"Ну, теперь-то мы можем, наконец, оставить ее и ехать домой?" — спросила Бек, на что Уотгс, матерно выругавшись, ответил: "Дура! Как же я могу оставить ее здесь живой? Для того, чтобы она меня выдала?"

Уоптс заставил Шиан одеться. После этого связал веревкой ей руки и ноги и положил на землю лицом вниз. Взял у Бек ремень и, накинув девочке на шею, стал его затягивать.

"Мне больно!" — сказала она. Уотте стал коленом ей на спину и затянул ремень изо всех сил.

"Я не смогу забыть этого никогда! — всхлипывала Бек, говоря о последних секундах жизни Шиан. — Этот страшный звук! Он будет преследовать меня до конца дней!.."

Перевернув задушенную девочку лицом вверх, Уотте взял нож и начал исступленно кромсать уже безжизненное тело.

Устав, встал, отряхнул грязь, отволок труп Шиан в сторону и бросил в кусты…

Когда протокол этих показаний предъявили Уоттсу, он сказал: "Все это слова. Вам нужно будет еще доказать, что это правда".

С тайным агентом полиции, которого под видом арестанта-сокамерника подсаживали к Уоттсу, чтобы получить какую-нибудь дополнительную информацию, после окончания его миссии произошел нервный срыв. Он раньше срока подал в отставку по причине полного расстройства здоровья. "Главная причина этого, — сказал он, — это то, что я узнал и пережил в ходе следствия по делу об убийстве Шиан Кинги".

Приговор суда гласил: Велмэ Бек — 3 года тюрьмы за похищение, 10 лет за изнасилование, пожизненное заключение за умышленное убийство.

Барри Джон Уотгс — 3 года тюрьмы за похищение, 15 лет за изнасилование и пожизненное заключение за умышленное убийство. На тюремном деле Уоттса, кроме того, поставлен штамп: "Не подлежит освобождению никогда".

("КОД", 1995, N 41)

Еще не было девяти часов утра, а Олег Свиридович уже «остаканился». Поднесла родная матушка. Очевидно, на радостях, что сыночек остался дома, не пошел на работу, вняв се просьбе помочь убрать картошку. Сама родительница тоже хватила спиртного. А потом, доказывая свой вовсе не жадный характер, налила чарочку и муженьку.

Начало уборочной страде вроде бы было положено. Однако какой тут к черчу картофель, когда батя, хитро подмигнув, достал… бутылку неразведениого спирта. Процесс пошел активно и был остановлен волевым решением главы семейства лишь когда на донышке бутылки осталась всего пара капель горячительного. Довод вроде бы выдвигался убедительный: пусть, мол, сохранится на опохмелку. Так или иначе, вся благородная семейка (исключение составила только невеста Олега Галина, наотрез отказавшаяся пить с утра пораньше) была достаточно заправлена спиртным и готова вести битву за урожай.

Однако в тот день ни один клубень так и не был выкопан.

Олег утверждает, что первым ссору затеял отец, а он только защищался. Отец же… Отец хранит глубочайшее молчание, покоясь на глубине полугора метров на деревенском кладбище.

Спор разгорелся, как говорят, на ровном месте. Когда мать вышла из дома готовит!) к уборке мешки, отец с сыном стали выяснять, кто из них более уважаемый человек. Выходило, что отец. Родитель в этой связи приводил веский аргумент он ни разу не сидел на парах в отличие от Олега, который трижды садился на казенные харчишки. Разговор принял крутой поворот, и, чтобы стереть нанесенные оскорбления, сыночек пнул папашку в пах. Тот согнулся пополам, после чего отпрыск, очевидно, прошедший хорошую практику в известных местах, врезал совсем не детской ножкой в челюсть близкого человека. Как потом установила экспертиза, ударчик получился такой, что у бедного папаши были сломаны хрящи гортани и подъязычная кость. Так что молить о пощаде родитель уже не мог.

Мать бегом возвратилась в избу, услышав истошный крик Олега: "Я тебя убью!" Вслед за этим следовал набор не ахти оригинальных словосочетаний.

Картину мать увидела страшную. В крови, не в состоянии повернуться и уклониться от ударов, на полу лежал муж, а сын исступленно наносил один за одним удары беспомощному телу.

