн тяжело вздохнула:

– Не так я представляла себе предпоследнюю ночь в Турции, но ладно, валяй. Рассказывай об этой чертовой Натали и твоем разбитом сердце. Бог свидетель, от моих жалоб немало ушей завяло.

– Ушей завяло?

– Я имею в виду, мне в свое время тоже пришлось поплакаться, когда вынесли решение о разводе. Всем своим знакомым до чертиков надоела.

– Я не хочу тебе надоедать.

– Давай выкладывай. Надеюсь, история интересная.

Аксель поднялся и снова стал рыться в прикроватной тумбочке Жиля.

– Не думаю, что нам нужен еще один презерватив, – заметила Кэрри Эн.

Аксель зарделся, как девчонка.

– Я искал не презерватив, – замялся он. На этот раз он достал из ящичка Жиля пачку сигарет – его секретную экстренную заначку для конца месяца. Аксель стащил две сигареты.

– Куришь? – спросил он Кэрри Эн.

– Теперь да, – ответила она, взяв предложенную сигарету.

Ночь обещала быть долгой.

Отойдя от пляжной тропинки на безопасное расстояние, Жиль зажег сигарету и сделал долгую неторопливую затяжку. Легкие наполнились дымом, и он сразу же расслабился. Он был раздражен. Салли была совсем не такая, как все. И ему нравились их перепалки.

У бассейна продолжалась поздняя ночная пирушка. Горстка гостей, жаждущих вдали от серых будней оторваться на всю катушку, напивалась до беспамятства и крутилась в безумных танцах. Вторая симпатичная англичанка все еще была здесь. Жиль обманулся с датой ее отъезда. Думал, что она приехала на две недели, а оказалось, что она с подругами тоже улетает через два дня. Сейчас она сидела за столиком у бара и наблюдала, как ее соседка по комнате танцует грязные танцы с инструктором, добавляя к стандартным движениям, которым он обучал ее днем, весьма необычные па. У Яслин был скучающий вид. Она вертела в руках стакан и пялилась на тающие кубики льда, будто те могли открыть ей вечную истину о человечестве.

Когда подошел Жиль, поведение Яслин резко изменилось. Она выпрямилась, расправила плечи, выпятила грудь, чтобы добиться максимального эффекта. Хмурое выражение лица пропало без следа. Она зазывно взглянула на пустой стул рядом с собой. Жиль сел. Салли Мерчант была забыта моментально.

Музыка закончилась. Даже в «Эгейском клубе» вечеринки не могли длиться всю ночь. Менеджер пул-бара задернул жалюзи, чтобы гости не расхищали спиртное под покровом темноты. Закрыли и бассейн, чтобы кто-нибудь ненароком не утонул.

Пьер, инструктор по танцам, проводил Речел к столику. Ее мятный чай совсем остыл. Речел присела. Гости допивали коктейли и расходились по комнатам. Яслин нигде не было видно.

В конце концов Речел осталась у бассейна в полном одиночестве. Помощник бармена принялся обходить столики и ставить на них стулья, чтобы легче было подметать пол. Он взгромоздил стулья и на стол Речел.

– Я вам мешаю, – сказала она. – Я уже ухожу. – Но он сделал знак, чтобы она осталась.

– Ваш чай, – сказал он.

Чай был холодным и пить его стало невозможно.

Где же Яслин? Речел не то чтобы волновалась, но начала потихоньку закипать. Остаться в одиночестве посреди «Эгейского клуба», конечно, не то что в одиночку гулять по улицам Брикстона после полуночи, но все же на тропинке, ведущей к их бунгало, было страшновато, и Речел предпочитала не ходить там одна. Яслин могла хотя бы сказать, куда направляется.

Ну и ладно. Теперь у нее нет выбора. Разве что проторчать у пул-бара до рассвета. Тогда ей не придется идти занимать лежаки. Речел отодвинула чашку и нетвердо поднялась на ноги. Ей казалось, что она не такая уж пьяная.

На территории отеля было совсем тихо, если не считать щебета цикад и французских и итальянских ругательств, когда кто-нибудь спотыкался на темной тропинке по пути к бунгало. Речел пожалела, что не послушалась совета Патрика и не взяла фонарик. Когда он предложил упаковать фонарь, она высмеяла его идею. Только лишний груз. Ведь Речел всегда жутко боялась, что чемодан окажется тяжелее, чем положено.

Мелкими шажками она пробиралась по неровной дорожке за корпусом регистрации. Когда они только заселились, Речел понравилось, что их бунгало располагается вдали от ярко освещенных людных мест. Хорошо, если любишь спать в мертвенной тишине. Но плохо, если не хочешь сломать ногу по пути домой поздней ночью.

Впереди послышался новый звук. Кто-то хихикал. Казалось, хихиканье раздается из прачечной, где гостям, взявшим меньше вещей, чем Речел, разрешалось стирать белье. Запах прачечной напомнил ей об университете: зимними вечерами они с подругами частенько сидели в теплой прачечной и ждали, пока высохнут трусики. Это было приятнее, чем возвращаться в промозглые комнаты общежития.

Дверь в прачечную была приоткрыта, и на дорожку падал треугольник серебристого света.

Речел разглядела кочку, о которую могла бы споткнуться и грохнуться навзничь. Судя по звукам, парочка голубков-полуночников решила устроить в прачечной романтическую встречу. Речел пригнулась, чтобы пройти мимо, не привлекая к себе внимания. Но из полуоткрытой двери услышала знакомый голос и замерла на полпути.

– Прекрати, грязное животное!

Речел автоматически обернулась и случайно увидела то, что вовсе не хотела лицезреть.

На крышке сушилки сидела Яслин. Черная юбка в цыганском стиле задралась и спасательным кругом торчала на талии. Стройные загорелые щиколотки лежали на плечах какого-то мужчины. Его лица не было видно: оно зарылось меж ее бедер.

Откинув голову и застонав от чистейшего восторга, Яслин схватила своего спутника за золотистую копну волос и подняла его с колен.

– Разве тебе так не нравится? – спросил Жиль.

– Еще как нравится, – простонала Яслин и поцеловала его в губы, словно хотела откусить их. – Теперь марш обратно, непослушный мальчик.

Одним волнообразным движением она толкнула Жиля обратно на колени и захлопнула ногой открытую дверь прачечной, будто почувствовав, что у них появился соглядатай. И даже не посмотрела, кто стоял у двери.