Когда до Карбондейла оставалось миль шестьдесят, позвонила Либби.

– Присяжные уже думают над вердиктом.

– Как ты выступила?

– Не так здорово, как Гарсиа. – Я представила, в каком она сейчас настроении. – Будь я среди присяжных, я бы тоже сочла его невиновным.

– Если его освободят, придется следить за ним, пока мы не возьмем ордер на арест в Карбондейле.

– А это получится?

– Если Рашло не врет, шансы велики.

– Держи меня в курсе.

– Ты тоже.

Через сорок минут я встретилась с начальником полиции Карбондейла, Шелби Дунканом, на кладбище Гринвиль. С ним были женщина из отдела здравоохранения, окружной коронер, помощник директора кладбища и несколько рабочих.

Эрб сдержал слово: все разрешения получены и те, кто нужен, были уже на месте.

Холодный и ненастный день отлично подходил для проведения эксгумации. Мы стояли группой, подняв воротники и засунув руки в карманы, пока рабочие раскапывали могилу Эрнандеса.

Через час они дошли до бетона. На кладбищах Иллинойса все гробы помещались в бетонное основание. Поэтому земля не проваливалась, проникая в гроб, и на поверхности кладбища виднелось множество впадин на месте могил.

Два человека в рабочих комбинезонах, расширив края выкопанной ямы, вкрутили в крышку бетонного склепа штыри с кольцами. Затем к ним привязали веревки и вытащили из ямы крышку. Далее из бетонного основания извлекли гроб и аккуратно поставили его рядом с вынутой плитой.

Коронер, очень худой человек по имени Рассел Томпкинс, счистил немного земли с нижней части гроба, вставил специальный шестигранный ключ в небольшое отверстие и повернул его против часовой стрелки. Резиновая печать сломалась, зашипел выходящий из гроба воздух, распространяя зловоние метра на три, не меньше.

Открыв гроб, Томпкинс поднял верхнюю половину крышки и заглянул внутрь.

– Два тела. – Он зажал ноздри своего острого носа длинными, тонкими пальцами. – Мужчина и женщина.

– Этого достаточно? – спросила я начальника полиции Дункана. Он был слегка увеличенной версией Джона Уэйна и, очевидно, знал об этом, потому что носил клетчатую фланелевую рубашку и ковбойские сапоги.

– Отличное начало, черт побери. Теперь надо определить, точно ли это Мелоди Стефанопулос и ее ли убил этот ваш Барри Фуллер.

– Вы принесли отпечатки его зубов?

– Да.

– А изображения следов укусов?

– Все лежит в машине.

Я прошла с ним к его машине и взяла все, что нужно.

– Необходимо найти следы укусов, совпадающие с этими. – Я показала Томпкинсу отпечатки. Он кивнул, надел резиновые перчатки и приступил к осмотру.

Вытащив из глубокого кармана пиджака пару своих перчаток, я впервые заглянула в гроб.

Хулио Эрнандес лежал с левой стороны. Тощий, как скелет, он буквально утонул в своем коричневом костюме. Лицевые мускулы опустились, нижней челюсти не было – рак, как упомянул Рашло. Рот и горло были набиты хлопковым наполнителем.

Запах был такой, что мне приходилось дышать через плечо. Даже самая хорошая работа по бальзамированию не может предотвратить распад тела, за годы бактерии успевали сильно его испортить, прежде чем сгнивали сами.

Мелоди выглядела еще ужаснее, чем Эрнандес. Одежды на ней не было, а на плоти серого оттенка темными следами выделялись нанесенные девушке увечья: рваная рана на горле, крестообразные надрезы на каждой груди, разрез от паха до пупка. Дюжины округлых следов покрывали тело с головы до пят.

Укусы.

Раны были зашиты, швы наложены профессионально, но не очень красиво. Работа Рашло.

Коронер продолжал осматривать тело, я взяла у него скальпель и просунула его между холодными губами Мелоди, разрезая клей, державший их сжатыми. Лезвие чиркнуло о зубы. Я разжала губы и нашла еще один шов. Разрезав нити, я попыталась открыть рот.

Ничего не вышло.

