– Эх, молодежь, – сипит Хозяин Подземелья. Широкая ладонь замирает на миг, и саламандра нетерпеливо дергает головенкой. – И что вы сразу о худшем? Попугаем его для начала. Может, этого и хватит.

– Его напугаешь, – отзывается Серега.

– Э-э-э, в наших руках его сын! Одно дело – выгнать наследника вон, и совсем другое – оказаться виновником его мучительной смерти.

– Король Таргалы перешагнул этот порог, – тихо произносит Лека. – Карел уже мог умереть по его вине… даже по его приказу.

– Но не от рук его врагов… – Карел смотрит в огонь и говорит, кажется, туда же. – Это может сработать. По чести, я не соглашусь на что-то другое, не испробовав этот путь.

Лека вздыхает:

– Ладно, ты вправе. Только, знаешь, Карел… хорошо бы уже сейчас начать думать, каким путем идти, когда этот не сработает.

Брат библиотекарь отшвыривает прочь сломавшееся перо и хватает другое. Серж молча качает головой. Я понимаю, что он хочет сказать: два сапога пара, оба как одержимые… Что ж, он прав. Мы двое, и третий – Пресветлый; вот кто радовался бы сейчас, ведь я наконец-то дошел до сути, до исполнения пересказанного мне гномами пророчества, до той части сказания, которую всяк менестрель по-своему додумывает – потому что правда неведома людям.

А мне вспоминается почему-то рассказ брата библиотекаря о хрониках Смутных Времен. О тех хрониках, что записаны были со слов Карела… Уж он ли не очевидец! Впервые задумываюсь я о том, что не без причины захотел король Карел скрыть от потомков правду. И не лучше ли было нам проявить уважение к воле святого?

Я гоню охватившее меня смятение: наверное, Пресветлому лучше знать. Уж если благословил он меня на это дознание…

А то ты не знаешь, зачем да почему он тебя благословил, возникает внутри непривычно ехидный голос. Непохожий на обычные мои мысли, но почему-то очень напоминающий Серегу. Да, друг Анже, погряз ты! Вот уж и голоса слышатся, скоро видения с явью путать начнешь.

Пусть. Неважно все это. На самом-то деле не трогают меня сейчас ни планы Капитула, ни мысли о воле святого; уж если терплю я молчаливую укоризну Сержа, так их и вовсе могу из головы выкинуть. Потому что я погряз, да. Никогда больше не смогу я спокойно слушать повествующих о святом Кареле менестрелей. Я хочу знать, прах меня забери… хочу знать, как все было на самом деле.

Карел опирается о косяк и криво улыбается. Он бледен, камзол накинут на голые плечи, рубаха в руке.

– Все-таки с кротов начали? – спрашивает Серега. – Ты ложись, не стой. Вина выпей и укройся хорошо. Знобит после них долго.

– Ерунда! – Карел роняет рубашку на пол, падает в любимое кресло перед очагом и внимательно оглядывает руки. – Здесь отогреюсь. Серега, у тебя их укусы видны еще?

– Если знать, что искать, то да. – Серый снимает с кровати Карела одеяло. – Укутайся, серьезно тебе говорю.

– Да что ты его уговариваешь! – Лека одним рывком поднимает Карела с кресла, накидывает одеяло ему на плечи, толкает обратно и укутывает. – И всё. Карел, ты ведь посмотрел, что вышло? Как, впечатляет?

– А то! У самого волосы дыбом встали, как со стороны поглядел. Должно пронять…

– А не проймет, тогда что?

– Вот тогда и поговорим, – упрямо отвечает Карел.

– Лека, прекрати. Хватит на него давить. Какой ни есть, а отец! – Серега выглядывает в коридор. – Вон, обед несут, а вы всё цапаетесь.

– Ладно, не буду. Прости, Карел.

С едой у гномов и впрямь туго – но все же получше, чем у мадам Урсулы. Плата за безопасность, вспоминает Лека, аккуратно прихлебывая горячую, заправленную чесноком и травами мясную уху.

– Хорошо, – бормочет Карел. – Вот что греет. Не хуже жаркого из «Ваганта».

Хозяин Подземелья приходит, когда с едой покончили и лениво тянут эль. Пристраивается у огня, оглядывает троих друзей – и останавливает взгляд на Кареле. Сообщает:

– Одна хорошая новость есть: наш гонец вернулся живым.

– Уже?! Нечистый меня задери… Отсюда до Корварены не меньше двух недель верхом!

