b) Доступность. Учреждения, товары и услуги здравоохранения должны быть доступны каждому человеку без какой бы то ни было дискриминации. Доступность имеет четыре взаимосвязанных аспекта:
1) недискриминация: учреждения, товары и услуги здравоохранения должны быть де-юре и де-факто доступны для всех, особенно для наиболее уязвимых или социально отчужденных слоев населения, без дискриминации по какому-либо из запрещенных признаков;
2) физическая доступность: учреждения, товары и услуги здравоохранения должны находиться в физической досягаемости для всех групп населения, особенно для уязвимых или социально отчужденных групп, таких как этнические меньшинства и коренные народы, женщины, дети, подростки, пожилые люди, инвалиды и лица, инфицированные ВИЧ и больные СПИДом;
3) экономическая доступность (доступность с точки зрения расходов): учреждения, товары и услугы здравоохранения должны быть доступны всем;
4) доступность информации: включает право искать, получать и распространять информацию и идеи, касающиеся вопросов здоровья.
с) Приемлемость. Все учреждения, товары и услуги здравоохранения должны соответствовать принципам медицинской этики и культурным критериям.
d) Качество. Учреждения, товары и услуги здравоохранения наряду с их культурной адекватностью должны быть также приемлемыми с научной и медицинской точек зрения и характеризоваться высоким качеством.[28]
В силу теснейшей взаимосвязанности указанных элементов доступность права на здоровье, по сути, включает в себя не только перечисленное в пункте «b», но и указанное в пунктах «a», «c», «d».
В п. 31 Заключительных замечаний Комитета по экономическим, социальным и культурным правам ООН (Российская Федерация)[29] отмечено: «Комитет обеспокоен общим ухудшением уровня наличия и доступности медицинской помощи в государстве-участнике. Комитет с обеспокоенностью отмечает также, что больницы и клиники в бедных регионах зачастую не имеют запасов всех основных лекарственных средств и что, несмотря на конституционную гарантию бесплатной медицинской помощи, многие медицинские учреждения взимают плату за свои услуги и просят больных покупать лекарства…»
5. Пациентское право
В последнее время специалистами часто используется термин «медицинское право», предполагающий некую совокупность норм права, касающихся общественных отношений, возникающих в процессе медицинского вмешательства. Однако этот термин не выдерживает критики, поскольку в ответ на вопрос «Чье право?» слышится: «Медицинское», – то есть право медицины или медиков. Однако медицина – отдельная, самостоятельная наука, и не очень ясно, как может у науки быть какое-либо право, кроме права познания и применения знаний? Понятно, что термин «медицинское право» в понимании его авторов не описывает отношений медицинской науки с кем– или чем-либо.
Термин «медицинское право» может иметь смысл только в том случае, если речь идет о праве медиков на что-либо, однако и здесь можно сказать, что создатели медицинского права явно преследовали не столь узкие цели, как разговор о правах врачей или медсестер. Действительно, говорить о праве медиков как об отдельной отрасли непродуктивно хотя бы потому, что при таком подходе основным предметом права будут отношения врача с окружающим миром, и тогда получится, что врач является ключевой, системообразующей фигурой. Кто-то может подумать, что ничего плохого в этом нет. Быть может, и так, но только получается, что пациент существует для врача, а не наоборот. В центр такого «медицинского права» будут поставлены трудовые и профессиональные отношения, которые в последнюю очередь коснутся главного – прав пациентов. Да и массу других отношений такое право не затронет: область страхования, управления, лекарственного обеспечения граждан и т. п. И вообще придется переписывать Конституцию РФ и законы, поскольку основные права будет иметь врач, а не пациент.
Примерно так и получается у теоретиков «медицинского права». Определяя его предмет, С.Г. Стеценко и соавторы говорят, что «это общественные отношения, возникающие в процессе медицинской деятельности».[30]
В такой формулировке врач действительно становится главной фигурой правоотношений, поскольку, если нет процесса медицинской деятельности, то нет и предмета права. Разве это так? Разве у человека, который упал на улице с инфарктом, нет права на получение медицинской помощи?
Формулировка теоретиков «медицинского права» не дает пациенту шанса на эту помощь, но…
На самом деле право на охрану здоровья имеется у гражданина в соответствии с международными, конституционными и другими нормами права, и он обращается за медицинской помощью именно в процессе реализации этого права. Причем право это возникает из-за наличия болезни или для ее профилактики, и тогда человек обращается к врачам. Не можем же мы перевернуть эту логику и считать, что врачи создают болезни у здоровых людей, а потом их же и лечат, – упаси нас господь от таких ситуаций. Врачи, медицинские организации – т. е. субъекты медицинской деятельности – обязаны в силу ряда положений законодательства, в частности Уголовного кодекса РФ, оказать медицинскую помощь.
Кроме того, как уже было показано выше, только лишь медицинской деятельностью не исчерпывается комплекс мер по охране здоровья. Такая деятельность не учитывает отношений, например, по санитарно-эпидемиологическому и экологическому благополучию, по медицинскому страхованию, по производству и обороту лекарственных средств, по надзору в сфере медицинских услуг и фармакологии, по контролю за качеством медицинской помощи, по суррогатному материнству, по физкультуре и спорту и т. п. – все это не имеет непосредственного отношения к медицинской деятельности, но входит в систему мер, направленных на охрану здоровья.
Таким образом, имеется достаточно оснований считать, что «медицинское право» – лишь идеологическая позиция, занятая в интересах врачей (на самом деле «прокрустово ложе» и для них тоже, потому что без пациента не будет и врача). Однако в таком виде оно не может претендовать на роль комплексной отрасли права, которую ей пытаются присвоить.
В своей работе «О теоретических основах и концепции национального медицинского права»,[31] посвященной, в частности, и вопросам терминологии, основоположник медицинского права в России, заслуженный юрист России, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой медицинского права ММА им. И.М.Сеченова Ю.Д. Сергеев (в соавторстве с кандидатом юридических наук, кандидатом физико-математических наук М.И. Милуши) пишет:
«По нашему мнению, с чисто теоретических позиций использование понятия «медицинское право» юридически корректно только для определения правовых отношений между врачом и медицинским учреждением, с одной стороны, и пациентом – с другой. Все выходящие за эти рамки общественные отношения в сфере охраны здоровья охватываются более широким понятием законодательства о здравоохранении.
Необходимо отметить, что и Всемирная ассоциация медицинского права (WAML) сегодня склоняется к такому же выводу. Как подчеркивал президент WAML профессор А.Карми в своем выступлении на Всероссийском съезде по медицинскому праву, применительно к решаемым WAML задачам уже более правильным является термин «helth law», а не «medical law», поскольку он больше соответствует современным представлениям. Конечно, если в английском языке и тот и другой термин звучат примерно одинаково, то по-русски термин «медицинское право» понятнее и благозвучнее, чем более приземленный термин «законодательство о здравоохранении» или более громоздкий – «здравоохранительное право». Но дело не в названии, а в сути. Если название «медицинское право» устоялось и прижилось, вошло в сознание (в первую очередь врачей и пациентов) – пусть оно так и называется, даже если это формально не совсем верно с точки зрения теории права».[32]
