По субботам мы с Кэзи не ходим в парк, мы идем купаться. Дай ей волю, она бы не вылезала из бассейна, но тут есть трудности. В клуб, в котором я плаваю, детей не принимают, так что мы направляемся за мост в спортцентр Хаммерсмита и Фулхема на Лилли-роуд, куда пускают всех.

По пути я звоню Салли из машины, чтобы предупредить, что сегодня у нас купание, и она собирает вещички. Так что к моему прибытию Кэзи ждет меня в холле в полной боевой готовности, с полотенцем и купальником, большим розовым гребнем и очками для ныряния.

«Ура! Купаться! Купаться! Купаться!», – напевает Кэзи, подпрыгивая от нетерпения. Она рада меня видеть. Когда мы расстались с Салли, я боялся, что в один прекрасный день явлюсь, а она посмотрит на меня как на совсем чужого человека, забудет, кто я такой. Но теперь я спокоен. Если она может запомнить содержание телепередачи, которую смотрела неделю назад, с чего бы ей меня забывать?

Салли спустилась с лестницы с пластиковым пакетом для прачечной.

– Кит, – сказала она, – я не возражаю против купания, но следи, чтобы она не ныряла. У нее горлышко простужено.

– Отлично. Значит, на волны не пойдем.

– У-у-у, – протянула Кэзи. – Без волн неинтересно. Я осторожненько. Вот так! – И она заткнула пальчиками уши.

– Кэзи, я не шучу, – твердо сказала Салли. – В школе инфекция. Меня специально предупредили. Да, кстати, Кит, хотела тебя спросить, ты не возражаешь, если Кэзи будет учиться играть на скрипке? За отдельную плату, конечно.

– Нет, разумеется. А сколько это стоит? Два фунта за урок?

– Дожидайся! Пятнадцать! Не жадничай – ты что, не можешь позволить себе такой мелочи?

– Могу, конечно. Однако неплохой бизнес – пятнадцать фунтов за час работы. Ну, Кэзи, нам пора. Все взяла?

– Думаю, да. Все, мама? А ленту с калифорнийским виноградом?

– Я ее не положила. Слишком дорогая вещь, вдруг потеряешь.

– Но она же мне нужна! Она у меня на тумбочке лежит.

Кэзи побежала наверх, оставив нас с Салли вдвоем.

– Кит, не хотела тебе говорить раньше времени, – внезапно посерьезнев, произнесла Салли, – но тебе следует быть в курсе. У меня кое-кто появился. Кэзи еще об этом не знает. То есть она его видела, но не знает, что это значит.

– Ты имеешь в виду, она не понимает, что это мамин бойфренд.

– Ей пока рано знать такие слова.

– Он остается здесь на ночь?

– Нет, конечно.

– Значит, ты к нему ходишь?

– Кит, не хочу тебя обидеть, но это не твое дело. Я могла бы вообще ничего тебе не говорить, а я вот сказала. Мне казалось, ты за меня порадуешься.

– Я радуюсь. Извини, как-то неожиданно все получилось.

– Что тут неожиданного? Что я с кем-то встречаюсь?

– Нет, разумеется. Ты очень красивая, добрая, масса мужчин были бы счастливы тебя заполучить. Кстати, а я его знаю?

– Нет. Он в банке работает. У Флеминга.

– Богатый, стало быть?

Салли вспыхнула:

– Не знаю. Ну, в общем, наверное. Много работает. Ездит на Восток. Он сейчас как раз там.

Забавно! Я подумывал о том, чтобы жениться снова, но почему-то мне не приходило в голову, то Салли тоже может выйти замуж. Я привык представлять себе, что она по-прежнему будет жить в нашем доме, воспитывать Кэзи, и однажды я приду и сообщу ей, что женюсь. Кэзи будет подружкой на свадьбе, ей это понравится. И, конечно, я и думать не мог, что Салли так быстро обзаведется богатеньким дружком. Интересно, где она его подцепила? Я-то думал, она сидит вечерами дома, нянчится с Кэзи. Теперь все изменится. Они переедут в большой дом к северу от реки, может быть, за город, и Кэзи уже не будет жить в своей комнатке, где росла, которую я сам для нее выкрасил, в доме, за который я заплатил.

– И когда же вы собираетесь пожениться?

– Не глупи, Кит. Мы знакомы всего три месяца. Через неделю будет четыре, если быть точной. Между прочим, это с его стороны очень благородно – взять женщину с ребенком. Жертва, можно сказать.