– Пару лет назад мы купили несколько наговоров переноса. И загодя их насторожили.

Лека и Серега дружно хохочут.

– Так значит, гонец прыгнул по наговору туда и так же обратно, – стонет сквозь смех Серега. – Хотел бы я поглядеть на короля!

– Что смешного? – спрашивает Карел. – Что за наговоры? Свет Господень, Лека, перестань ржать и объясни!

– Говорил я тебе, что ваша разведка никуда не годится? Ох, Карел! Нет, ты представь: гонец Подземелья возник из воздуха перед королем, передал ему, что велено, и исчез раньше, чем подбежала стража. Так это выглядело, понял? Вообрази, что будет с королем после такого представления!

– Так… можно?! Но постой… ведь это ж, значит, всю охрану…

– Не так просто делается, как выглядит, – смеется Лека. – Уж поверь, куда дешевле добраться до нужного места своим ходом. Но – риск есть всегда, верно.

– Очень дорого обходится, – кивает Хозяин Подземелья. – Однако впечатляет. Король Таргалы, не огражденный от врага даже в собственных покоях… – И старый гном скрипуче хихикает.

– Постой, – Карел дергается. – Так, выходит, вы давно могли просто убить его?

– Уж пару лет как могли, – кивает гном. – И до этого дня. Теперь – не можем. Наговор использован.

– Но тогда почему?…

– Э-э-э, принц… – Гном протягивает руку в огонь, и на его плечо взбегает маленькая саламандра. Обвивается вокруг шеи воротником, трется головенкой о морщинистую щеку. – Нам нужен был мир, и мы знали, что ждать его надо от тебя. Всегда знали, принц. И мы боялись, убив твоего отца и короля, получить мстителя. Озлобленного и неумолимого.

– Да, пожалуй, – бормочет Карел.

Какое-то время тишину нарушает лишь потрескивание огня. Но вдруг Хозяин Подземелья выпрямляется и произносит странно напрягшимся голосом:

– Он заглянул в камень. Теперь мы узнаем… Мальчик, налей воды вон в ту чашу. – Корявый палец гнома тычет в сторону полки, где выстроились в рядок разной формы и размера серебряные кубки, изукрашенные каменьями и чеканкой. Серега наливает в чашу воды, подает гному. Тот вынимает из кармана крупный, ограненный простым восьмигранником красновато-коричневый гиацинт. Камень падает в воду без всплеска, бросая напоследок кровавый блик на лицо Карела. Лека вздрагивает – ерунда, конечно, а вот отзывается в душе недобрым предчувствием. Над водой повисает, едва заметно мерцая, окошко, повторяющее непритязательную форму самоцвета. Гном бормочет несколько неразличимых слов, окошко подрастает; теперь в нем можно увидеть глядящего в камень короля Анри. В такой же точно ограненный восьмигранником гиацинт…

Карел замирает, сжимая побелевшими пальцами края одеяла. Лека подается вперед, силясь разглядеть выражение лица деда. Серега смотрит на короля Таргалы, рассеянно потирая шрам. Хозяин Подземелья продолжает шевелить губами, но теперь – беззвучно. И даже треск огня отодвигается далеко-далеко, в другой мир, в гномье Подземелье – а они четверо находятся сейчас в покоях короля Таргалы. Видят, как наливается кровью его лицо. Слышат тихий скрип отворяющейся двери.

Король отшвыривает камень и разражается непристойной бранью. Лека невольно взглядывает на Карела – и отводит взгляд. Эх, Карел… ну когда ты поймешь, что не тебе стыдиться надо – ему?!

– Что на этот раз, мой король? – суховатый, чуть надтреснутый голос аббата звучит усталой укоризной.

Новый поток ругательств завершается взмахом руки в сторону упавшего в кресло гиацинта.

– Помедленнее, мой король! – Аббат берет отливающий кровью самоцвет, вертит в худых пальцах. – Что стряслось – гномы? В таком камушке, мне кажется, должно быть послание? Вы смотрели, мой король?

– А, он знает, – бормочет Хозяин Подземелья.

– Эта сволочная нелюдь, – король трясет кулаком и тычет пальцем в пол, – вот здесь, прямо здесь! Из воздуха! Как к себе домой, – и Анри Грозный, король Золотого Полуострова, выдает тираду, коей позавидовал бы самый отъявленный головорез. Аббат вздыхает и заглядывает в ограненный восьмигранником гиацинт. И замирает.