Пожалуй что и нет, думаю я.

Пару минут мы едем молча. Потом нас окликают королевские егеря.

Лека протягивает им бирку коронного пропуска. Говорит:

– Карел просил вас проводить меня к дому сэра Конрада.

– Карел? – жадно переспрашивает егерь. – Так это правда, что он вернулся?

– Он коронован, – отвечает Лека.

Егерь присвистывает. Другой хрипло спрашивает:

– А старик?!

– А война? – подхватывает первый. – Мы тут сидим в дебрях, что те медведи, одно название, что королевская служба! А новости доходят, как до края света.

В результате всю дорогу до дома сэра Конрада мы наперебой рассказываем егерям историю возвращения и коронации Карела. Хотя, скорей всего, насчет «края света» они приврали – герольд сэра Оливера должен был добраться до Коронного леса еще, пожалуй, пару дней назад. Скорее – подзагуляли парни, вот и упустили вести из столицы…

Дом стоит посреди просторной поляны, отгороженный от леса лишь легком деревянным заборчиком.

– Несолидно, – хмыкает Лека.

– Земля короны, – поясняет егерь. – Дом пожалован сэру Конраду, но ставить приличный забор он не имеет права. Считается, что сэр Конрад присматривает здесь за королевскими охотничьими угодьями.

– Я думал, вы присматриваете.

– Ну, он как бы наш почетный капитан. В его поместье подземельные похозяйничали, так что земля-то у него есть, а жить негде. А об этом доме мало кто знает. Его еще дед старого короля для своей любовницы выстроил. Приезжал вроде как поохотиться… – Егерь усмехается, не договорив. И кричит: – Эгей, сэр Конрад! Принимайте гостей!

Лека спешивается, хлопает гнедого по шее. Бурчит:

– Кони у Карела… с нашими разве сравнить?!

Визжит несмазанная дверь. На крыльцо выходит, шаркая ногами в мягких туфлях, старик. Сипит:

– Время к ночи, какие гости. Господин уж и вечерять заканчивает.

– И твой господин откажет в ночлеге двум усталым путникам? – преувеличенно удивляется Лека.

Дверь визжит снова: из дома выскакивает, видно, сам сэр Конрад. Уж не знаю, вечерять ли он заканчивал или вовсе даже на охоту собирался, но из-под теплого, подбитого волчьим мехом камзола выглядывает кольчуга, а широкий пояс отягощен, помимо шпаги, тяжелым ножом. А что, такой может и на охоту, на ночь-то глядя! Не старый еще, и хоть кряжистый, а двигается быстро. Вояка.

– Гуго, негодяй, что ж ты меня перед людьми позоришь! Что ж ты снова вздор несешь! А ну, посторонись! Заходите же! Какими судьбами ко мне, молодые люди? Джеф, ты давно не заглядывал, никак сговорился со своей зазнобой? Будь другом, покажи молодым людям, где конюшня. Херби, как сынишка? Поди, лучше папаши стрелять выучился? Гуго, негодяй, а ну марш на кухню, вели греть ужин!

– Он мне нравится, – бормочет Лека, расседлывая своего гнедого.

– И я даже знаю, почему, – киваю я. – На Афоню похож.

– Да ладно!

– Серьезно тебе говорю, похож. Джеф, щетки где?

Гнедой вздыхает и тянется к сену.

– Идите уж, – хмыкает Джеф. – Я почищу. А то сэр Конрад, чего доброго, сам сюда примчится.

Лека глядит на Джефа недоверчивым взглядом.

– Знаю, что говорю, – уверяет егерь. – Вы гости, сэр Конрад насчет этого строг.

Найти в доме сэра Конрада оказывается проще простого: густой его голос разносится по коридору, как тревожный набат.

– Что ж ты, Гуго, дурной такой! Что ж ты снова вздор несешь! Ты мне рассуждения эти брось, Джеф и Херби кого попало не приведут! – Бедный Гуго бормочет что-то в ответ, но тягаться с сэром Конрадом ему явно не по силам.

Лека уверенно открывает нужную дверь.

Здесь, видно, сэр Конрад любит проводить вечера. Камин и свечи, массивные кресла резного дуба, дубовый же стол, нахально попираемый пыльным бочонком…

– Ужин подадут сюда, – сообщает гостеприимный хозяин, широким взмахом руки указуя на кресла. – Располагайтесь, прошу вас! Херби сказал, вы из столицы. Что слышно новенького? Как здоровьице доброго нашего короля?

