– Да, я же тебе говорила. Хелен их сшила.

– Мальчики-пажи – только начало катастрофы. Но голландские костюмчики?! Что дальше, Речел? Неужто ты метишь на награду «Самая безвкусная свадьба года»?

– О чем ты говоришь?

– Розовые розы. Струнный квартет на приеме. Засахаренный миндаль для каждого гостя!

– Это не безвкусица.

– Зато смертельная скука.

– Яслин. Что с тобой творится?

– Да брось. Что творится с тобой? Собираешься принести клятву любви, почитания и послушания, а потом начать одеваться по каталогу «Воден»? Трансформация началась еще во время помолвки. Ты превращаешься в мать Патрика.

У тебя будет скучнейшая в мире свадьба и скучнейшая в мире жизнь!

– Не понимаю, что на тебя нашло. Не хочу больше ничего слышать.

Речел развернулась и пошла прочь. Пройдя два шага, сорвалась на бег и заплакала. Яслин замерла посреди площади по колено в грязной коричневой жиже. Парочка британцев-молодоженов, заставшая конец ссоры, с отвращением уставилась на нее.

– Догони ее, – сказала женщина. – Если, конечно, ты не законченная тварь.

– Заткни пасть и не суйся не в свое дело, – огрызнулась Яслин.

Но она все же догнала Речел. Пришлось бежать, чтобы успеть за ней. Когда наконец она схватила Речел за рукав, та рассерженно вырвалась.

– Не хочу с тобой разговаривать, – произнесла она. – С чего вдруг ты стала такой гадиной?

– Извини, – выпалила Яслин. – Я не думала, что говорю. Извини, извини, извини.

Речел остановилась. Лицо распухло от слез.

– Почему ты наговорила всю эту чушь насчет скучной свадьбы? – жалобно пролепетала Речел.

– Не знаю, – ответила Яслин. – Ведь на самом деле я так не думаю. У тебя будет чудесная свадьба, Речел. И мне нравятся мальчики-пажи, честно. Просто сорвалась, потому что сегодня плохой день. Вообще вся неделя плохая. Не понимаю, что со мной стряслось. С тех пор как мы приехали, мне как-то не по себе.

Лицо Речел смягчилось.

– Как раз перед отъездом у меня был очень неудачный период, – продолжала Яслин. – На работе затишье, и я не знала, что мне с этим делать.

– Ты же получила новый рекламный контракт, – заметила Речел.

– Роль мамаши, – призналась Яслин.

– Разве это плохо?

– Плохо. Моя модельная карьера окончена. – Она шмыгнула носом и вытерла щеку рукой.

– О боже, ну вот и слезы, – ахнула Речел. – А ведь это я должна расстраиваться. Ты только что прошлась по поводу моего выбора свадебных цветов.

– Извини. Мне правда очень жаль. Я тебя расстроила, хоть и не хотела, я чувствую себя ужасно и не понимаю, что со мной творится. – Яслин схватилась за живот. – Проклятье, когда закончится этот отпуск, в жизни не возьму в рот турецкую еду.

– Дело не в еде. Мы с Кэрри Эн чувствуем себя нормально – с тех пор как прекратили пить воду. Ты должна чистить зубы водой из бутылок, – деловито заметила Речел. – Не то каждый раз будешь травиться.

– Знаю, – сказала Яслин. – Извини. И прости, что вела себя как последняя сука.

– Ничего, – ответила Речел и обняла Яслин за трясущиеся плечи. Слезы лились рекой. – Пойдем-ка выпьем мятного чаю, чтобы живот прошел. – Она показала в сторону уютного маленького кафе в дальнем углу площади. – И там, – добавила она с каплей сарказма в голосе, – ты и расскажешь мне, какие свадьбы в этом году принято устраивать в модном обществе.

– Ты лучше всех, Реч, – проговорила Яслин. – Иногда я сама не понимаю, почему ты со мной дружишь.

– Загадка, – согласилась Речел.

Речел и Яслин не всегда были лучшими подругами. Раньше они вообще не общались. Прошло немало времени со дня их знакомства в начальной школе англиканской церкви (первый класс миссис Гриффитс), прежде чем они подружились. Яслин с самого детства была звездой. Она пришла в школу с актерской уверенностью маленькой девочки, которая пела в расческу с тех пор, как начала говорить, и воспринимала своих соучеников в качестве новых благодарных зрителей.

