Тыл Польши в 1920 г. был иным, нежели тыл Колчака и Деникина в 1919 г.
В начале польско-советской войны т. Сталин заострил внимание партии и Красной армии на особенностях польского тыла. «Тыл польских войск, – писал он, – значительно отличается от тыла Колчака и Деникина с большой выгодой для Польши. В отличие от тыла Колчака и Деникина тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – „чувство отчизны“ – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно тыл Польши неоднороден (и не может быть однородным) в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства и заразить противоречиями разнородный в классовом отношении фронт. Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними без сомнения трудно было бы бороться» (Сталин, Новый поход Антанты на Россию).
Эти указания т. Сталина были учтены далеко не всеми военными работниками, что привело к ряду ошибок. Между тем польские социал-предатели (пепеэсовцы) развернули бешеную агитацию против большевиков в связи с продвижением Красной армии. Они широко использовали то обстоятельство, что Красной армии приходилось действовать в крестьянских районах, в которых влияние коммунистов было очень незначительно. Благоприятствовало полякам и то, что наши части, как указывал на Всероссийской партконференции в сентябре 1920 г. Ленин, не сумели добраться до важнейших промышленных районов Польши – Домбровского, Лодзинского и других, где Красная армия могла рассчитывать на активную поддержку пролетариата.
Используя исторически сложившуюся вражду к русским помещикам, чиновникам и военным, которую породила среди поляков колонизаторская великодержавническая политика царизма, пепеэсовцы сумели внушить польским трудящимся массам, что Красная армия якобы является орудием такой же великодержавнической политики. Они сумели добиться значительного национального подъема в стране. В наиболее серьезный период в польскую армию влилось около 100 тыс. добровольцев, большинство которых было использовано для борьбы с революционным движением в тылу.
Антанта оказывала Польше огромную материальную помощь. Вместе с тем она послала в Польшу своих лучших военных специалистов, руководивших разработкой плана польского контрудара против Красной армии. О величине помощи, оказанной Польше странами Антанты, преимущественно Францией, можно судить по следующим данным. По отчету английского военного министерства Польша с 11 ноября 1918 г. до начала войны 1920 г. получила от одной только Франции: 185000 винтовок, 4820 станковых и ручных пулеметов, 120 танков, 288 орудий, 135 самолетов и т. п. За время самой войны Польша получила согласно данным из французского источника: 327000 винтовок, 2800 пулеметов, 1494 орудия, 518 млн. патронов и т. п. Эти данные подтверждают, что без помощи Антанты Польша не в состоянии была бы воевать.
§ 12. Под Львовом и Варшавой
В начале августа I Конная армия по указаниям главного командования приблизилась к крупнейшему городу Западной Украины – к Львову. Армии западного фронта подошли к столице Польши – Варшаве. Развернулась борьба за эти два крупнейших города Польши. В этой борьбе красные войска, как во все годы гражданской войны, проявили исключительную храбрость. Командиры и комиссары наших частей дали незабываемые образцы личного героизма и умелого руководства боем.
Вот один из многих примеров, рассказанный т. Путна, командиром 27-й дивизии, дравшейся под самой Варшавой: «По шоссе на Радзимин для прокладывания путей своей пехоте поляки двинули шесть бронемашин на кегрессном ходу. Командир нашего батальона не был уверен, что батальон удержится, и, чтобы подчеркнуть массе бойцов, что он отсюда никуда не пойдет, что он здесь устраивается надолго, он на виду у вражеских броневиков стал раздувать и развешивать на колышках портянки для сушки. Этот пример дал великолепный эффект. Батальон не дрогнул, видя бессилие вражеской техники помешать кропотливому делу комбата – сушке портянок. Батальон отразил польскую пехоту, а броневики, поторчав некоторое время без поддержки своей пехоты, ушли».
Ушедшая далеко вперед от своих тылов Красная армия не могла регулярно получать боеприпасы. Сплошь и рядом красноармейцы, не имея патронов и снарядов, одними штыками отражали удары противника и сбивали его с занимавшихся им позиций.
В середине августа Конная армия, преодолев огромнейшие трудности (конноармейцам, привыкшим действовать в открытом поле, в конном строю, в польско-советскую войну пришлось воевать в совершенно непривычной для них обстановке: проходить через многочисленные болота, леса, переправляться через реки, выбивать противника из окопов, прорываться через несколько рядов проволочных заграждений, сплошь и рядом беря укрепления, построенные еще в мировую войну), подошла вплотную ко Львову. За два с половиной месяца непрерывных боев Конная армия понесла огромные потери. Среди погибших были тт. Перельсон – начпоарм, Федор Михайлович Литунов – начдив 4-й, т. Дундич – красный Дундич, – этот лев с сердцем милого ребенка, как назвал его т. Ворошилов, и многие другие. Несмотря на эти потери, боевой дух конноармейцев не понижался. Конноармейцы рвались в бой.
И в то самое время, когда I Конная начала атаку Львова, взятие которого (а оно, судя по всем данным, было обеспечено) безусловно сыграло бы огромное значение для исхода советско-польской войны, армии западного фронта на своем левом фланге получили удар от белополяков и должны были отступить. I Конная армия, ввязавшаяся в бои за Львов, не могла непосредственно помочь западному фронту, но, взяв Львов, она оказала бы западному фронту гораздо большую помощь, ибо это повлекло бы за собой переброску под Львов крупных польских сил. Несмотря на это, Троцкий категорически потребовал отхода I Конной от Львова и сосредоточения ее в районе Люблина для удара по тылам польских армий, наступавших во фланг войскам западного фронта.
РВС I Конной отчетливо видел, что и по времени, и по расстоянию, и по состоянию конского состава Конная армия, связанная к тому же боями с очень сильным противником, не сможет осуществить директивы центра. По всем этим соображениям РВС I Конной был против ее переброски.
Тов. Ворошилов в своей телеграмме (от 21 августа 1920 г.) главному командованию подчеркивал, что «снятие Конармии с львовского фронта в момент, когда армия подошла вплотную к городу, приковав к себе до семи дивизий противника, является крупнейшей ошибкой». Он указывал, что, «продолжая бой за овладение Львовом, мы не только служили бы магнитом для противника, но в то же время самой серьезной угрозой тылу его ударной группы, которой мы всегда могли бы через Люблин нанести сокрушительный удар. Кроме того, оперируя на Львов, мы совершенно освобождали XIV армию, которая могла бы в значительной своей части стать резервом республики».
Как показали последующие события, т. Ворошилов был целиком и полностью прав. Но поскольку приказ был дан, командование I Конной должно было его выполнять.
Подчиняясь приказу, I Конная, с трудом оторвавшись от Львова, двинулась на северо-запад, но уже на полпути – у Замостья – она столкнулась с многочисленными польскими войсками, которые окружили ее. Вырваться из этого окружения она могла только на восток, что и сделала. Таким образом вследствие глубоко ошибочной директивы Троцкого I Конная вынуждена была отказаться от захвата Львова, не имея в то же время возможности оказать помощь армиям западного фронта.
А здесь во второй половине августа обессиленные, лишенные связи, не имевшие патронов и снарядов красные дивизии самоотверженно прорывались из вражеского окружения назад, на восток, навстречу подходившим пополнениям. Получив пополнения и перегруппировавшись, красные армии закрепились на новых позициях и с новыми силами встретили врага.
