Я направился прямиком в номер Игрока. Поблизости никого не было, и в самом номере свет не горел. На всякий случай я все же постучался и нырнул за угол, чтобы оттуда посмотреть, что будет, но дверь не открылась. Тогда я вернулся, быстро огляделся и отпер дверь.

Сработало. А я почти надеялся, что ничего не получится. Если бы ключ не подошел, я бы с чистой совестью сказал себе, что сделал все, что мог, но незаконное проникновение в чужое жилье — не мой конек. Теперь же мне не оставалось ничего иного, как продолжить начатое. Я набрал в легкие побольше воздуха и отворил дверь.

Ну вот, свершилось: я тайком проник в комнату опасного преступника. Еще сутки назад я и представить себе не мог, что способен на такое, — но тогда я был совсем другим человеком, и жизнь моя была другой.

Я внимательно огляделся. В этом номере Ладжвати уже убрала, и меня это порадовало: значит, если я случайно передвину какую-нибудь мелочь или положу что-нибудь не на место, никто ничего не заподозрит. Это давало мне некоторую свободу действий.

Но что же я, собственно, надеялся найти? Какой-нибудь ключ, подсказку, объясняющую, кто такой Игрок на самом деле и зачем ему нужно было покрывать тройное убийство.

Его бордовый чемодан был полностью распакован, но я на всякий случай еще раз в него заглянул: пусто. По стульям были развешаны сорочки и брюки, а на нижней полке стенного шкафа валялась кучка грязного белья. Я пошевелил ее носком ботинка, чтобы проверить, не скрывается ли под ней какая-то важная улика, но ничего не нашел. Тогда я осмотрел содержимое выдвижных ящиков, аккуратно перебирая сорочки, рубашки, трусы и носки — но и там ничего любопытного не обнаружил. Под газетой на ночном столике тоже ничего не оказалось. В общем, полный облом.

В ванной я нашел несколько дешевых одноразовых бритв марки «Бик», безымянный крем для бритья и тюбик зубной пасты «Крэст». Мне удалось выяснить лишь то, что Игрок принимает три лекарственных препарата, ни об одном из которых я прежде не слышал.

И как только я решил, что меня постиг полный провал, я наконец увидел его. Он лежал на самом видном месте: прямо на стеклянном журнальном столике, в дальнем конце комнаты, рядом с ведерком свежего льда, накрытым чистым полиэтиленовым мешком. Черт, он был настолько на виду, что я чудом заметил его. Это был ежедневник Игрока.

Там могло оказаться все, что мне нужно. Это был один из тех ежедневников, которые по толщине не уступают дешевым романам и имеют почти столь же замысловатый сюжет. Он был украшен застежками и маленькими кармашками, которые располагались на обложке и форзацах. Он был устроен по принципу скоросшивателя, так что листы можно было вынимать и вставлять. Они были очень плотно нанизаны на узенькие кольца, и их было трудно переворачивать. Полистав ежедневник, я начал понимать, что это не такое уж золотое дно: почерк Игрока я разбирал с трудом. Для каждой недели был выделен отдельный разворот, и каждому из дней соответствовала как минимум одна запись. Беда была в том, что эти записи были для меня непонятны. Например: «Бил, 3.00, блины». Почему-то это ни о чем мне не говорило.

Но потом я заметил, что одно из имен постоянно повторяется — Б. Б.: «Б. Б. позвонит после 12.00», «Посоветоваться с Б. Б.», «Б. Б. в 9.00 у Денни». Я подумал, что это что-нибудь да значит. В конце ежедневника я обнаружил раздел для адресов и телефонов; страницы эти были исписаны вдоль и поперек. Я сосредоточился на букве «б», но ничего интересного там не нашел. Тогда я порылся в кармашках, из которых торчали многочисленные визитные карточки: я надеялся найти хоть кого-нибудь с инициалами «Б. Б.» — но тщетно. Торговцы, адвокаты, агенты по недвижимости, врачи и прочие — сплошное дерьмо. Я запихивал их обратно, стараясь сохранить прежний порядок, но тут одна из карточек привлекла мое внимание. На ней было написано: «Уильям Ганн. Оптовая продажа скота».

