Первый удар пришелся в грудь. Я сжался в комок, но сапог Редфорда с силой вдарил мне по бедру. К этому времени я уже прикрыл подбородок, стиснул зубы и плотно сжал веки. Сделать я ничего не мог, оставалось лишь принимать неизбежное, свернувшись, как ежик, и пытаясь защитить скованными руками лицо.

Они схватили меня за ноги и выволокли на середину комнаты. Я старался держать ноги по возможности согнутыми, не позволяя этой парочке растянуть меня так, чтобы живот и пах остались беззащитными. Я приоткрыл один глаз – как раз вовремя, чтобы увидеть, как «катерпиллар» врезается мне в ребра. Я еще ниже пригнул голову, и другой сапог двинул меня по заду. Боль была несусветная. Чтобы умерить ее, я попытался напрячь ягодичные мышцы, однако для этого мне пришлось немного распрямить ноги.

Сапог ударил под ложечку. Меня вырвало желчью, и едкий вкус во рту и носу был едва ли не мучительнее боли.

Было уже за полночь, я лежал скорчившись в углу. По крайней мере наручники с меня сняли. Свет был выключен, мерцал экран телевизора. Ближе к ночи эти двое поужинали пирогом и чипсами и заставили меня поползать по полу, вытирая мою блевотину старой газетой.

Редфорд спал на диване, Кроссовки бодрствовал – сидел развалясь в кресле и следил за тем, не надумаю ли я выкинуть какую-нибудь глупость.

Я вытянулся на полу, положил лицо на руки, закрыл глаза и попытался хоть ненадолго заснуть. Впрочем, ничего из этого не вышло: я не мог избавиться от мыслей о том, что будет дальше. Возможно, моя поездка на Бичи-Хед еще не снята с повестки дня – все зависит от Дасэра.

Я думал о Келли. С того времени как я начал работать над этим заданием, мы с ней ни разу не поговорили – я был слишком занят приготовлениями, а иногда попросту забывал.

Джош был прав, когда сказал, что после этого задания мне следует подать в отставку: девочке необходима стабильная, размеренная жизнь. Я просто воочию видел его наполовину мексиканскую, наполовину негритянскую обритую голову, видел, как он сердито хмурится, разговаривая со мной по телефону.

Кроме Келли, Джош был единственным небезразличным мне человеком. Будет ли ему не хватать меня или он просто разозлится, что мы с ним так и не закончили наше дело? А Келли? Для нее теперь началась новая жизнь. Быть может, пройдет несколько лет и она забудет своего бестолкового опекуна?

Долгая, наполненная болью ночь завершилась резким звонком мобильника. Редфорд откинул крышку телефона. Кто звонит, он знал.

Кроссовки нажал на кнопку чайника, а Редфорд, закрыв телефон, вытянулся на диване и, взглянув на меня, ухмыльнулся во весь рот:

– К тебе едет гость, дружок, представляешь? И по-моему, он чем-то недоволен.

Я сел и прислонился спиной к кирпичной стене. Спустя недолгое время послышалось урчание мотора. Кроссовки вышел открыть гараж.

Хлопанье автомобильных дверей заглушило звуки движения в утреннем Кеннингтоне. Дасэр, одетый в светло-серый костюм, вошел в комнату еще до того, как опустилась дверь гаража.

Он все еще сохранял повадку разгневанного учителя. Остановившись, он смерил меня недовольным взглядом.

– Вам дается шанс все исправить, Стоун. Вы даже не представляете, как вам повезло. – Он взглянул на часы: – Наш объект только что покинул Великобританию. Сегодня вечером вы отправитесь за ним в Панаму и убьете его – последний срок пятница, до наступления темноты. Понятно?

Неторопливо кивнув, я потер воспаленные глаза.

– Колумбийская революционная армия ожидает доставки компьютерной системы управления ракетным огнем. Одна зенитная ракета у них уже имеется. Первая из многих. Если в руках КРА окажется система управления, план «Колумбия» ожидают катастрофические последствия. Стоимость находящихся в Колумбии вертолетов США составляет шестьсот миллионов долларов. КРА не должна получить возможности сбивать их. Не должна получить систему управления ракетами. Смерть молодого человека воспрепятствует этому, а почему – вам знать не обязательно. – Он склонился поближе ко мне: – Вы сделаете это в указанный срок. В противном случае мы убьем ее. Вы знаете, о ком я говорю, о вашей сиротке. Ей ведь сейчас около одиннадцати, не так ли? Не увидеть, как она взрослеет, как превращается в прелестную юную девушку…

Он выпрямился, отчего колени его хрустнули, и снова навис надо мной.

