Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Такова вкратце идея медитативной практики школы Сото, школы «чистого дзадзэна». Это понятие дзадзэна достигает своей кульминации в точке зрения Догена, японского основателя Сото-дзэн, видевшего в практике сидячей медитации саму актуализацию природы Будды, как внутренне недифференцированного единства Бытия. Для Догена дзадзэн не искусственно изобретенная техника для достижения просветления. Фактически высшим принципом дзэна, созданного Догеном, есть то, что просветление и практика – это одна и та же вещь. Человек просветлен процессом сидения в медитации, знает ли он об этом или нет? Ибо сидение в таком положении не просто поза тела. Это наиболее прозрачное восприятие в высшей степени экзистенциального изобилия. «Он» есть сам процесс сидения. И «он» есть осознание Бытия. «Он» есть выкристаллизованная точка универсальной Жизни. Доген говорил: « Дзадзэн состоит всецело из сидения в спокойствии. Он не средство для достижения чего-либо. Само сидение и есть просветление. Если бы, как полагают простые люди, практика отличалась от просветления, два этих понятия как бы определяли наличие друг друга (то есть осознано было просветление, связанное с дзадзэном, и оставалось сознание процесса самодисциплины, после которого достигалось состояние просветления). Такое просветление, «зараженное подобным видом сознания, не есть подлинное просветление».

Очевидно, что медитация «тихого озарения» в своей сути имеет статическую природу и вполне способна привести к чистому квиетизму. Школа Риндзаи отрицает такую тенденцию, утверждая, что квиетизм идет вразрез с духом дзэн. Таким образом, школа Риндзаи поддерживает динамизм шестого патриарха Эно (Хуэй Нэнга).

Мастер Нангаку, преемник Эно в передаче учения южной школы, однажды предостерегал одного из своих учеников: «Ты хочешь стать мастером дзадзэна или намерен достичь состояния Будды? Если твое намерение – изучать дзэн как таковой, тебе следует знать, что дзэн не состоит в сидении или лежании. Ты хочешь достичь состояния Будды, сидя в позе со скрещенными ногами? Но Будда не обладает специфической формой... Попытка достичь состояния Будды сидением в медитации со скрещенными ногами более бесполезна, чем убийство Будды. Сколько бы ты ни сидел в данной позе, ты никогда не достигнешь сатори».

Школа Риндзаи, верно следующая учению шестого патриарха, занимает нетерпимую позицию в отношении медитативного метода школы Сото. Даиэ, вышеупомянутый мастер школы Риндзаи, говорил: «Когда вы разговариваете с вашим гостем, сконцентрируйте вашу энергию на разговоре с ним.

Когда вы чувствуете спокойствие в сидячей медитации, сконцентрируйте вашу энергию на акте сидения в спокойствии. Но никогда в процессе сидения не считайте само сидение за что-либо высшее.

Есть ряд фальшивых мастеров, ведущих своих учеников к заблуждению, говоря, что спокойное сидение в «тихом озарении» есть высшее достижение в дзэне.

Вполне понятно, что под выражением «фальшивые мастера дзэн» Даиэ подразумевает мастеров школы Сото.

Однако школа Риндзаи не обходится без медитации. Даже напротив, так как для последователей школы сидение в медитации – основной пункт всего процесса, при помощи которого они продвигаются к просветлению. Но внутренняя структура медитации Риндзаи полностью отличается от разновидности Сото. Дзадзэн, как он понимается школой Риндзаи, не состоит из просто сидения в успокоенной ясности медитации с сознанием без мыслей, а, напротив, дзадзэн состоит из сотворения сознания, ушедшего исключительно в живую, экзистенциональную проблему или мысль. Иначе говоря: «Я», теряя себя, становится как бы полностью трансформировано в Мысль. Это и есть вкратце риндзаистское понятие «думания» или «думание думания». А эта экзистенциальная трансформация происходит посредством коанов.

«Я» человека и высшее «Я» – одно.

