Кими узнала эту ванночку! «Время обеда! — сигнализировала она. — Мой обед. Моя еда. Мое!»

Элейн не любила домашний сыр. Она его не покупала, пока… не завела собаку. Кими только что сообщила мне, что Элейн Уолш заказывала домашний сыр для нее! Прямо как в моем рассказе: Элейн теперь общалась со мной в образе своей собаки!

— Кевин? Это Холли. Слушай! Элейн не собирались убивать. — Я снова звонила ему в управление. — Она погибла случайно. Я знаю, ты, непонятно почему, считаешь, что я помешана на собаках, но послушай! Домашний сыр был для Кими! Элейн не покупала домашний сыр, пока у нее не появилась Кими.

— Я знаю, — спокойно ответил Кевин.

— Элейн терпеть не могла домашнего сыра. А Кими, едва увидит коробочку, сразу понимает, что это для нее. Яд предназначался не для Элейн, а для Кими. Ее первая хозяйка умерла от синеквана, вторая — тоже, а третья — это я, между прочим.

— Не ешь ничего. Не ешь ничего, что ты уже купила. Ты обедаешь с кем-нибудь?

— Нет. Стив в клинике до восьми часов.

— Пообедаем где-нибудь вместе. Ничего не ешьте, пока я не приеду.

Подите объясните это маламуту! Джим только что отдал мне домашний сыр, и я была уверена, что он вполне доброкачественный. Скажем так: почти уверена. Я была бы совершенно уверена, если бы Джим не был поставщиком Элейн. Неужели Джим? Не может быть.

Я выкинула сыр в мусорное ведро, вымыла ванночку, бросила ее туда же и вынесла мусор на улицу, к бачкам, куда Кими не могла добраться. Так чем же накормить собаку? В кухонном шкафу я отыскала то, что осталось от сорокафунтового пакета «Еканубы» — «лучшего в мире корма для собак с тридцатипроцентным содержанием протеинов». Более четырехсот крупных фирм-производителей в США и сотни мелких компаний выпускают Бог знает сколько сортов и разновидностей корма для собак. При всем моем уважении к Фейс Барлоу я не поручусь, что «Екануба» лучше АНФ или пары других первоклассных кормов, но что он лучше всех остальных — в этом я уверена. Фейс считает, что он особенно полезен для шерсти. Я довольно дорого заплатила за этот корм и не стала бы выбрасывать двадцать фунтов просто так. Кто мог зайти ко мне на кухню с тех пор, как я привела Кими? Был ли тут без меня кто-нибудь незнакомый? Мастер, который чинил плиту. Так, кто еще? Я не могла припомнить. Пока Рауди и Кими рычали друг на друга, я вынесла распечатанный пакет в мусорный бак с плотно закрывающейся крышкой. Я удостоверилась в том, что крышка действительно плотно закрывается. Я вовсе не желала погубить чью-нибудь собаку, спасая своих.

Затем я надела на собак ошейники-парфорсы, взяла их на поводки, пошла с ними в магазин Сейджа, что на углу Конкорд и Харон, и купила небольшой пакетик корма «Пурина». По дороге домой у собак чуть не вышло драки из-за огрызка яблока на тротуаре, но, слава Богу, обошлось без кровопролития, и мне удалось оттащить обоих от злосчастного огрызка. Конечно, я понимала, что никто не стал бы специально начинять его ядом и подбрасывать моим лайкам. Точнее, подбрасывать именно Кими. Да, я это знала. И все-таки не дала им съесть этот огрызок.

— Давай сразу договоримся, — сказал Кевин. — Это всего лишь твои предположения.

Мой любимый ресторан в Кембридже — на Пендел-сквер. Это заведение под названием «Дневной улов»: кальмары, креветки, мидии под чесночным соусом или в оливковом масле. Кевин был там лишь однажды, и его угораздило увидеть, как какой-то посетитель ест черные макароны (может, это было блюдо под соусом из чернил осьминога?). Кевин решил, что «Дневной улов» — место, где выпендриваются яппи, и отказался туда ходить. Сегодня он настоял на очень дорогой пиццерии, и вот мы платим шестнадцать долларов за пиццу, состоящую из одной корки!

— Я понимаю, — говорила я, сражаясь с пиццей, — не дура! Есть два варианта. Вариант первый: этот тип не знал Элейн или знал ее плохо. Он думал: она ест то, что покупает. Он понятия не имел, что она не любит домашний сыр.

