— Боже, — выдохнула я. — Видал? В тех местах, где у людей водятся волкодавы, мне следует быть начеку. Что если кому-нибудь из них взбредет в голову заглянуть в парк и увидеть ее волчьи игры?

Пока не сгустились сумерки, мы решили взглянуть на ограду. Высокий цепной забор окружал шесть теннисных кортов, по три в каждом ряду, также разгороженных между собой решетками. Мы зашли в первый ряд. Стив нагнулся и принялся рассматривать забор и ручку на калитке, а я впервые по-настоящему стала осматривать корты.

— Эй, Стив, взгляни-ка, — крикнула я. — Держи собак подальше. Тут повсюду гвозди. Давай-ка лучше отведем их в фургон. Если они окажутся здесь, то немедленно поранят лапы.

Заперев собак в фургоне, мы вернулись назад. Корты были покрыты красной глиной, но казалось неправдоподобным, чтобы кто-то решился играть на этой рыхлой пыльной поверхности. Глиняный корт — это роскошь, но за ним надо тщательно ухаживать. Этот был запущен. Сетки на нем не было, а из длинных белых пластмассовых полосок, некогда разделявших корт на участки, торчали гвозди.

— Как Роз могла здесь дрессировать? — спросила я. — Ты только посмотри! Она на такой площадке ни за что бы не стала заниматься. Ничего не понимаю. Я же знаю, что она занималась именно здесь.

— А на другом корте как? Может, там лучше. Вон там и забор есть, и дверь.

И правда, второй ряд кортов был в значительно лучшем состоянии. Сетки здесь тоже отсутствовали и покрытие было достаточно рыхлым, но белые полоски были на своих местах, и гвозди из них не торчали.

— Отлично, — сказала я, — значит, собак она дрессировала здесь. А когда они проходили через гвозди, Роз держала Капризу на поводке или приказывала идти рядом. Придя сюда, Роз запирала вторую калитку. И тогда они могли спокойно заниматься.

— Итак, где же тот забор? У которого из них ее нашли?

— Не у этого. У того, где находится выход с кортов. Так мне сказали в нашей группе. Знаешь, мы все стали какими-то суеверными. Никому не хотелось приближаться к нему. Это, кстати, кое о чем говорит.

Стив понял мою мысль.

— Вот здесь она дрессирует. Ограда находится между ней и этими первыми воротами. — Он похлопал рукой по ограждению между кортами. — А дальше идут остальные корты.

— И все внимание направлено на Капризу, верно? Что она может заметить?

Если вы никогда не дрессировали собак, вероятно, вам невдомек, что девяносто девять процентов успеха выступления зависят от внимания, вашего и вашей собаки. В ней вы буквально растворяетесь на площадке. Передние лапы пса стоят криво? Ой-е-ей! Если судьи заметят, то полбалла как пить дать скинут. Вы — само внимание и сосредоточены на передних лапах вашей собаки. На площадке появляются две бейсбольные команды и начинают игру? Это засчитывается? Да. Прекрасная возможность продемонстрировать высший пилотаж искусства вашей собаки. Приземляются две команды марсиан и затевают матч межгалактического планетбола? Это лишь еще один отвлекающий момент. Посторонний пес проникает на вашу дрессировочную площадку? Вот это уже действительно плохо. Это разрушает ваше слияние. Ну а немного грома? Угроза дождя? Какой-то парень болтается поблизости и занимается чем-то странным? Кто обратит на это внимание? Уж точно не такой первоклассный вожатый, как Роз Инглман.

— Кто-то мог привязать бомбу к этой калитке, — сказала я. — Боже, наверное, так и было.

— Ладно, — сказал Стив. — Давай проследим весь ход событий. Она заканчивает заниматься. Надевает на собаку поводок или приказывает ей идти рядом. Они проходят вот здесь.

Он открыл калитку, ведущую к первому ряду кортов.

— Хорошо, а что дальше?

— Дальше они резко поворачивают вправо и идут параллельно этой ограде по направлению к выходу. Они идут здесь, потому что тут нет гвоздей.

Быстрой походкой собачьего тренера, описанной в правилах АКС, я проделала их маршрут.

— Они приходят сюда, и что же? Они оказываются в луже.

Как я уже говорила, корты были рыхлыми и неровными. Широкая и неглубокая впадина у ворот во время дождя должна была превратиться в лужу.

