Внимательное ознакомление с «Волшебной свирелью» позволяет понять концепцию и связанную с ней композицию книги: составители показали роль устной и письменной словесности в формировании белорусского народа и белорусской нации. Без знаковых писателей XIX–XX вв. картина становления была бы неполной. Среди них и апологеты сугубо национального письма, и сторонники европейских и русских традиций (к примеру, М. Богданович под влиянием французской литературы был склонен к «твёрдым» стихотворным формам).
Белорусская словесность от народных сказок до произведений современности пропитана поэтикой пробуждения национальной идентичности. Поэма Я. Коласа «Новая земля», названная философом В. Кононом «эстетической экзистенцией белоруса», — красивая национальная утопия с культом белорусской природы, ценности человека как духовного существа. Беларусь в этой поэме предстаёт «новой» в значении переосмысления её этнического статуса.
Я. Купала в книге представлен и пророком, предвещавшим обретение Беларусью независимости («Выйди, сторонка моя, из недоли…»), и живописцем повседневной жизни белорусских тружеников:
Теперь белитесь добела, холстинки,
Чтоб стать как день, как месяц белый,
Как молоко в коричневатой кринке,
Как стебелёк соломы спелой!
(«Беление холста».
Перевод В. Рождественского)
К корпусу текстов предпосланы иллюстрации, среди которых наиболее заметны летящие, выпуклые образы из серии работ А. Кашкуревича к произведениям Я. Купалы и Я. Коласа.
Первые презентации «Волшебной свирели» состоялись в Москве и Минске — в издательстве «Художественная литература» и Национальной библиотеке Беларуси.
Елена ЗЕЙФЕРТ
По-другому не выжить никак…
Совместный проект «ЛАД»
По-другому не выжить никак…
КНИЖНЫЙ РЯД
Анатолий Аврутин. Август в декабре : Книга поэзии. — СПб.: НППЛ «Родные просторы», 2009. — 220 с.
Читать книгу Анатолия Аврутина я начал ещё в электричке. Кто-то, может быть, скажет, что это неуважение к автору, а то и к самому высокому жанру. Я спорить не буду. Хочу, и читаю… А была бы возможность читать вслух, так бы и сделал. Вот с этого стихотворения и начать бы:
Откуда свеченье? Не знаю… Не знаю…
Какие-то тени проходят по краю,
Мелькают какие-то странные лица,
С иконы Христос призывает молиться,
Безлисто октябрь за окном непогодит,
И с каждой секундою что-то уходит.
Уходит из памяти и устремлений
В сплошном ореоле каких-то свечений…
Откуда свеченье? Не знаю… Не знаю…
Но только опять пустоту осязаю,
Роняю блокноты, хватаю стаканы,
Кричу отраженью:
«Отстань, окаянный!»
Какие-то ложки, какие-то книги,
Будильник… Открыточки
с видами Риги,
Очки… С прошлогодним
докладом газета…
И снова являются лучики света.
Откуда свеченье? Не знаю… Не знаю…
Живущий в Беларуси Анатолий Аврутин не только пишет по-русски, но и издаёт русскоязычный журнал «Немига литературная». Он автор нескольких книг стихов, о которых очень подробно рассказывается Татьяной Романовой-Настиной в предисловии к этой книге. И повторить за ней я не считаю зазорным: «Масштаб всякого творчества равноценен духовно-нравственному потенциалу». По её мнению, в «поэтической натуре Анатолия Аврутина естественным образом умещается весь мир».
Что же успел накопить автор, ведомый судьбой, перешагнув дантовскую середину жизни доброе десятилетие назад? Что вместила душа его?
Говорит он вроде бы о тех же вечных темах: одиночестве человека на Земле, о болезненном разрыве с матушкой природой, о любви к женщине, детям, а через взаимность этого чувства — к самой жизни, в общем, о трагичности бытия… Аврутин творит свой мир, постигая его заново. В его стихах лирика неразрывна с философией, но поэт не умничает, не поучает, а просто подводит нас за руку к примерам из жизни, и мы читаем вместе с ним:
Зачем обугленной душе
Таить вчерашнюю остуду,
Когда понятно, что уже
Ни злым, ни ветреным не буду?
Вот только лампа дочадит,
Вот только пальцы отогрею…
И брошу всё… И пусть летит
Листва на чахлую аллею.
Пойду походкою иной,
Не слыша голоса в тревоге:
«Вон тот… С остылою душой…
Зачем он бродит по дороге?»
Не большинство ли из нас бредёт с остылою душой, выстуженной ветрами перестроек и революций? Бредём, успевшие на такой короткой тропочке жизни уже не однажды отречься от наследства отцов и заново его же возлюбить, пытаясь затеплить почти угасшие угли родовых очагов… Может, Аврутину, живущему в одной из частей той огромной нашей общей Родины, в той стране, про жизнь в которой иногда говорят сегодня «почти советская», повезло больше нас, и он не успел затоптать угольки и могилы предков? Не от этого ли его стихи звучат несколько «по-пушкински», «по-тютчевски», «по-фетовски» и по-хорошему «по-советски»… Надо признаться, эта «ретроградность» пришлась по душе мне не менее, чем авторская мастеровитость, богатство строфики, широта тематического охвата, тонкая внутренняя перекличка с классиками, странная сегодня душевная ранимость и чувство братского единения с обиженным, обездоленным, «блаженным».
Думается, многие из нас не отказались бы от жизненных уроков, напитывающих память человеческую самыми тёплыми и светлыми, хотя и с грустинкой, воспоминаниями. Читаю книгу «Август в декабре» — и мне слышится удивительный по тональности и сердечной чистоте голос, прорывающийся из гвалта толпы, формирующей хаос.