Бобби говорил, что некто Ганн является владельцем «Пути к просвещению». Какое же отношение он может иметь к продаже скота? В ежедневнике Игрока я не обнаружил ни одной записи, имеющей хотя бы отдаленное отношение к скотоводству. Правда, у Джима Доу была свиноферма. К тому же фамилия была знакомая — Уильям Ганн. Б. Б. Ганн [От английского названия пневматического оружия — «В. В. gun» (Ballistic Ball gun)] — вспомнил я. Совершенно естественное прозвище — такое же естественное, как у Игрока. Я подбежал к письменному столу, взял ручку и блокнот с рекламой мотеля и переписал с карточки все данные. Потом я аккуратно разложил все по местам и еще раз внимательно оглядел комнату, желая убедиться, что все лежит на своих местах.

Оставалось только незаметно убраться отсюда, и можно будет спокойно возвращаться домой. Я немного раздвинул шторы и, насколько это было возможно, оглядел окрестности. Радиус обзора был не слишком велик, но я почти уверился в том, что мне ничего не грозит. В полном спокойствии я отворил дверь и выступил под яркие лучи солнца.

Оказалось, что радиус обзора меня все-таки подвел, да еще как. В пяти метрах от меня на балконе, засунув руки в карманы, стоял Бобби.

Дезире водила коротко остриженным, ненакрашенным ноготком туда-сюда по трубке телефона-автомата. Она давно должна была позвонить Б. Б.: он наверняка уже заждался. Наверное, он удивляется, а может быть, даже беспокоится, что она до сих пор не позвонила. Он вообще все время о ней беспокоится. Стоит ей опоздать на полчаса — и Б. Б. уже места себе не находит. Дезире предпочла бы считать, что просто нужна ему: кто же приготовит ужин, если она вдруг погибнет в автокатастрофе? Но дело было, увы, не только в этом. На свой особый, эгоцентрический лад Б. Б. все же ее любил. Она это знала, и от этого ей становилось только тяжелее.

После китайского ресторана Дезире перестала следить за мальчишкой и его другом. К чему лишняя суета? Все равно она решила ничего не рассказывать Б. Б. Афродите эти двое, похоже, понравились: Дезире отчетливо ощущала эмоции своей погибшей сестры-близняшки. Особенно Афродите понравился приятель мальчишки — Мелфорд. Это лишний раз доказывало, что у сестер больше общего, чем можно было подумать, и они все же во многом способны достичь согласия. Если Дезире станет следить за ними и выполнит тем самым просьбу Б. Б. — это будет слишком похоже на предательство. Значит, выбор у нее невелик: кого-то предать все равно придется.

Когда Мелфорд говорил о людях, которые смотрят на зло сквозь пальцы только потому, что так им удобнее, Дезире показалось, что он имеет в виду ее. Будто он знает все про Б. Б., про то, чем он занимается и чем скоро начнет заниматься, как только роль наставника перестанет помогать ему сдерживать свои желания. Мелфорд как будто знал и о том, что Дезире помогает Б. Б. продавать крэнк — отраву, которая саму ее чуть не погубила. Но, разумеется, он ни о чем не знал. Он просто рассказывал ей о том, что хотел бы помочь маленьким ягнятам и свинкам, и это звучало очень мило и наивно. Существование Дезире так долго было связано с преступлениями, наркотиками и гибелью, что ей очень хотелось обратиться к добру, заняться чем-нибудь полезным и бескорыстным — например, помогать животным.

Возможно, у самого Б. Б. руки и не были запятнаны кровью, но Дезире с самого начала знала, что его маленькая империя стоит на костях. Разрушенные жизни, боль, страдания и смерть — все было поставлено на службу мету. Безусловно, Б. Б. был добр к ней, поэтому она и смогла ему посочувствовать, привязаться к нему, заботиться о нем, но это вовсе не значило, что она обязана и дальше ему помогать.

— Здорово, крошка! Мне нравится твой прикид.

Дезире подняла голову. В метре от нее стоял широкоплечий мужчина лет сорока, с длинными волосами и бородой, в джинсах и высоких байкерских ботинках. Под мышкой он держал связку из шести банок пива «Старый Милуоки».