В заключение позволяю себе выразить уверенность в том, что если бы следственная власть, не задаваясь целью доказать недоказуемое, сделала серьезную попытку проверить свои данные в указанном мною направлении, то она в двадцать четыре часа убедилась бы в том, что у нее нет никакого права держать меня в тюрьме.
«Кресты», камера 487, 8 августа 1917 года.
«Предварительное следствие по делу 3 – 5 июля».
Л. Троцкий. ПОЗОР!
(Работа республиканской юстиции{20})
Даже поклоннику «твердой власти» невозможно отрицать, что борьба с так называемой «анархией» ведется у нас при помощи совершенно анархических мер, свирепость которых не скрывает их беспомощности. Если б кто-нибудь из министров-"социалистов" обошел теперь камеры «Крестов», он без труда убедился бы в этом. И почему бы в самом деле этого не сделать? Ведь ходил же Церетели по кронштадтским тюрьмам для ознакомления с участью заключенных контрреволюционеров. Было бы очень полезно сопоставить меры революционной репрессии, применявшиеся кронштадтскими матросами, с государственными проявлениями твердой власти Керенского – Церетели. Ибо главная часть этой незавершенной работы была произведена еще при Церетели-министре…
Все знают про арест ныне освобожденного Каменева, которого заперли «на всякий случай»; а потом уж стали искать, за кем его зачислить: за разведкой, за прокурором, за Переверзевым или за Алексинским? Из напечатанного в «Н. Жизни» письма многие знают, что Троцкий обвиняется в «государственной измене» на том основании, что он приехал (будто бы с Лениным) через Германию, в качестве члена Ц. К-та… Но если по отношению к людям достаточно известным твердая власть проявляет такого рода чудовищную неряшливость, то нетрудно себе представить, как обстоит дело, когда юная республиканская юстиция (изо рта у нее впрочем торчат гнилые пеньки) накладывают свою руку на балтийского матроса, петергофского солдата или путиловского рабочего. Можно сказать без всякого преувеличения, что никогда при массовых арестах старой охранки не было столько произвола и бессмыслицы, как в работе твердой власти Керенского – Церетели.
Из семидесяти политических, содержащихся во втором корпусе «Крестов», около тридцати привлекаются за участие в выступлениях 3 – 4 июля. Им в большинстве случаев предъявлено обвинение по ст. ст. 100 и 51. Некоторые из них (как Константин Русинов, Порфирий Никитин, Иван Манин, Лейзер Славкин…) были при аресте избиты, в отдельных случаях очень жестоко. У ряда арестованных были казаками ограблены деньги – под тем предлогом, что это деньги «немецкие»… В какой мере меток был в каждом отдельном случае карающий удар правосудия, это еще подлежит проверке. Чище всего дело обстоит несомненно с Левенсоном Иосифом, Медведевым Сергеем и Степановым Ассаном, которые, так сказать, сами себя отправили «под конвоем» в штаб, как зачинщиков, для того, чтобы избежать расформирования своего (7) полка. Кстати сказать, солдаты этого полка, участвовавшие в так называемом «вооруженном восстании», взяли на себя вечером 4 июля охрану Таврического Дворца ввиду малочисленности и усталости караула…
По целому ряду статей привлекается председатель Ц. К. Балтийского флота, матрос Дыбенко.[188] Он явился в ночь с 6 на 7 июля на миноносце «Гремящий», в составе делегации из 10 человек, чтоб предъявить резолюцию 70 кораблей по поводу кризиса власти. 7-го был арестован вместе со всей делегацией отрядом казаков и юнкеров, которые не щадили ни ругательств, ни угроз. Когда арестованных подвезли на грузовике к Зимнему дворцу, туда же подъехал Церетели. Дыбенко, которому приходилось в прошлом встречаться с министром, окликнул его, требуя вмешательства. Но министр махнул рукой и прошел мимо… Так как вся делегация освобождена, то Дыбенко содержится, по объяснению военно-морского следователя Фелицина, в качестве заложника.
Но во всяком случае в лице этих тридцати арестованных мы имеем дело с людьми, которые может быть и не все «удачно» выбраны, но зато все отнесены к вооруженному выступлению и подведены под определенные (слишком определенные) статьи царского уложения. Гораздо хуже обстоит дело с остальными заключенными.