Сомерсет Моем

Глава 7. Коан

Коан (кит, кунг-ан) в своем истоке, то есть во времена династии Тань, представлял собой разрешенный термин, обозначающий узаконенное обстоятельство, определяющее прецендент, положась на который, выбирались решения в случаях, одинаковых по своей природе. Как дзэнский технический термин он возник во время поздней династии Сунь, обозначая особого рода проблему или тему для медитации. В XI веке коан-упражнение был стандартизирован Даиэ, и с тех пор стал популярен в школе Риндзаи Китая и Японии в течение последующих восьми веков. Многие коаны были составлены в сборники, известные под названиями Хекуган Року (кит. Пи Иен Лу), 1228 г., и My Мои Кан (кит. By Мэн Куан), 1228 г. Это наиболее выдающиеся сборники.

Все коаны были предназначены как медитационные темы, искусственно составленные из некоторых знаменитых древних мондо, то есть вопросов и ответов учеников и мастеров периодов Тань и Сунь, фрагментов некоторых буддийских сутр, значительных частей лекций мастеров и анекдотов, относящихся к различным аспектам жизни мастеров.

Коаны, невзирая на разнообразие их контекстов, все имеют одну и ту же структуру, ибо все они представляют собой медитационные темы. И все они являются выражением парадоксального, шокирующего, сложного языка высшей Реальности в понимании дзэн. Это означает прямую, сильную презентацию в вер-бальной форме Бытия – голую индивидуальную кристаллизацию, изначально непродифференцированную. Как проблема, заданная мастером ученику, в большинстве случаев преднамеренно бессмысленная, она представлена таким образом, что с самого начала путает дискурсивное мышление с целью пробуждения в ученике особого уровня экзистенциального понимания с включением всей его личности – тела и сознания – далеко за пределами постижения интеллекта.

Мои поступки всегда искренни, – ответил дон Хуан.

– И все же они – не более, чем актерская игра.

– Но тогда все, что ты делаешь, должно быть контролируемой глупостью, – изумился я.

– Так и есть, – подтвердил он.

К. Кастанеда

Однако не следует думать, что коан предназначен лишь для сбивания с толку своей бестолковостью. Имея в виду, что коаны изначально образовывались из ранних мондо, анекдотов и т.д., легко заметить определенное значение, присущее каждому из них также и в рамках интеллектуального понимания, стоит лишь нам вернуть тот или иной коан в его исторический контекст и воспринять его с этого угла зрения. Другими словами, каждый коан содержит особое значение, благодаря которому он выглядит как краткий конспект философии дзэн.

О смехе сказал я: «Глупость!»

А о веселии: «Что оно дает?»

Екклезиаст

Таким образом, коан представляет собой как бы двухмерную конструкцию. Два измерения абсолютно разные, но необходимым образом отражающие различные его стороны. Осмысление этого факта очень важно, потому что эти два измерения легко спутать, что часто и случается, а эта путаница весьма фатальна для правильного понимания Риндзаи-дзэн.

В одном из двух измерений (названном нами условно «первым») коан представляется как осмысленное выражение или анекдот, не важно даже, каков налет бестолковости может присутствовать в нем на первый взгляд. В этом измерении коан обязательно несет четкое философское значение, вполне «хватаемое» интеллектом. Каждый коан в этом смысле – это своего рода исторический документ, делающий скидку на интеллектуальную интерпретацию. Сначала может показаться, что возник непреодолимый барьер для интеллектуального достижения, но он так ловко выстроен, что в преодолении его этот барьер на высшем этапе обязательно рушится.

Смех выглядит чем-то нерелигиозным и нечестивым. Здоровый человек будет веселиться, печалиться ему нечего. Смех есть некая переливающаяся через край энергия. Когда ребенок печален, это значит, что он болен, когда смеется старик, это значит, что он еще молод. Поэтому религии пытаются сделать вас больными с помощью постов, подавления желания и самоистязания. Этим вы разопнете самого себя и станете печальным.

Махакашьяна засмеялся, видя безмолвного Будду. Это была первая проповедь без слов и первый религиозный смех. Он и до сих пор звучит в устах мастеров дзен.

Шри Раджниш
21
{"b":"112593","o":1}