Достаточно напомнить, что Центральный Исполнительный Комитет счел необходимым призывать с фронта войска для подавления петербургской демонстрации, которая к моменту прибытия войск была фактически уже ликвидирована самими демонстрантами. Мещанские вожди погубили себя политически тем, что увидели смуту, анархию и мятеж там, где было вытекавшее из всего положения стремление вооружить революцию аппаратом власти. Разоружив петербургских рабочих и солдат, Церетели, Даны и Черновы разоружили авангард революции и нанесли удар влиянию своего собственного Исполнительного Комитета.

Сейчас, пред лицом теснящей их контрреволюции, эти политики говорят о восстановлении авторитета и значения Советов. В качестве лозунга момента они выдвигают организацию масс вокруг Советов. Но такая бессодержательная постановка вопроса глубоко реакционна. Под формальным призывом к организации она хочет обойти вопрос о политических задачах и методах борьбы. Организовать массы во имя «поднятия авторитета» Советов – жалкая и бесплодная затея. Массы доверяли Советам, шли за ними, подняли их на огромную высоту. В результате они наблюдали капитуляцию Советов перед злейшими врагами этих масс. Было бы ребячеством думать, что масса сможет или захочет повторить уже проделанный исторический опыт сначала. Для того, чтобы упадок доверия масс к нынешним руководящим центрам демократии не превратился в упадок доверия к самой революции, необходимо дать массе критическую оценку всей предшествующей политической работы в революции, а это значит беспощадное осуждение всей работы эсеровских и меньшевистских вождей.

Мы скажем массам: они винят во всем большевиков; но почему же они оказались бессильны против большевиков? На их стороне было не только большинство в Советах, но и правительственная власть, – и тем не менее они умудрились оказаться жертвой мнимого «заговора» так называемой ничтожной кучки большевиков!

После событий 3 – 5 июля эсеры и меньшевики в Петербурге еще более ослабели, большевики еще более усилились. То же самое – в Москве. Это ярче всего обнаруживает, что в своей политике большевизм дает выражение действительным потребностям развивающейся революции, тогда как эсеро-меньшевистское «большинство» только закрепляет вчерашнюю беспомощность и отсталость масс. И сегодня уже этого одного закрепления недостаточно: на помощь ему идет самая разнузданная репрессия. Эти люди борются против внутренней логики революции, и именно поэтому они оказываются в одном лагере с ее классовыми врагами. Именно поэтому мы обязаны подрывать доверие к ним – во имя доверия к завтрашнему дню революции.

Насколько бессодержателен голый лозунг поддержки Советов, это яснее всего видно на взаимоотношении Центрального Исполнительного Комитета и Петербургского Совета. Ввиду того, что этот последний, опирающийся на передовой отряд рабочего класса и связанных с ним солдат, все более решительно переходит на позицию революционной социал-демократии, Центральный Исполнительный Комитет систематически подрывает авторитет и значение Петербургского Совета. Его не созывают по целым месяцам. У него фактически отняли его орган, «Известия», где мысль и жизнь петербургского пролетариата совершенно не находит своего отражения. Когда беснующаяся буржуазная печать клеймит и бесчестит вождей петербургского пролетариата, «Известия» не слышат и не видят… Что может означать в этих условиях лозунг поддержки Советов? Только одно: поддержку Петербургского Совета против бюрократизированного, неизменного в своем составе Центрального Исполнительного Комитета. Нужно отвоевать для Петербургского Совета полную независимость организации, ее охраны и ее политических действий.

Это важнейшая задача, которая должна быть разрешена в ближайшую очередь. Петербургский Совет должен стать центром новой революционной мобилизации рабочих, солдат и крестьянских низов – для борьбы за власть.

Нужно всеми силами поддержать инициативу конференции фабрично-заводских комитетов по созыву Всероссийского Съезда Рабочих Депутатов. Для того, чтобы пролетариат мог завоевать для своей тактики солдатскую и деревенскую бедноту, его тактика должна быть резко и непримиримо противопоставлена тактике Центрального Исполнительного Комитета^{21}. Это может быть достигнуто только при том условии, если пролетариат, как класс, создаст свою централизованную организацию в общегосударственном масштабе. Мы не можем предвидеть всех уклонов и зигзагов исторического пути. Как политическая партия, мы не отвечаем за ход истории. Но зато тем более мы ответственны перед нашим классом: сделать его способным провести свои задачи через все зигзаги исторического пути – таков наш основной политический долг.

Правящие классы вместе с Правительством «Спасения» делают все от них зависящее, чтобы политическую проблему революции поставить ребром не только перед рабочими, но и перед армией и перед деревней. Эсеры и меньшевики сделали и делают все, чтобы раскрыть несостоятельность своей тактики перед самыми широкими трудящимися слоями страны. От нашей партии, от ее энергии, выдержки, настойчивости зависит теперь – сделать все необходимые выводы из положения и во главе всех обездоленных и истерзанных масс провести решительную борьбу за их революционную диктатуру.

Либеральные и эсеро-меньшевистские политики и газетчики очень озабочены социологической оценкой русской революции: буржуазная она или какая иная? На первый взгляд такой теоретический интерес может показаться загадочным. Либералы отнюдь не заинтересованы в раскрытии классового характера «своей» революции. Что же касается мелкобуржуазных «социалистов», то они, вообще говоря, руководятся в своей деятельности не теоретическим анализом, а «здравым смыслом», который есть не что иное, как псевдоним ограниченности и беспринципности. Дело, однако, в том, что вдохновляемые Плехановым милюковско-дановские рассуждения о буржуазном характере русской революции не заключают в себе ни одного золотника теории. Ни «Единство»,[206] ни «Речь», ни «День»,[207] ни скорбная главою «Рабочая Газета» не дают себе даже труда определить, что они понимают под буржуазной революцией. Смысл их упражнений чисто практический: доказать право буржуазии на власть. Хотя Советы представляют большинство политически жизнеспособного населения; хотя на всех демократических выборах, в городе, как и в деревне, капиталистические партии проваливаются с треском, но «так как наша революция буржуазная», то необходимо установить политические привилегии для буржуазии и отвести ей в правительстве такую роль, на какую политические группировки в стране не дают ей никакого права. Если бы поступать сообразно с принципами демократического парламентаризма, то ясно, что власть должна была принадлежать эсерам, одним или совместно с меньшевиками. Но «так как наша революция буржуазная», то принципы демократии отменяются, представителям подавляющего большинства народа отводится в министерстве пять мест, а представителям ничтожного меньшинства – вдвое больше. К чорту демократию, да здравствует плехановская социология!

– Разве можно буржуазную революцию делать без буржуазии? – вкрадчиво спрашивает Плеханов, ссылаясь на диалектику и на Энгельса.

– Вот именно! – подхватывает Милюков. – Мы, кадеты, были бы готовы отказаться от власти, которой явно не хочет нам давать народ. Но мы не можем идти против науки. – И при этом ссылается на плехановский «марксизм».

– Так как наша революция буржуазная, то необходима политическая коалиция трудящихся с эксплуататорами, – разъясняют Плеханов, Потресов[208] и Дан. И в свете этой «социологии» шутовское рукопожатие Бубликов – Церетели раскрывает весь свой исторический смысл.

Беда только в том, что из буржуазного характера революции, которым теперь обосновывается коалиция социалистов с капиталистами, в течение ряда лет те же меньшевики делали прямо противоположный вывод.