Около десятка из этой второй группы тоже, по-видимому, арестованы в связи с событиями 3 – 5 июля. Но обвинения им никакого не предъявлено, статей для них все еще не подобрано, и даже неизвестно в точности, за кем они числятся. Это конечно нисколько не помешало им быть избитыми при аресте и вообще пройти через всяческие унижения. У некоторых отобраны деньги, при чем точно неизвестно, кем: представителями твердой власти или просто любителями.
Вахрамков Александр был арестован 3 июля, когда выходил из типографии «Нового Времени», был сперва избит арестовавшей его толпою, затем вторично избит юнкерами, отвозившими его в штаб. Никакого обвинения ему до сих пор не предъявлено, и он объявил с воскресенья, 6 августа, голодовку.
Ивашин Антон, из обмундировочной военной мастерской, арестован 10 июля в бане за «разговор». Мывшиеся драгуны 14 полка говорили, что петроградский гарнизон получает от немцев деньги. Ивашин запротестовал: «разве вы видели и можете доказать?». Его жестоко избили и арестовали. Обвинения до сих пор никакого не предъявлено.
Голос Владислав арестован вообще за «большевистскую пропаганду». Известно ведь, что борьба с анархией ничуть не похожа на борьбу с идейным течением. Хорошо, по крайней мере, что Владислава, как представителя идейного течения, не били.
Штиллер Альберт арестован за распространение в команде выборных листков гор. Петрограда N 4. Тоже не били.
Зынский Б. арестован 12 июля в вагоне Финляндской ж. д. за критику наступления. Начальник 1 охранного (?) отделения на Финляндском вокзале, составляя протокол, выразился так: «я велю казакам, чтоб они тебе, сукин сын, морду побили»… Известно ведь, что мы живем в самой свободной стране в мире.
Майдан Игнатий, пулеметчик, арестован 3 июля вольноопределяющимся в трамвае «за защиту революционности своего полка». Побоев не наносили.
Пискунов Иван шел 10 июля за покупкой по Загородному пр. и остановился возле уличного митинга, где какой-то солдат утверждал, что на убитых 3 июля солдатах находили по 6.000 руб. денег. Пискунов заспорил: «этого не может быть»… Его арестовали, при чем некий штатский показывал в комиссариате, будто Пискунов утверждал, что Германия ему дороже России. Как это верноподобно, не правда ли? Должно быть, этот штатский – тот самый литератор, который сообщал во всех «Биржевках», что эмигранты развернули в Белоострове знамя с надписью: «Да здравствует Германия!». На каких идиотов рассчитана эта словесность?
Есть в «Крестах» два ударника, Романов Василий и Кутнер Абрам. Они были делегированы с рижского фронта в Совет Р. и С. Д. для выяснения причины отмены выборной организации в ударном батальоне. По выполнении своей миссии оба были арестованы председателем комитета по организации добровольческой армии капит. Муравьевым, Мойка, 20. Не были допрошены, обвинений никаких не предъявлено, хотя арестованы еще 14 июля.
Матрос Шульгин Иван ехал из Або в Воронежскую губ. в кратковременный отпуск, вез резолюции Балтийского флота о переходе власти и пр. Был арестован в Белоострове 7 июля «за резолюцию», обвинения никакого не предъявлено.
Панфилов Иван был арестован казаками на улице 9 июля – за что, неизвестно.
Вилистер Петр, писарь 2 Петергофской школы прапорщиков, меньшевик-интернационалист. Арестован ночью 8 – 9 июля юнкерами без ордера судебных властей. Никакого обвинения до сих пор не предъявлено; но совершенно ясно, что на Вилистера указали юнкерам реакционные офицеры школы, как на человека, ведущего вредную пропаганду. Арест сопровождался насилиями, так как Вилистер, член партии Церетели – Дана, отказался признать в юнкерах без ордера представителей твердой власти. Самочинные аресты «отменены», но самочинно арестованные сидят, а самочинно арестовавшие по-прежнему стоят на страже «революционного порядка».
