– Там тебя будут опекать два доктора, – Редфорд снова заглянул в свои заметки. – Кэрри и Аарон Янклевиц. Ни с мистером Фрэмптоном, ни с кем-либо еще у тебя связи не будет. Все через них. Они встретят тебя в аэропорту с табличкой, на которой будет значиться их фамилия, твой пароль – тринадцать. Все понял?

Я кивнул.

– Они покажут тебе дом, в котором живет мальчуган. Что у тебя за задание, они не знают. Зато знаем мы, не правда ли, дружок? Тебе предстоит доделать то, за что тебе заплатили. И доделать в пятницу, до наступления темноты. Понятно, Стоун? Убить мальчишку.

Я пытался сосредоточиться на задании. Сказать легче, чем сделать. У меня не было ни гроша за душой. Машину «дукати», дом в Норфолке, мебель – все, кроме того, что можно запихать в спортивную сумку, – я продал, чтобы оплатить лечение Келли. Круглосуточный частный уход в Хэмпстеде и регулярные поездки в «Мурингз» съели все, чем я располагал.

Тут Редфорд решил поразвлечься.

– А знаешь что? – Он глянул на Кроссовки.

– Ну что?

– Я бы, пожалуй, сгонял в Мэриленд. Можно б было долететь до Вашингтона, осмотреть для начала достопримечательности. Я слышал, Лорел… – Редфорд обернулся ко мне: – Она ведь там сейчас живет, верно?

Я не ответил. Он и сам все прекрасно знал. Редфорд снова обратился к Кроссовкам:

– Я слышал, там красиво – знаешь, деревья, трава и прочее. Кстати, как закончим в Лореле, ты мог бы отвезти меня в Нью-Йорк, познакомить со своей сводной сестрой…

– Да я тебя к ней близко не подпущу!

У меня ныло под ложечкой, дышать приходилось быстро-быстро, – я думал о том, что может случиться, если я не выполню задания. Но будь я проклят, если стану плясать под их дудку. К тому же я слишком устал, чтобы реагировать на Редфорда.

Час с небольшим спустя «мерс» остановился у въезда на авиабазу, и Кроссовки вылез из машины, чтобы подготовить следующий этап моей жизни. Вернулся он в обществе нервного на вид капрала ВВС. Капрал велел мне вылезти из машины, Кроссовки открыл передо мной заднюю дверцу. Я вылез и кивком поздоровался с капралом.

Мы отошли всего на несколько шагов, когда Редфорд окликнул меня. Я возвратился к машине.

– Забыл спросить, как она, малышка-то твоя, ничего? Говорят, вы с ней на какую-то ферму ездили, перед тем как она отчалила. У нее ведь не все дома, так? – Он ухмыльнулся. – Может, если ты опять напортачишь, ей же будет и лучше – сам понимаешь, мы ей просто окажем услугу.

Вот это уже было лишнее. Дернувшись вперед, я обеими руками схватил Редфорда за голову и, пригнувшись, резко рванул ее навстречу моей макушке. Удар получился болезненный, у меня даже голова закружилась.

Выпрямившись, я взглянул на Редфорда. Он обмяк на сиденье, прикрыв ладонями нос, между пальцами струилась кровь. Направляясь к капралу ВВС, я чувствовал себя намного бодрее.

Кроссовки смотрел на нас с таким видом, словно решал, замочить меня прямо сейчас или немного подождать. Ко времени, когда я буквально втолкнул перепуганного капрала в здание базы, он так к решению и не пришел.

Самолет, совершавший четырех с чем-то часовой перелет из Майами в столицу Панамы, только что набрал крейсерскую высоту. Я сидел у окна в обществе латиноамериканки с пышными волосами и читал туристический раздел журнала, издаваемого авиалинией для своих пассажиров. Когда приходится быстро перемещаться по свету, таким журналам цены нет. Я попытался купить в аэропорту Майами путеводитель по Панаме, но, похоже, подобного рода издания там спросом не пользовались.

Журнал содержал превосходные фотографии экзотических птиц и счастливых индейских детишек в каноэ, и вообще много того, что я уже знал, но никогда не сумел бы изложить с таким красноречием.

