Больший результат принесло использование стратегических бомбардировщиков для разрушения систем коммуникации во Франции. После того как были свернуты операции бомбардировщиков против транспортной сети в самой Германии, ее промышленность, распределенная по всей стране, но и все более объединяемая в единую систему хозяйствования в условиях военного времени, получила возможность производить необходимую технику и материалы. Однако теперь главную трудность стала представлять доставка продукции войскам, сражающимся в Нормандии. Даже с применением стратегической бомбардировочной авиации оказались безуспешными все попытки союзников разрушить линии коммуникации и блокировать немецкие войска в Нормандии. Тем не менее они не позволяли немецкому командованию запасти достаточно топлива, боеприпасов и произвести замену личного состава в таких масштабах, которые позволили бы немцам воспользоваться любой из неоднократных тактических ошибок союзников, с тем чтобы перейти в контрнаступление и загнать войска вторжения обратно в море.

Несмотря на то что перед началом вторжения налеты бомбардировщиков не смогли нанести серьезный удар по городам Германии, по ее промышленности или военно-воздушным силам, союзники все равно все еще были способны добиться успеха, вводя войска в Европу. Их действия были успешными, несмотря на то обстоятельство, что на рейды стратегической авиации в США и в особенности в Великобритании были затрачены огромные средства в виде выделенных финансов, затрат на промышленное производство, исследования и разработку, а также на оплату высококвалифицированного труда. Дело в том, что основной проблемой союзных войск в Нормандии стало не недостаточное количество боевой техники и боеприпасов, но способность использовать их для обеспечения прочного военного успеха иным путем, нежели бесконечными боями на изнурение противника. Смещение акцента с бомбардировочных операций привело к тому, что войска, которые ведут бой на земле, стали комплектоваться более высококачественным человеческим материалом, возможность воспользоваться этой выгодой в полном объеме ограничивалась возможностями подготовки этого материала и доведения его до лучшей боевой формы. Боеспособность наземных сил союзников не стала большей из-за того, что они получили тактическую поддержку стратегической авиации. Скорее это привело к тому, что, несмотря на малую эффективность этой авиации в подобных условиях, они стали требовать ее непременного участия в любой наступательной операции.[175]

Немецкая армия смогла организованно вывести свои подразделения из Нормандии. Со стратегически важных предприятий по производству синтетического горючего поступало необходимое количество топлива, а советские армии все еще находились достаточно далеко от нефтяных полей в Плоешти. При наличии у войск необходимых запасов топлива даже кампания, которую вели союзники с целью разрушения системы доставки и обеспечения, оказалась бессильной лишить механизированные подразделения немецкой армии их способности к маневру.

К осени 1944 года немецкая армия была отброшена к границам самого рейха, однако мало кто думал, что война будет закончена к Рождеству. После того как она отразила атаки стратегических бомбардировщиков, Германия смогла вступить в решающие бои 1944–1945 годов, имея военно-воздушные силы, которые хотя и понесли тяжелые потери в небе над Францией, но имели неповрежденный становой хребет в виде единой системы противовоздушной обороны рейха. Что более важно, немецкой военной машине не требовалось отвлекать значительную часть производства на нужды обороны от налетов бомбардировщиков. Промышленность и системы жизнеобеспечения государства в массе своей были сохранены от уничтожения и разрушения. Моральное состояние населения, которое было защищено от ужасов бомбардировок, оставалось на высоком уровне.[176]

Влияние этих факторов больше всего ощущалось на Восточном фронте. Налеты бомбардировщиков стратегической авиации союзников должны были олицетворять «войну на Втором фронте», поскольку они являлись единственной крупной военной операцией, проводимой союзниками в Западной Европе до вторжения в Нормандию. Неспособность налетов хоть как-то повлиять на работу немецкой военной машины нашла свое отражение в большом количестве потерь и в замедлении темпов советского наступления в 1943–1944 годах, и это при том, что большая часть люфтваффе была все еще сосредоточена в Германии и использовалась для защиты рейха.

Выйдя из Нормандии на оперативный простор, союзники оказались в положении, которое позволило им возобновить кампанию по нанесению ударов с воздуха. Теперь вопрос о разработке и боевом применении истребителей сопровождения с большим радиусом действия уже не стоял с былой остротой, поскольку в распоряжении союзников оказались аэродромы передового базирования, а потеря немцами передовых постов радиолокационного наблюдения и оповещения привела к тому, что у единой системы противовоздушной обороны стало меньше времени для предупреждения о подлете самолетов противника. Казалось, что обстоятельства складываются так, что союзникам нужно было учесть свои ошибки прошлого и возобновить кампанию воздушных налетов в том виде, в каком она представлялась авиаторам.

Массовый выпуск истребителей Me.262 начался в мае 1944 года. Это был великолепный пример того, что может совершить рационально организованная экономика Германии, когда она не подвергается постоянным воздушным налетам. Благодаря увеличению объема финансирования исследований и разработок ресурс двигателей «Юмо», выпускаемых заводами Юнкерса, был доведен до 25 часов. Это достижение трудно было назвать триумфом инженерной мысли, но благодаря ему оказалось возможным запустить новый истребитель в серийное производство.[177] Машина имела множество «детских» болезней, но в сочетании с разработанными одновременно с ней ракетами R4M, истребитель Me.262 показал, что это оружие на порядок более эффективное для борьбы с бомбардировщиками, чем даже самые высококлассные истребители с поршневыми моторами. То обстоятельство, что в небе Германии появились истребители противника, мало что значило для скоростных Me.262, которые, если ими управлял умелый летчик, могли проскользнуть мимо истребителей сопровождения и нанести удар по бомбардировщикам.

Вскоре ущерб, который причиняли Me.262 дневным налетам бомбардировщиков, принял катастрофические размеры. Однако немецкое командование видело главную свою цель в том, чтобы создать боеспособную группировку этих машин до того, как дневные бомбардировщики станут наносить удары по транспортным узлам и нефтеперерабатывающим предприятиям, от которых зависела вся военная промышленность Германии. И вновь, еще до того, как ущерб от налетов бомбардировщиков стал принимать значительные размеры, Галланд для реализации более совершенной версии своего «Большого удара» решил сделать ставку на принципы массирования и сосредоточения сил.

«Большой удар» в исполнении реактивных истребителей следовал той же удачной схеме, что и первый вариант, сосредоточив все силы на ударах по 8-й воздушной армии, которая совершала налеты на заводы по перегонке нефти под Лейпцигом. Было совершено несколько тысяч самолетовылетов, в результате которых оказались сбитыми несколько сотен американских бомбардировщиков. Тем не менее этот успех люфтваффе всецело принадлежит высоким боевым качествам истребителей Me.262. Дело в том, что немецким истребителям с поршневыми двигателями становилось все труднее и труднее отбиваться от истребительной авиации союзников, которая теперь базировалась на континенте. Но взяв на вооружение Me.262 с установленными на нем ракетами R4M, немцы фактически получили оружие для борьбы с бомбардировщиками класса В-17 и В-24, летящими в сомкнутом боевом порядке. Это стало возможным благодаря такому сочетанию высокой скорости и поражающей способности, которого не имел ни один из винтовых самолетов, одномоторных или двухмоторных. Ночной реактивный истребитель Ме.262В был не менее смертоносным оружием. Он сбивал истребители «Москито», которые наводили на цель бомбардировочную авиацию и благодаря которым возрастала точность ее бомбометания.