— Да, они оказываются в луже, — повторил Стив. — Ее не обойти. И гвоздей здесь нет. Это точно. Гвоздей на их пути не будет еще ярда два или, скажем, три. Послушай, а собака не поранила себе лапы? Ссадин не было?

— Нет, не было. Это точно. Это произошло в пятницу вечером, а я видела Капризу в воскресенье. Она не хромала.

— Значит, она здесь не бегала. Ладно, перейдем к воротам. Ты что-нибудь видишь?

Я нагнулась, как это недавно сделал Стив. Ручкой от калитки служила плоская металлическая полоска дюймов восемь в длину, дюйм в ширину и четверть дюйма в толщину. Я дотронулась до нее, покрутила и пробежала пальцами по ее поверхности.

— Ничего не вижу, — сообщила я. — Ручка как ручка.

— Итак, темнеет, — сказал Стив. — Вокруг сплошные тучи. Идет дождь. Ты хочешь поскорее добраться до дома. Ты стоишь в луже, и что же дальше?

— И собака моя тоже стоит в луже. Я чувствую себя виноватой из-за того, что она мокнет под дождем. Я думаю о доме. И о том, что мы будем отрабатывать в следующий раз и как мы это будем делать. О заборе я не думаю. И о калитке с ручкой тоже.

— И что же?

— А то, что я была здесь бесчисленное количество раз. Искать ручку от калитки мне не надо — я прекрасно знаю, где она. Возможно, уже совсем стемнело, и мне плохо видно. Ну и что? Я все равно знаю, где она. Я протягиваю руку и хватаю эту ручку.

— Ну? А что ты станешь делать, если ручка оказывается вовсе не ручкой? Если на ее месте оказывается… нечто совсем другое?

— Точно. Я бы подумала, вот, наверное, кто-то нашел потерянную вещь и положил ее сюда. В это время года шапку или перчатку никто потерять не может, а вот, скажем, бейсбольную рукавицу — запросто. С найденными вещами в парке поступают именно таким образом. Их кладут на видное место. Или вешают куда-нибудь. Итак я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ручки, но вместо нее нащупываю что-то другое? Я не испугана и не подозреваю ничего дурного. Я просто думаю: «А это что еще такое?»

— И если на ощупь это кожа? Если ты — Роз Инглман и думаешь, что это ты сама что-нибудь обронила, и вдобавок на ощупь это кожа? Может, поводок?

— Точно, поводок. Или даже ошейник. Но стала ли она раздумывать, дотрагиваться ей до этого или нет? Уж не электрический ли это ошейник? Конечно же нет. Это последнее, о чем она могла бы подумать.

— Эй, Холли, прекрати.

— А в чем дело?

— Последнее… Знаешь, так можно до многого договориться. Это уже не смешно.

— Боже мой, я совсем не это имела в виду… Стив, серьезно, я не хотела.

— Послушай, Лия, мы, кажется, договорились? Ты ее дрессируешь, ты за ней и ухаживаешь. Ты также обещала мне помогать пылесосить и собиралась сделать это, пока меня не будет. Но ты, как я вижу, в мое отсутствие занималась подготовкой к своему тесту. Может, это действительно, важно, особенно для твоих родителей, но я в таком бардаке жить не могу.

— Я все вычищу. Я же обещала тебе! Видишь, вот уже иду.

Она направилась в сторону кладовки.

— Тебе кто-то звонил, — сказала она так, будто случилось нечто неправдоподобное. — Кто-то по фамилии Лизамал.

— Лизамал? Мужчина или женщина?

— Женщина.

— А, понятно, — ЛИЗАМАЛ. Лига защиты маламутов. Эта женщина просила мне что-нибудь передать?

— Она перезвонит.

После того как мне удалось принять душ, не порезав себе при этом ступни бритвой, которую Лия оставила лежать лезвием вверх на дне ванной, эта женщина действительно перезвонила.

— Холли, это вы?

— Да.

— Меня зовут Тина, я из ЛИЗАМАЛа. У нас тут появилась одна прелестная сучка, и, кажется, мне нужна ваша помощь.

— Тина, я не могу ее взять. Кобель у меня смирный, а вот моей суке это может не понравиться.

Серьезно, это невозможно. Но я вовсе не отказываюсь помочь.

— Вот и хорошо. Вы не могли бы найти для нее хозяина? — Тина тараторила без остановки. — Ей четыре года, она стерилизована, немного знает команды.