Богато иллюстрированные страницы поведали мне, что более всего Панама известна благодаря каналу, соединяющему Карибское море и Тихий океан, а также «процветающему банковскому бизнесу». Разумеется, про операцию «Правое дело» – военное вторжение США в 1989 году, имевшее целью свержение генерала Норьеги, – равно как и про торговлю наркотиками, приведшую к процветанию банковского бизнеса, ничего сказано не было. Что, собственно, неудивительно.

Глядя на бескрайнюю синеву Карибского моря, я думал о Келли. Джош был прав. Ей нужна стабильность. Именно потому она и оказалась у него, а то, что я звоню, когда не следует, и не звоню, когда следует, вовсе не идет ей на пользу.

Сегодня я должен был оказаться в штате Мэриленд, чтобы подписать документы, передающие Джошу все права на опеку Келли, взамен все еще действующего соглашения о моей с ним совместной ответственности. В завещании ее отца опекунами были названы мы оба, хотя жить она должна была со мной. Я теперь и не помнил, почему это так получилось.

Начали разносить еду – упакованные в фольгу подносики. Под фольгой обнаружились макароны. Уплетая их, я размышлял о задании и о полученной от Редфорда информации. Паролем для встречи с Янклевицами было число тринадцать. Такие пароли хороши для людей, не имеющих опыта в нашем деле, или для тех, кто, подобно мне, совершенно не способен запомнить отзыв. Янклевицы запросто могли относиться и к тем, и к другим.

Я не люблю, когда к моим делам подключают кого-то еще, однако на сей раз выбора у меня не было. Я не знал ни где живет мишень, ни ее распорядка дня, а времени на выяснение всего этого у меня не оставалось.

Самолет сел немного раньше, чем следовало, – в одиннадцать тридцать по местному времени. Выйдя из него одним из первых, я направился туда, где выдавали багаж и производили таможенный досмотр. В руке я сжимал два выданных мне в самолете бланка: один для таможни, другой – для иммиграционной службы. В последнем говорилось, что Ник Хофф намеревается остановиться в отеле «Марриотт» – «Марриотты» есть везде.

Помимо одежды – джинсов, рубашки и куртки – у меня с собой был только паспорт и бумажник с пятьюстами долларами.

Пройти через иммиграционный контроль оказалось проще простого, несмотря даже на отсутствие багажа. Таможню я тоже проскочил пулей. Вообще говоря, следовало бы купить в Майами хоть какую-то ручную кладь, чтобы выглядеть посолиднее, да только мысли мои витали тогда совершенно в других местах. Впрочем, оно оказалось и не важно: мысли панамских таможенников явно витали там же.

Я направился к выходу, пристраивая на ремень кожаный футлярчик с многофункциональным ножом «лизермэн». Нож я купил в Майами, однако при регистрации его у меня отобрали, опасаясь, видимо, что я воспользуюсь им для угона самолета. После приземления я получил его на выдаче багажа.

Зал прибытия заполняла шумная толпа. В конце концов я углядел в людском водовороте белую карточку, на которой маркером было написано: «Янклевиц». Державший ее мужчина был худ, ростом примерно с меня и, вероятно, пятидесяти с чем-то лет. На нем были шорты цвета хаки и такая же жилетка из тех, что в ходу у фотографов, надетая поверх выцветшей синей майки. Длинные, пронизанные сединой волосы были убраны в хвостик. Загорелое лицо с серебристой двух-трехдневной щетиной показалось мне каким-то поношенным: похоже, жизнь изрядно его потрепала.

Я прошел мимо него к концу ограждения, намереваясь для начала освоиться и немного приглядеться к мужчине, прежде чем назваться ему. Дойдя до стеклянной стены у раздвижных дверей, я прислонился к стеклу и смотрел, как моего встречающего толкают и пихают в толпе.

Время от времени в поле моего зрения возникали его загорелые, мускулистые ноги. На ногах у него были старые сандалии. Он походил скорее на сельскохозяйственного рабочего или бывшего хиппи, чем на доктора какого угодно рода.

Жара начинала меня утомлять. Я стянул куртку и снова прислонился к стеклу. Неподалеку сидел на скамье единственный здесь человек, не покрытый потом. Белая женщина тридцати с небольшим, похожая на солдата Джейн – короткая стрижка, свободные камуфляжные штаны и мешковатая жилетка с высоким воротом. Глаза были укрыты темными очками, ладони баюкали банку пепси.