И она опять полезла в карман.

— Наверно, им уже хватит, — сказала я. — Они все еще не ладят между собой, когда дело касается еды. Я кормлю их порознь.

Рауди понял мою интонацию, а может, и мои слова. Он умоляюще посмотрел на меня, в надежде, что я передумаю. Кими тоже надежды не теряла. Она понюхала руки Келли, лизнула их, потом проверила, не выпало ли у Рауди что-нибудь из пасти. Оказалось, нет. Тогда Кими подняла свою красивую головку, и тут… новый запах привлек ее внимание. Ноздри Кими дрогнули, и на ее физиономии появилось то особое выражение, которое всегда напоминает мне картинку из детской книжки, где бык Фердинанд нюхает цветы. Да! «Красный цветок»! Книгу эту меня уговаривала почитать Элейн Уолш. Целая книга о менструации! Даже трудно поверить. Я обещала Элейн, что коль скоро осилила три-четыре тысячи книг о собаках и все, что написано о команде «Селтик», и еще некоторое количество художественной литературы, то попытаюсь справиться и с этой книгой.

Я, очевидно, не очень хорошо усвоила все эти собачьи книги, потому что не успела мобилизоваться. Кими уткнулась носом в мои брюки, в самое интересное место. Элейн, вероятно, выбранила бы меня за мое замешательство и смущение. Но Элейн умерла.

— Фу, — сказала я насколько могла спокойно, дернув поводок.

Келли попыталась прийти ко мне на выручку.

— Кими! — позвала она преувеличенно оживленным голосом.

Кими отреагировала на свою кличку, повернула голову к Келли и… почуяла другой запах.

Нет. Не совсем другой. Она снова повернулась ко мне, потянула носом, потом что-то «пропела» высоким, капризным голосом избалованного ребенка, кинулась к Джоэлу и… проделала с ним то же, что несколькими секундами раньше — со мной.

— У тебя — тоже! — как бы провозгласила она.

Я так сильно дернула за поводок, что Американский клуб собаководства гневно осудил бы меня, если бы был в курсе.

— Ну, поздравляем Так с победой! — с фальшивой бодростью сказала я. — Мы, пожалуй, пойдем. Было приятно повидать вас.

А что я еще могла сказать? То, о чем сразу же подумала? Если бы Кими умела разговаривать по-английски, она бы заявила, что у Джоэла… месячные! Вы мне не верите? У человека около пяти миллионов «нюхательных» клеток. У собаки — двести миллионов, и их рецепторы намного чувствительней наших. Более того, мозг собаки лучше перерабатывает информацию о запахах, потому что соответствующая часть его развита лучше, чем у людей. И потом, я всегда верю своим собакам, что бы там ни говорила Рита. А вы все еще сомневаетесь? Ну и ладно. В конце концов, это не имеет значения. После того как Кими разъяснила мне кое-что о Джоэле, все остальное встало на свои места. Его миловидность. Его телосложение. Его одежда: строгие костюмы, галстуки, пальто, ботинки, — ничего, чем могла бы владеть и женщина, что допускало бы хоть малейший намек на женственность. Он вынужден был одеваться подчеркнуто по-мужски именно потому, что не был мужчиной!

Как мне потом говорила Рита, это открытие вызвало у меня состояние краткой, но очень ярко выраженной рассеянности и заторможенности.

«Итак, у него месячные, — помню, подумала я. — И у меня тоже».

Дальше я помню, как остановилась у следующего киоска и купила там специальный зажим, чтобы соединять ошейники собак на время прогулки и вести их на одном поводке, а в дальнейшем выставлять их вместе на соревнованиях по послушанию. Эта покупка, хоть и была несколько преждевременной, все же имела какой-то смысл. Зато потом я купила бутылку шампуня для собак с шерстью бронзового цвета, порошок для кошачьей уборной, книгу о собачьих проделках, которая у меня уже была, и футболку с надписью: «Любовь — это большой дог». У меня никогда не было дога! В следующем киоске я купила смесь изюма с дроблеными орехами — еду, которую я терпеть не могу. И наконец, приобрела огромную тарелку с ручной росписью: ретривер с мертвой птичкой в зубах. Может, я покупала все эти вещи для кого-то другого? Не спрашивайте меня!