В отличие от Яслин, Речел возненавидела школу с первого же дня. Прилипла к ногам матери, ожидая первого звонка у школьных ворот и затрусила в самый дальний конец классной комнаты. Она до смерти боялась описаться, но ей не хватало духу попроситься в туалет и пришлось терпеть до дома. Все шесть лет, последовавшие за тем кошмарным первым днем, были не лучше.

Речел не хотела, чтобы они с Яслин Стимпсон попали в одну и ту же среднюю школу. И это было взаимно. Когда в средней школе для девочек на Рибстон-роуд они оказались в одном классе, Яслин сделала вид, будто незнакома с бывшей товаркой по начальной школе Сент-Эдвард. В новом классе она тоже стала самой популярной девочкой. Дети дрались за право сидеть рядом с ней. Она даже ввела что-то вроде расписания дежурств. Таня сидела с ней на английском, Дебби на истории и так далее… Речел всегда садилась по меньшей мере за десять парт от рибстон-роудовского ответа Вайноне Райдер из «Хитер».[18]

Поэтому Речел и остолбенела, когда в один прекрасный день ее мать заявила, что Яслин поживет с ними на уикенд. Миссис Бакли работала вместе с мамой Яслин в городском совете. Несмотря на явную антипатию дочерей друг к другу, Черри Стимпсон и Меган Бакли были закадычными подругами, но Речел и в голову не приходило, что ее мама попытается насильно сдружить ее с Яслин. Ни за что на свете.

У родителей Яслин трудности, объяснила миссис Бакли. Они собираются уехать на уикенд, чтобы все обсудить, и не хотят брать с собой Яслин.

– Она что, не может побыть у своей бабушки? – спросила Речел.

– У нее нет бабушки. Она поживет с нами, – отрезала миссис Бакли. – И не вздумай болтать на всю школу почему. Ты должна быть хорошей подругой. Ты ей нужна.

Новости о предстоящем уикенде в доме Речел никак не повлияли на поведение Яслин на той неделе. Она по-прежнему не разговаривала с Речел – пока они не оказались за одним столом в пятницу вечером. И первыми словами Яслин спустя десять лет полного равнодушия в школе были: «Передай кетчуп, пожалуйста».

Речел закипела от злости. Даже в собственном доме Яслин умудрялась заставить ее чувствовать себя неловко! Она грохнула об стол бутылкой томатного соуса. Яслин взяла кетчуп и принялась столь же яростно и враждебно трясти бутыль. Но оказалось, что выдавив соус на свою тарелку, Речел плохо завернула крышку. Она выстрельнула, и кетчуп залил Речел с головы до пояса. Новый топик, только сегодня купленный в «Ривер-Айленд» – ведь ей хотелось выглядеть круто, когда прибудет самозванка, – пропитался клейкой красной жижей. Пятно в жизни не отстирается, она была уверена. Речел не утешало даже то, что кетчуп скрыл ее неудачное мелирование. Она закрыла глаза. Капля соуса упала с кончика носа на скатерть.

Ошеломленную тишину, повисшую сразу после происшествия, нарушил единственный смешок. Отец Речел не сдержался и прыснул. И миссис Бакли, завидев слегка подрагивающие плечи мужа, тоже прикусила губу. Яслин и Речел таращились друг на друга. Речел казалось, что она вот-вот расплачется. Если Яслин посмеет засмеяться, она ей врежет. Напряжение становилось нестерпимым. Потом мистер Бакли громко рявкнул: «Ха!», и, словно дождавшись его позволения, миссис Бакли залилась хохотом, да так, что чуть не подавилась.

– Это не смешно! – запротестовала Речел.

И тут, впервые в жизни, Яслин за нее заступилась. Словно сговорившись, они сидели с каменными лицами, защищая свое подростковое право на серьезность в экстренных ситуациях, – например, когда приходится сидеть за обеденным столом со злейшим врагом и сохранять хладнокровие, хотя вы обе, и даже собака, перемазаны кетчупом. Собака, по крайней мере, могла вылизаться.

– Это не смешно! – еще раз прокричала Речел.

Она грохнула кулаками по пластиковому столу, да так, что тарелка подпрыгнула, а горошинки покатились к краю (собака подумала, что попала в рай). Потом вскочила на ноги и вылетела из кухни. К изумлению мистера и миссис Бакли, Яслин побежала за их дочерью и обнаружила ее у подножия лестницы.