— Как в сказке, — все, все умерли… И я, и все мы, — пигмеи. И планета… Все! — Он запрокинул назад голову, и залился тихим смехом человека, балансирующего на грани яви и бреда. — Не переживай, о высокое существо! Я ещё не сбрендил, и чувствую себя прекрасно… И даже почему-то больше не боюсь сдохнуть. Я бы даже спел, будь у меня голос. Интересно, этот жулик Нортон, с которым мы вместе обтяпали столько дел по обустройству тонхов… Он пришёл бы поссать, хохоча, на мою могилу? Знаешь, Архангел, а я бы при этом даже не дёрнулся. Потому как всё это, — он обвёл грязным пальцем помещение, валяющиеся на полу трупы, — как и это говно, — человек ткнул им в направлении биомассы под колпаком, — как я сейчас вот думаю — как-то… неправильно, что ли! Мне стоило бы даже навалить на неё вонючую кучу. Да побольше… Так что ты говорил там о выборе? — Человек всё ещё немного покачивался, стоя на непослушных ногах, и мило улыбался, преданно глядя на примолкшего и нервно похрустывающего пальцами анаггеала. Тот выслушал эту «проповедь», ещё раз подумав про себя с сожалением, что виною столь странного поведения человека служит приступ болезни. Это вот-вот должно пройти, успокоиться на пару часов. После чего вновь повторится, с большей силой, и уже не отпустит Питера практически до самого конца. То есть лёгкий налёт сумасшедшинки с каждым часом будет всё сильней, всё устойчивее трансформироваться в истинное безумие. Лишь в краткие моменты просветления Гарпер будет помнить и ощущать сам себя. Следовало не тянуть…
— Землянин, ты один из немногих, к кому я счёл возможным обращаться, именуя тебя именно титулом принадлежности к планете. Не мне судить тебя и твою жизнь, не мне решать твою дальнейшую судьбу… Но в моей власти предложить тебе сейчас именно то, до чего, как мне показалось, ты действительно стремительно возрос. Скажи мне, чего бы ты хотел в свои последние часы? Уйти отсюда? Тогда я провожу тебя, — здесь рядом отсек со средними модулями. Ты сядешь в один из них, и я отправлю тебя на поверхность. Заданные параметры посадят модуль там, где ты укажешь. И я не осужу тебя. Именно здесь, как я вижу, ты, страдая, вкусил уроки жизни сполна. И они немного, но изменили тебя, что уже само по себе достойно считаться настоящим озарением. Тем, что недоступно многим из вас на уютном смертном одре. По крайней мере, принеся своей душе нежданные плоды, ты сможешь хотя бы умереть свободным. В муках, но свободным. Успев насладиться последними часами, отпущенными тебе Всевышним. Увидеть восход и закат. Вдохнуть воздух, которым ты дышал от рождения. Вспомнить и наново прожить всё, что было светлого в твоей жизни…
Гарпер сфокусировал на Маакуа свои помутневшие глаза, нахмурился и совершенно серьёзно, чётко и без только что прорывавшихся в его говоре глупых интонаций хрипло спросил:
— Понятно. А что ещё достойного ты можешь мне предложить, если я откажусь подыхать там, на морозе, как замерзающий в горшке тюльпан?