— Прекрасная пицца! — заметил Кевин.

— Очень нежная, — подтвердила я. — И корочка ничего себе. Во всяком случае, он не знал, что сыр предназначался для Кими. Вариант второй: убийца был знаком с Элейн. И ее отношение к домашнему сыру, и то, что она кормит им свою собаку, было ему известно. Тогда получается, что он хотел убить именно Кими. Ты уже говорил с Джимом? С разносчиком молока?

— Да. Он утверждает, что не знал о собаке.

— Знал, — сказала я. — Нельзя было не знать. Элейн не выгуливала Кими, потому что та слишком сильно тянула. Поэтому Элейн выводила Кими не дальше цветочной клумбы перед домом. Редко-редко она проходила с ней по улице полквартала. Стоит только взглянуть на эту цветочную клумбу, чтобы понять, что в доме есть собака.

— Может, этот парень не такой сообразительный.

— Какая тут сообразительность! Это крупная собака. Следы ее жизнедеятельности тоже не маленькие. Всякий дурак поймет, что это не кошачьи… не к столу будь сказано! Ладно, поговорим о чем-нибудь другом.

— Итак, предположим, он знал, что у Элейн есть собака, — сказал Кевин. — А может, он думал, что это соседская? То есть не предполагал, что сыр — для нее. А с Элейн он был знаком шапочно: видел ее, она с ним расплачивалась, заказывала что-то. Вот и все. Она вообще была необщительная, так он говорит.

— У нее было к нему сложное отношение, — сказала я. — Рита мне говорила. Во всяком случае, если синекван предназначался для Элейн, то убийцей был кто-то чужой или, по крайней мере, не близкий знакомый. А если снотворное предназначалось для Кими, то убийца хорошо знал Элейн, был в курсе, что сама она не ест домашний сыр, а кормит им собаку. Какая все-таки гадость эта пицца! Сплошная корка!

— Ты уже съела свою половину, — заметил Кевин.

— Так что обнаружили у нее в желудке?

— Синекван. Домашний сыр. Лапшу. Томатный соус. Какое-то мясо. Сосиски. Красное вино.

— Наверно, лазанья! — догадалась я. — Она предпочитала ее всем остальным блюдам.

— Никогда бы не догадался, — признался Кевин, — если бы она не оставила на столе поваренную книгу.

— О! Так она оставила?

— Да.

— И это действительно была лазанья?

— Нет. Какое-то другое блюдо с макаронами. Названия не помню.

— Естественно. Люди, которые живут одни, редко готовят лазанью. Ее обычно делают человек на десять. А одному ее и за две недели не съесть. Хочешь этот последний кусочек? — спросила я.

— Тебе он сейчас нужнее, — ответил великодушный Кевин. — Ты-то вообще предпочитаешь анчоусы, я знаю!

— Так за кем же охотился убийца: за Элейн или за Кими?

— Все гораздо сложнее. Из-за этой пациентки Элейн Уолш, из-за Донны Залевски. У нее, кажется, был рецепт.

— Но не от Элейн. Элейн была психотерапевт-консультант, как Рита. Она не имела права выписывать рецепты.

— Рецепт выписал врач, к которому ее направила Элейн, — психиатр, его зовут Бенджамин Мосс.

— Никогда о таком не слышала. Интересно, знакома ли с ним Рита. Ой, знаешь что! У Риты есть своя теория. Она думает: может, кто-то так все подстроил, как будто Элейн повторила самоубийство своей пациентки. Рита не верит, что Элейн действительно сделала это. Но возможно, кому-то было нужно, чтобы все выглядело именно так. Есть в этом смысл, как ты думаешь?

Кевин пожал плечами и скорчил гримасу.

— Но ведь она, я имею в виду больную, просто приняла таблетки, правда?

— Так тогда казалось, — сказал Кевин.

— Ты там был? Ты занимался тем делом?

— Лично я?

— Да, ты.

— Нет.

— Ладно. Тебе просто не хочется говорить об этом, верно? Ты там не присутствовал и не хочешь полагаться на чужие рассказы там, где нужно смотреть своими глазами. Послушай! Либо я схожу с ума, либо… А вдруг синекван предназначался для Элейн, но не как для Элейн, а как… для хозяйки Кими? Может так быть, как ты думаешь?

— Все может быть.

— Кто-то охотится за всеми, кто владеет Кими. Но почему?