Лека придавленно фыркает.

– Ничего здоровье, хвала Господу, – едва удерживаясь от смеха, отвечаю я. – И то сказать, молод он еще, чтоб на здоровье жаловаться.

И мы с Лекой опять, припоминая подробности, рассказываем о событиях в столице… а потом Лека вручает сэру Конраду донос и напрямую спрашивает об изгнаннике; а потрясенный новостями сэр Конрад не находит ничего лучше, как поднять старика-предсказателя из постели – решает, видно, что новости того стоят! – и мы так и сидим до рассвета, сначала отвечая на жадные вопросы хозяев, а после – слушая рассказ о мытарствах бывшего королевского предсказателя.

Весь день я провожу у брата библиотекаря. А после вечерней трапезы меня подзывает отец Николас:

– Как движется доверенное тебе дознание, сын мой?

– Думаю, светлейший отец, скоро я с ним закончу, – отвечаю, поспешно прикидывая, чем можно оправдать необходимость поработать еще недельку-другую. – Сегодня мы с братом библиотекарем записали, как принц Карел получил корону Таргалы…

– Да, я знаю, – кивает отец Николас. – Потому и спрашиваю: чего еще взыскуешь ты, Анже?

Ну вот… так я и знал!

– В Корварену начали съезжаться посольства, – кидаюсь я в объяснения, – и они не смогут не заметить слабость Таргалы. Однако мы знаем, что все время правления святого Карела Золотой Полуостров жил мирно. Я хотел, светлейший отец, увидеть… и записать, потому что это было бы достойным завершением доверенного мне труда… увидеть, как именно молодой король опустошенной и ослабленной страны сумел укротить воинственный дух сильных соседей.

– «Кто с войной к нам придет, – напоминает отец Николас знаменитые слова святого Карела, – в нашей земле и останется».

– Мыслю я, одних слов было бы мало. Чем-то король Карел их подкрепил. Сильно и убедительно. Узнать бы, чем…

Отец Николас надолго задумывается. Я молчу, не смея прерывать его размышлений, и только ругаю себя, что не смог, видно, высказаться убедительно. И всей душою молю Господа: пусть дадут закончить! Хоть немного еще…

– Сила Господня в бедствиях совершается, – изрекает отец Николас. – Ты ведь наблюдал уже это, сын мой. Ты ведь знаешь: человек ходит, Господь водит.

Я стою молча. Кажется, и дышать забыл…

– А может, и прав ты, – продолжает вдруг отец Николас. – Господь-то водит, да не всякий ведется. Тем и славен остался король Карел, что прозревал волю Господню… работай дале, сын мой. Благословляю.

Я низко склоняю голову. И думаю невпопад: надо взять Юлину брошку. Может, в этот раз угляжу, что же такое творится в Славышти…

Софи жалобно всхлипывает. Она добралась сюда из последних сил, и вот… уж полчаса, наверное, стучит, все кулаки отбила, – и никто не открывает. Что за беда?!

– Вы, прекрасная госпожа, кого ищете?

Софи резко оборачивается, еле устояв на ногах. Сначала ей кажется, что остановившийся рядом с нею парень попросту насмешничает, но… нет, вряд ли. Хоть и улыбается, но глаза серьезные…

– Я, видите ли, случайно знаю, что хозяйка этого дома третьего дня уехала в Себасту.

– Здесь… здесь жил мой брат. Я думала, мне подскажут, где он может быть… думала, они могут знать… вдруг он заходил сюда.

Софи утыкается лицом в Ласточкину гриву. Что делать, где искать?! Свет Господень, неужели зря… она такой путь проделала, одна, без защиты, полагаясь только на себя и своих коней… и не щадя ни коней, ни себя… неужели зря?!

– Не плачьте… слышите, не надо… брата как зовут? Ну, отвечайте же!

– Се… Сер…

– Серега?

– Вы знаете?!

– Хотите, я отвезу вас к нему, прекрасная госпожа?

Похоже, тут ей стало дурно… во всяком случае, когда в глазах чуть проясняется, Софи обнаруживает, что незнакомец самым что ни на есть наглым образом занял ее место в Ласточкином седле, а ее, будто неженку какую, посадил перед собой, да еще и держит за талию. Она бы возмутилась, обязательно, непременно возмутилась бы – останься хоть немного, хоть крошечная крошка сил. Но сил нет даже на то, чтобы перестать плакать.