Пришелец вздохнул с видимым облегчением, словно слова Гарпера избавили его от необходимости предпринимать в дальнейшем попытки убеждения. "Гордец, что прожил отпущенное ему время с негнущимися коленями. И таким он умрёт", — подумалось ему мимолётно:
— Посмотри сюда. — Он взял за человека за локоть и немного развернул в сторону матово поблёскивающего купола:
— Здесь, под этим сооружением из кристаллических соединений слюды и кремния с кучей редких элементов, ты видишь своего рода поджелудочную железу и одновременно сердце корабля. Нет, это не собственно гипофиз, не мозг и не другой мыслящий орган. Хотя в известной степени он разумен и даже способен питаться, подобно насекомому, жидкими белковыми субстанциями. Разумен, и именно до той степени, что позволяет ему принимать самостоятельные решения на уровне вырабатывания приемлемых вариаций существования корабля и обеспечения жизни его команды. Способный плодиться в случае его собственной естественной смерти. Это — искусственно выращенный за полтора тысячелетия генератор и накопитель энергий одновременно. Чудовищных энергий. Это та мощь, что преобразует и накапливает собственно энергию Пространств, давая кораблям других рас фактически неограниченную возможность преодолевать Пространство. Это гениальнейшее изобретение анаггеалов, Питер. Изобретение, которое распространилось по Вселенной миллиарды лет назад. Именно нам расы, ныне населяющие самые разнообразные и отдалённые миры, обязаны возникшей возможностью покорять дальние звёзды. Возможностью обретать новые Дома, покидая погибающие созвездия… Это — практически разумная биомасса, выращенная с огромным трудом из редчайших «волокон» и набора клеток планеты Иузулл. Древнейшая планета, «первородок» Вселенной. В соседнем от нашей давно погибшей родины созвездии. Планета — хищник, на поверхности которой нет и не может быть жизни, подобно паразитам на теле мыслящего существа, потому как вся она сама — Жизнь. Высадиться на неё уже само по себе подвиг, ибо она старается без разбора и «диалога» убить всех, кто осмелится достичь её податливой поверхности. Мы смогли сделать это, потратив две с лишним тысячи лет полёта к ней и обратно, потеряв много лучших воинов. Но вырванной зубами пригоршни её внутреннего тела нам хватило для того, чтобы через полторы тысячи ваших лет поднять к дальним звёздам могучие корабли с практическим неисчерпаемыми ресурсами энергии и "запасом хода". И вот, хотя и старались тщательно оберегать нашу тайну, это чудо со временем стало доступно всем, даже тонхам. Возросшее на материи их собственного мира, оно уже давно стало другим. Чужим и непослушным для своих первых создателей. И оно не признаёт более тех, кто взрастил его, наделил даром полёта и счастьем открытия новых миров. Это главный орган корабля, Питер. Вы привили тонхов, чьи гениальные организмы впитали и на редкость хорошо усвоили антитела. Но этот орган… Он жил и живёт в полной, абсолютной изоляции. Что от микрофлоры Сильных, что от микроорганизмов других рас. Он стерилен, и не знает понятия «болезнь». В этом его беда. Потому как замедление, сбой его функций, его медленная смерть в случае заражения будет означать лишь одно, — его гибель. Или — выигранное для нас время. Время, достаточное для того, чтобы воины тонхов не проснулись ещё две недели, или хотя бы три… Чтобы Луесс не смог проснуться во всей своей силе. Ибо именно сейчас он будет полон мощи, как никогда до этого. Чтобы собрались и отвлекли тонхов атаками правительства государств, чьим лидерам мне удалось обосновать необходимость подобного шага. Обосновать помимо их воли, признаю. При этом погибнет много людей, что и не подозревают даже, какие «сны» и «откровения» являлись их лидерам… Правда, их всё равно погибнет куда меньше, чем смогут скоро убить Сильные. Я понимаю, что это звучит кощунственно, но… Всё это оправдано. Цена этих жертв — Время. Которое просто нужно, категорически необходимо подарить Земле. Время, которого может едва хватить на то, чтобы мои воины успели. Чтобы успел Избранный, если он действительно здесь. А потому я буду просить тебя о твоей, собственной жертве…
Он умолк. Немного оклемавшийся Гарпер внимательно смотрел на омерзительные конвульсии чужеродного вещества, чьи мощь и живучесть принесли на его порог беду. Он размышлял. В нём почему-то не было испепеляющей ненависти к этому организму и Сильным, но сознание какой-то внутренней правоты, удачно перекликающейся с пониманием правомерности столь масштабного убийства, позволяло считать гибель корабля и живого существа, правящего в нём бал, вполне закономерным и необходимым. От с трудом оторвал взгляд от зачаровывающего зрелища кипящей жизни, и обернулся к анаггеалу. Его слова были тяжелы для Первого:
— Ты, выходит, не зря спрашивал меня про Страшный Суд… Насколько я понимаю теперь, для каждого из живущих он будет только свой. Мой — ждал меня здесь. И ты это знал… Но почему я, Маакуа? Не любой другой из пленных, коих, как я понимаю, теперь немало? И каким образом? Нет, я не боюсь, поверь. После бесед с тобою мне больше нечем и незачем жить. Внутри лишь пустота и боль. Я болен, я чувствую твою правоту. Скоро подохну, это понятно. Но и не это меня почему-то волнует больше всего. А вот то, словно что-то потерял… Навеки и безвозвратно. Всё, чем жил. Зачем и во имя чего жил. Всё шелуха, всё суета… А взамен — нет ничего. Я ничего не приобрёл. Кроме разве что осознания напрасности и презренной греховности собственного бытия… Вот это меня и убивает. — Питер немного помолчал, как если б собирался с мыслями, боясь упустить что-то важное.
