Рабы сняли со своего хозяина тогу и башмаки, но принесенные сандалии юноша не стал надевать, разминая пальцы ног на дорожке, покрытой мелкозернистым песком.
Освежающий ветер приятно ласкал лицо. Отдохнув в тени зелени, Валерий босиком пошел к обвитому акианфом портику. Он не спеша взошел по холодным мраморным ступеням в длинную галерею с колоннами. Усевшись в кресло, юноша приказал принести письменные принадлежности. Быстро написав короткую записку Фабии, он подозвал письмоносца и повелел ему как можно быстрее доставить послание по адресу.
— Ванна готова, наш господин, — маленький человек с толстыми щеками возник перед Валерием.
— Хорошо, Модерат. Я сейчас приду.
— Господин, вы будете слушать стихи Энея?
— Да! Но только после обеда. Мне необходимо немного отдохнуть. Позови ко мне тех людей, которые были здесь два дня назад. Ты помнишь их?
— Хорошо помню, хозяин, — раб, загибая пальцы, перечислил друзей Валерия.
— Славно, друг мой, славно. Вели приготовить хорошее вино для ужина.
Модерат, управляющий виллой, поспешил удалиться.
Искупавшись в прозрачной воде бассейна, Валерий, массажируемый двумя прелестными рабынями, лежал на позолоченной скамье. Нежные прикосновения женских рук убаюкивали его. В изголовье стоял раб с точеной фигурой, навевавший прохладу павлиньим опахалом. Валерий, погруженный в дремоту, с улыбкой на лице вспоминал обжигающий поцелуй рабыни Фабии.
Актис… Актис… Актис…
Имя обаятельной невольницы стучало в висках, билось в сердце, разрывая тонкую душу Валерия на части. До него доносилось журчание бьющих фонтанов. Сквозь веки он видел расплывчатые силуэты рабов, готовивших мази для натирания.
Валерий вдруг вспомнил день своего совершеннолетия. Два года назад на этой же вилле перед алтарем Ларов, богов-покровителей семьи, он снял детскую тогу, окаймленную пурпурной полосой. Его любимец — вольноотпущенник Фицимер, воспитывавший его с детства, торжественно преподнес своему воспитаннику совершенно белую тогу. Был месяц март, и пригревавшее солнце заглядывало на торжественную церемонию, происходившую в кругу родных и знакомых. Отец со слезами на глазах подошел к сыну, затем крепко обнял его и поцеловал. Друзья поздравляли Валерия, пожимали руки, хлопали дружелюбно по плечу. Затем компания двинулась на Форум. Толпы зевак глядели на процессию, которая шумно двигалась по улицам Капуи. Валерия занесли на форуме полным именем в список членов трибы. Была произнесена напыщенная речь о долге перед отчизной, выражена уверенность, что Валерий не посрамит отца и чести города. Торжественная часть семейного праздника кончилась, потом предстоял веселый пир в честь ставшего «мужчиной» Валерия.
Два года пролетели незаметно. Буйные бессонные ночи, похожие одна на другую остались позади. Как все изменилось с того времени. Отец, недовольный поступками сына, время от времени корил его за непристойные увлечения. Отношения между ними стали ухудшаться. И хотя Валерий был все так же почтителен к родителю, все так же благосклонно слушал его увещевания, какая-то невидимая стена протянулась между ним и отцом. Возвращаясь после очередной попойки, Валерий незаметно пробирался в свою спальню. Утром же отец мрачно встречал в триклинии, приветствовавшего его сына. Боязнь потерять своего единственного наследника, которого затягивали в омут вино и женщины, сильно тревожила Гая Веция. Огромные богатства, нажитые на откупах в провинции Галлия, могли попасть в плохие руки. Вот это и беспокоило отца Валерия. Страдая неизлечимой болезнью, выворачивавшей словно кинжалом все внутренности тела, Гай Веций уже составил завещание, по которому его состояние, оцениваемое в пятнадцать миллионов сестерциев, переходило к Валерию. В своих беседах с сыном старик намекал о возможности лишения его наследства, если тот не откажется от позорящих семью похождений по грязным притонам. Но Валерий лишь отшучивался, приводя примеры с молодым Нероном, их императором. Отец угрюмо молчал, не зная что сказать в ответ. Но боль за сына не утихала, разгораясь с новой силой после того, как Гай Веций узнавал о новых проказах Валерия.