Конечно, именно собаки привели меня в чувство. У них работа такая, у собак, — приводить людей в норму. Рауди стал тихонько подвывать, Кими присоединилась к нему. Когда аляскинские маламуты так подвывают, они обращаются не в пространство, а именно к вам, и лучше вам прислушаться. Я так и сделала.

На следующий день я выложила новость Рите. Она еще меньше меня была склонна допустить такую возможность. Короче говоря, она мне не поверила.

— Собаки всех обнюхивают, — сказала она.

— Я, знаешь ли, неплохо понимаю собачий язык, — ответила я. — Это мой родной язык в некотором роде. Я на нем бегло объясняюсь. Если бы ты знала, что я выросла, например, в Будапеште, и я бы тебе сказала, что мне кое-что сообщили по-венгерски, ты бы тоже решила, что я не так поняла?

Мы завтракали в «Пентименто», на Харон-авеню, за несколько кварталов от моего дома. Это заведение станет вполне приличным, как только его хозяева бросят ходить на задних лапках перед санитарной инспекцией. Ох уж эта мне забота о санитарном состоянии! Если правительство серьезно намерено очистить рестораны и кафе от животных — разносчиков заразы, придется закрыть все заведения, куда пускают представителей вида Homo Sapiens. Думаете, это собаки разносят грипп, туберкулез, стрептококк? Нет! От собаки даже простудой не заразиться. Стив, конечно, согласен со мной, но он слишком занят своей частной практикой, чтобы предпринимать какие-то активные действия. И к тому же он опасается, что люди, привыкшие доверять «человеческим» врачам, могут не прислушаться к советам радикально настроенного ветеринара.

А пока, хоть в «Пентименто» и не пускают собак, зато здесь подают потрясающий десерт, денверский шоколадный пудинг — нечто среднее между шоколадным тортом и желе. К тому же сверху он залит взбитыми сливками.

Надо ли было сперва рекламировать денверский пудинг раньше, а уже потом описать Ритину реакцию на мое сообщение, что Джоэл Бейкер женщина? Может, вы думаете, что я нарочно оттягиваю момент? Может, вы разделяете Ритино мнение, будто человек, одержимый невероятно важной для него мыслью, иногда без умолку болтает о чем угодно, только не о главном? Что ж, возможно, вы и правы. Но пудинг действительно очень хорош!

— Ты, кажется, собираешься заказать вторую порцию? — испугалась Рита.

С тех пор как она обнаружила, что ее единственные джинсы не застегиваются, она перешла на жидкую диету с высоким содержанием протеинов. Но сегодня она устроила себе выходной и наслаждалась «твердой» пищей, если, конечно, пудинг можно считать твердым. Рита и так редко носит джинсы, несмотря на свою прямо-таки игрушечную фигурку. Обычно она одета так, как была в тот день, когда мы ели пудинг: оливково-зеленый шелковый костюмчик, белоснежный тонкий бадлон и массивные золотые украшения. На мне были джинсы и шерстяной свитер той степени поношенности, когда вещи уже почти разжалованы в «одежду для прогулок с собакой».

— Нет. Я не проголодаюсь еще, как минимум, час! — мстительно ответила я.

Рита считает, что я заразилась от своих собак глистами и поэтому могу не соблюдать диету.

— Все дело в том, — продолжала я, — что ты всегда хочешь провести четкую границу между врачами и пациентами. Эта граница существует, но проходит не там, где ты думаешь. И она такая зыбкая, что можно ее просто не заметить.

— Кто это тут недавно говорил, что твоя возня с собаками представляет собой удачную адаптацию? Я бы лишила этого врача лицензии. Можно, я возьму у тебя кусочек?

— Доедай. Или, может, взять тебе еще порцию?

— Нет. Спасибо. — Она оттолкнула от себя тарелку, но пока мы разговаривали, то и дело ковыряла в пудинге ложкой.

— Он очень маленького роста. Для мужчины, — сказала я.

— Это ничего не значит, — ответила Рита, понизив голос. — Только не называй имен!

— Я и не называю. Сам по себе этот факт, конечно, ничего не значит. Спад Уэбб, например, ниже меня.