Жертва? Стать отчимом Кэзи. Мне не понравилось это выражение – «взять», как будто моя бывшая жена и дочь – бесхозная собственность, как будто я не оплачиваю каждый их счет.

Внезапно меня ударило:

– Вы ведь не собираетесь переселиться за город? Я должен иметь возможность видеться с Кэзи по выходным.

– Кит, опомнись! Преждевременно обсуждать такие вещи. Напрасно я завела этот разговор. У Пола есть дом за городом, недалеко, возле Бейсингстоука. И насчет Кэзи мы что-нибудь придумаем. Для тебя ничего не изменится. Обещаю.

Мы приехали в спортцентр, и я повел Кэзи в мужскую раздевалку. Мне это не очень нравится, но выбора нет. Мы быстренько пробежали мимо общей душевой, где всякие подозрительные личности выразительно намыливали свои задницы, к отдельной кабинке. Кэзи минут пятнадцать раздевалась, аккуратно складывая каждую вещичку. И зря, потому что все равно их пришлось запихивать в ящик. Потом я помог ей влезть в купальник, подвязал резиновые нарукавники, и мы опять проследовали мимо нудистов к шкафчикам. Я сунул в щель монету, привязал к щиколотке номерок. Каждый раз, когда я это проделываю, мне кажется, я попал в больницу, где меня ждет ампутация конечностей. Потом, взяв Кэзи за руку, я провел ее через санитарный коврик к бассейну.

Как обычно, детский бассейн был закрыт, а большой наполовину огорожен, но нам удалось найти свободную дорожку и проплыть пару раз туда и обратно. Кэзи плавает все лучше и лучше. Она не боится опускать личико в воду и может самостоятельно плыть на спине. Интересно, есть у Пола в загородном доме бассейн? Должен быть. В Хэмпшире, наверное, в каждом доме бассейн. Мы уже в пятый раз одолевали дистанцию, когда спасательница в форменном купальнике засвистела нам в свисток, знаками требуя, чтобы мы прибились к бортику.

– Вы что, читать не умеете? – крикнула она. – Написано ведь: «Дети допускаются на глубину не более одного метра!»

– Но она не одна, я рядом, – попробовал я оправдаться. – Никакой опасности нет.

– Либо подчиняйтесь правилам, либо попрошу вас уйти.

Я забил руками по воде за ее спиной, выражая свой бессильный протест.

– Послушайте, – сказал я миролюбиво, – детский бассейн закрыт. Половина взрослого огорожена. Где же нам плавать?

– Не нравится – жалуйтесь в городскую управу, – отрезала она. – Но заплывать на глубину более метра детям запрещено.

Мы вылезли из воды, и я пообещал Кэзи в качестве компенсации королевский гамбургер. Ну и ладно, все равно что-то холодновато стало.

Проходя мимо душевой, я заметил двух мужчин, растиравших спины друг другу. Один был мускулистый, бритый наголо, с бакенбардами и черными острыми усиками. Второй – худощавый блондин. Они хохотали, и мне показалось, что они нарочно так громко смеются, чтобы привлечь к себе внимание. Я не сразу узнал в блондине Микки Райса.

В раздевалке до меня доносился его голос. На работе он держится скромно, а тут разошелся. Их болтовня эхом разносилась по всей раздевалке.

– Поторапливайся, Кэзи, – сказал я. – Пошли скорей есть гамбургеры.

На самом деле мне хотелось поскорее увести ее, пока эти двое забавлялись под душем.

Я много думал о своем разговоре с Кэрол Уайт вчера вечером. Все, что она говорила, подтверждалось. Теперь у меня не оставалось ни малейшего сомнения, что Микки замешан в этом деле. Причины налицо: он черной завистью завидовал Анне и до смерти боялся, что она займет его место. Правда, это еще не объясняло тот факт, что «Санди таймс» предприняла свои меры лишь потому, что в этом был заинтересован Микки. Насколько я знал, никакого особого влияния в газете он не имел. И это обстоятельство еще больше запутывало ситуацию.

Кэзи закончила одеваться, и мы направились к выходу. Проходя мимо душевой, я мельком взглянул на парочку и увидел, как они демонстративно возят губками между ног. Показалось мне или вправду левая рука у приятеля Микки была заклеена пластырем? Разбираться было некогда.