— Сыночек, остановись, что же ты делаешь? — завопила она, в отчаянии бросаясь на защиту мужа,

Родная кровиночка не остановилась. Олег схватил разломанный стул (надо думать, об отца) и со всей сыновней нежностью врезал матери в лицо. На помощь будущей свекрови бросилась Галя. Однако потенциальный муж с завидной легкостью и изяществом врезал ей в левое ухо, а затем ногой в лицо. Двух ударов для молодой женщины был более чем достаточно, чтобы оцепить ситуацию и спасаться бегством. Однако Олег проявил незаурядную прыть и в сенях догнал свою жертву, нанеся при этом еще три удара, как будет написано позже в протоколе "в область головы и спины". Галина с трудом вырвалась от разъяренного жениха.

Изгнав с поля боя женскую половину, Олег Свиридович запер дверь изнутри и вернулся к своей изначальной жертве. Нога бойца бить устала. В ход пошла деревянная палка. Все это «действо» наблюдали через окошко Галина и мать истязателя.

Милиция и врач прибыли незамедлительно. Однако они лишь констатировали смерть старика. Олег нанес ему, как подсчитала экспертиза, 51 удар.

Милицию в дом Свиридович не впустил. И вовсе не потому, что боялся. Добив отца, он разыскал недопитый, спирт, употребив который, спокойно улегся спать на печке. Извержение Везувия не могло бы разбудить «богатыря», не то что крик: "Откройте, милиция!"

Олег проснулся, лишь когда люди в форменных фуражках стали тормошить его.

…Отец лежит, сын сидит, мать и невеста рыдают. История всколыхнула все село. Вздыхают крестьяне и… тихонько продолжают употреблять хмельное, правда, без вышеприведенных последствий. Равнодушным остается только картофель, который так и не убрали. Да и как его уберешь без этой чертовой "пляшки"?

Следующая история зимой.

— Нешта доуга ешць Сымон, — говорила соседка Андро-сиков, проходя мимо их избы.

Уж дело к обеду, а свиньи визжат — некормленные, корова голодная мычит. Выпавший за ночь снежок не тронут истоптанными валенками старика, да и Вольки, дочки его, следов не видать. Уж не случилось ли чего?

Любопытствующая соседка не решилась (как чувствовала!) в одиночку идти к затихшему дому. Позвала с собой для смелости подругу. Через окошко увидели: на кухне горит свет. Дверь была заперта изнутри. Кумушки выставили из оконной рамы веранды стекло и проникли в дом. Увиденное заставило женщин зайтись истошным криком. На полу, вся в крови, лежала мертвая Ольга, а рядом в петле, вдетой во вьюшку печи-стояка, висел старый Сымон Андросик…

Ольга приехала в деревню из Минска, чтобы ухаживать за парализованной матерью, которая после появления дочери в родительском доме ненадолго задержалась на этом свете. Возвращаться назад в столицу к мужу Ольга не сочла нужным. Была на то причина. Крепенько любила она выпивку. Сколько ни уговаривал ее Сымон бросить это «непотребное» дело, оставалась глуха к увещеваниям старика.

Как «воспитывал» отец свою непутевую дочь, можно только догадываться. Похоже, процесс шел не только с помощью брючного ремня. Соседи свидетельствовали, что Ольга не однажды прибегала к ним с окровавленным лицом и руками, спасаясь от гнева отцовского. А вот от мужа, время от времени появлявшегося в деревне, побои скрывала. Мол, оступилась, упала…

От батьки ей доставалось частенько, но она ни разу не заявила в милицию. Ольга уже не могла бросить пить. А щепетильный Сымон не Мог до бесконечности прощать ей беспрестанные возлияния и связанные с ними дурно пахнущие похождения. Стыдно было перед людьми за такую дочь.

В тот вечер Ольга снова ослушалась отца. Напилась изрядно. В последний раз, как оказалось. Многочисленные резанные и колотые раны на голове, шее и руках свидетельствовали, что родительскому терпению пришел конец. Сымон действовал «розочкой» — горлышком разбитой бутылки, из которой его доченька употребляла спиртное. Как показала экспертиза, в его крови не было ни грамма водки, значит, действовал сознательно. Судя по порезам на руках, дочь пыталась сопротивляться. Соседи вспоминали, что Сымон Ан-дросик прилюдно грозился убить дочь, если она не бросит пить. Слышать-то слышали, но не придавали большого значения словам. Мало ли что выскажет в сердцах отец в адрес непутевого дитяти.