Все чаще и чаще отправлялся Гай Веций на лечение в знаменитый на всю Италию курорт Байя. Но пробыв там несколько дней и насмотревшись на сладострастные утехи, царившие в тех стенах, отец возвращался в Капую. В Байю, «гостиницу пороков», съезжались со всех концов Римской империи молодые юнцы и убеленные сединой старики, блистающие красотой матроны и разношерстные проститутки. Казалось, что здесь поправляют свое здоровье только те, кто очень крепко знаком с Бахусом или является приверженцем богини Пандемус. Лечились здесь странным образом — веселыми пирушками и необузданными оргиями. Достойные граждане, отцы семейств изменяли здесь своим женам; высокочтимые матроны влюблялись в красивых юношей, со всеми чувствами отдаваясь им. Разврат не знал здесь границ.
Гай Веций, в сердцах проклиная всех и всякого, допустивших такое распутство, тем не менее, провалявшись на мягких подушках в прохладной тени платанов на своей вилле, вновь оказывался в Байях. Его врач умоляюще упрашивал его поехать на курорт, говоря, что бальзам плохо помогает, что в Байях лучшие целебные серные ванны во всей Италии, да и веселый смех отдыхающих окрасит однообразную жизнь в Капуе. Старый всадник уступал просьбам врача, уезжал в Байю, но, полечившись там немного, опять спешил на свою виллу. В этот раз отец Валерия вновь отдыхал и лечился на знаменитом курорте. После особенно сильных болезненных резей в животе, происшедших в одну из ночей, Гая Веция, часто хватавшего воздух ртом, вынесли на носилках в сад. Казалось, смерть уже сжимала его в своих объятиях. Но вскоре старый патриций пришел в себя, а на следующее утро его увезли в Байю.
Валерий очнулся. Пережитые воспоминания куда-то улетели. Юноша лежал на скамье, укрытый прохладной простыней. Два раба, державшие в руках тунику и сандалии, замерли с правой стороны мраморного ложа.
— Господин, стол накрыт, — приятным голосом произнес Модерат. Он стоял в нескольких шагах от Валерия, склонив в почтении голову. Молодой патриций резво вскочил со скамьи, надел прозрачную тунику и молча пошел за управляющим.
Валерий съел лишь несколько фруктов и, пригубив виноградный напиток, отправился в спальню, чтобы вздремнуть после обеда. Сон моментально сморил его. В восьмом часу после восхода солнца Валерий проснулся и, крикнув к себе раба, прислуживавшего в спальне господина, повелел позвать Энея.
Вольноотпущенник Эней худощавый молодой человек с грустными глазами получил свободу от Гая Веция. Эней не покинул господский дом после освобождения. Крепкая дружба между ним и Валерием не отпускала его отсюда. Молодой господин делился с Энеем своими самыми сокровенными мыслями, просил у него совета, когда сам не знал, как поступить в том или ином случае. У обоих были одни и те же увлечения: они любили поэзию, декламируя наизусть Вергилия, восхищались греческими трагедиями, гонялись за новыми произведениями Аннея Сенеки, до хрипоты спорили о достоинствах того или иного автора. Оба писали стихи, поочередно читая их друг другу. Валерий признавал, что его товарищ более талантлив, более впечатлителен и что речь Энея дышала жизнью, наполненная свободой и душевным спокойствием. Вот и на этот раз перед молодым господином стоял его милый друг, державший в руках вощеные таблички.
— Привет тебе, Эней, друг мой! — с радостью воскликнул Валерий. — Ты принес почитать новые стихи?
— Нет, господин! — Эней печально смотрел в сторону.
— Я же тебе говорил, чтобы ты перестал называть меня господином. Зови просто — Валерий. А почему ты не будешь читать новые стихи? Ты их не написал?
— Дело не в этом. Я хочу прочесть, Валерий, — вольноотпущенник попытался улыбнуться, — написанное год назад. Наши с тобой стихи, друг мой.
— Ну что же, начинай, — молодой патриций сел на стул и, скрестив руки на груди, приготовился слушать. И Эней начал читать. Голос его, словно журчащий ручей, растекался по комнате. Стихи очаровывали, заставляли замирать сердце, врывались в самые глубины души, воплощая в прекрасные видения, проносились перед глазами.