– Зачем убивать мальчика? – спросил я. – Почему не отца? Насколько я понимаю, это он ведает передачей системы.

Дасэр пнул меня по ноге носком начищенного полуботинка. Надо полагать, от расстройства.

– Приведите себя в порядок – черт знает на что вы похожи. И убирайтесь отсюда. Эти джентльмены заберут вас из вашей… резиденции… в три часа дня.

Я поднялся на ноги, отчего у меня тут же свело живот.

– Мне нужны деньги.

Дасэр нетерпеливо вздохнул и кивнул Редфорду. Шотландец вытащил из заднего кармана джинсов бумажник и отсчитал восемьдесят пять фунтов.

– Будешь мне должен, дружок.

Я взял деньги, решив не упоминать о шестистах долларах, от которых он успел освободить мой карман. Запихав купюры в карман джинсов, я направился к двери. Кроссовки поднял гаражную дверь, но не раньше, чем Дасэр произнес напутственные слова:

– Поаккуратнее с деньгами, Стоун. Других не будет.

Пятнадцать минут спустя я ехал подземкой из Кеннингтона на север, в Камден-Таун. Первые страницы утренних газет пестрели фотографиями, на которых полицейские атаковали позиции снайперов. Я держался за поручень, пытаясь как-то разобраться в ситуации, однако у меня мало что получалось.

Как теперь быть с Келли? Рвануть в Мэриленд, забрать ее, а после удрать и спрятаться в лесах? Если я разлучу ее с Джошем, ей станет еще хуже, чем теперь. Да и в любом случае это будет только отсрочкой. Если Фирме нужна ее смерть, она рано или поздно наступит. Рассказать обо всем Джошу? Не имеет смысла: Фирма не станет ничего предпринимать, пока я не потерплю неудачу.

Я не знал, блефует Дасэр или нет. Он, впрочем, тоже не знал, блефую ли я. Но это не имело никакого значения – ничто не помешает Редфорду и Кроссовкам прокатиться в Мэриленд. Как бы я к этому ни относился, выбирать не приходилось: я должен убить мальчика. Да нет, не мальчика, Дасэр выразился верно: молодого человека.

Мне следовало убить его вчера, пока у меня была такая возможность. Если я не выполню задания, Келли умрет, все очень просто. Стало быть, надо лететь в Панаму и сделать то, чего хочет Дасэр, сделать до наступления темноты.

Келли поселилась с Джошем и его детьми в середине августа, ровно через две недели после того, как вследствие полученного мной от Дасэра задания пришлось прервать курс психотерапии. От посттравматического стресса она так и не оправилась, да я и не знал, оправится ли когда-нибудь вообще. Человеку, на глазах у которого убивают всю его семью, требуется время, чтобы прийти в себя. Но девочка, как и ее отец, была бойцом и за лето здорово пошла на поправку.

Я еще с марта взял себе за правило три раза в неделю ездить с ней в Челси на сеансы психотерапии, а в остальные дни просто навещал ее в Хэмпстеде, в доме, где она жила и где за ней хорошо ухаживали. Из него-то мы с Келли и ездили подземкой в ту шикарную клинику, в «Мурингз».

Доктору Хьюз было за пятьдесят, и походила она скорее на телекомментатора, чем на врача. Когда Келли произносила что-нибудь, представлявшееся доктору важным, она наклоняла изящную головку и бросала на меня взгляд поверх полукруглых очков в золотой оправе:

– Ну, как вам это, Ник?

Я неизменно отвечал одно и то же:

– Мы здесь ради Келли, не ради меня.

Поезд остановился в Камден-Тауне. Я поднялся по эскалатору, заглянул в аптеку за туалетными принадлежностями и пошел по Камден-хай-стрит. Нужно было что-нибудь съесть.

В кафе теснились строительные рабочие. Сделав заказ, я присел за столик. Почему-то мне вспомнилось, как я в семь лет боялся темноты, меня леденила мысль, что ночное чудище вылезет из-под кровати и сожрет меня. Сейчас, по прошествии стольких лет, меня одолевало то же ощущение ужаса и беспомощности.