Используя рукоять скальпеля как рычаг, я с трудом приоткрыла рот, так чтобы можно было просунуть два пальца. Это потребовало значительных усилий. У меня появилось ощущение, будто меня укусили. Я посветила фонариком внутрь.

На верхнем левом коренном зубе была золотая коронка.

Она совпадала с коронкой на снимке зубов Мелоди.

Кроме того, при помощи фонарика я нашла и указанную в документах пломбу на верхнем правом клыке.

– Это Мелоди.

– Рассел? – обратился начальник полиции к коронеру.

– Трудно сказать. Ткани гнилые.

– Но как ты вообще думаешь?

– Возможно, все так. Но мне нужно больше времени и соответствующее оборудование, чтобы сказать наверняка.

Зазвонил мой телефон. Либби.

– Огласили приговор. Присяжные долго не думали, ублюдок на свободе.

– Подожди секундочку, Либби. – Я повернулась к коронеру: – Есть ли что-нибудь доказывающее, что это дело рук нашего подозреваемого?

Рассел достал платок и высморкался.

– Ну, вообще-то есть одна любопытная деталь. Видите эти два следа укусов на внутренней стороне бедра? На тех снимках, что вы мне дали, на тех же самых местах тоже есть следы укусов.

Шелби отцепил от пояса рацию.

– Мне этого достаточно. Я звоню судье Дорчестеру.

– Вы хотите получить ордер на арест?

– Да, мэм.

– Либби, – сказала я в телефон, – не дай Фуллеру выйти из здания. Найди полицейского и арестуй его.

– У тебя есть ордер?

– Да. Его обвиняют в убийстве Мелоди Стефанопулос.

– Здорово. Отличная работа, Джек.

Дункан отошел в сторону, отдавая команды по рации, а я сняла перчатки и направилась к своей машине.

Однако чувства облегчения так и не пришло. Опустошенность и усталость – вот что я ощущала. Полицейский, живущий во мне, хотел быть там, видеть выражение лица Фуллера, когда его арестуют. Но больше всего мне хотелось забыть о смерти и тех ужасах, которые я только что видела.

– Хорошая работа, лейтенант. – Шелби подошел ко мне, пожал руку. – Мы начнем проверять остальные имена прямо сейчас. Кажется, благодаря вам мы закроем много старых дел.

– Я вам не завидую. К вам привалит толпа телевизионщиков.

– Справимся как-нибудь. У нас крепкий маленький городок. В любом случае спасибо вам за помощь. Не хотите поужинать? Моя жена чертовски хорошо готовит.

– Спасибо, шеф, но мне надо отправляться домой.

Пять часов обратной дороги в Чикаго были самыми одинокими часами в моей жизни.

Мелоди Стефанопулос. Барри давно не слышал этого имени, но он отлично ее помнил.

Первую жертву никогда не забудешь. Интересно, как им удалось ее найти? Рашло, наверное. Не важно. Что сделано, то сделано.

Барри пытается почесать подбородок, но цепь не позволяет – наручники пристегнуты к ножным кандалам.

– Подбородок чешется. Не поможешь?

Человек в форме, сидящий справа, Стивен Робертсон, с которым Фуллер работал в двадцать шестом участке, чешет ему подбородок. Фуллер вздыхает.

– Спасибо.

Полицейский автомобиль движется по трассе 57. Без мигалок и сирен, но все же на приличной скорости. Фуллер понимает: они хотят побыстрее от него избавиться. Полицейским не нравится, когда кто-нибудь из их коллег слетает с катушек.

– Мне нужно в туалет, – говорит Фуллер водителю, патрульному по имени Корлис. На нем шляпа с полями и зеркальные солнечные очки, хотя солнце уже давно зашло.

– Терпи.

– Да ладно тебе. Я все утро провел в суде, меня признали невиновным, но на свободе я пробыл две минуты – меня опять задержали. День сегодня и так ни к черту, а тут еще на толчок захотелось.

– В Карбондейле точно есть туалет. Там и сходишь.

– Я не доеду. Через несколько миль будет зона отдыха. Пожалуйста.

Корлис молчит. Фуллер намеренно выпускает газы, получается довольно громко.

– Боже, Барри. – Робертсон разгоняет рукой воздух вокруг себя. – Это отвратительно.

Фуллер пожимает плечами, принимает невинный вид.