Тайлер обнял ее и притянул к себе:

– Прости, Клэр. Об этом я не знал.

Задыхаясь, Клэр высвободилась из его рук, мучительные видения вспыхивали в ее голове. Каждый вздох давался ей с трудом, боль стала такой резкой, словно в сердце вонзили острый нож.

– Однажды маме уже пришлось спасаться от них бегством… – Клэр задрожала. – Она перепугалась, долго искала безопасное место, где можно оставить меня, но…

Она прижала пальцы к вискам, с трудом подбирая слова и вкладывая в них всю горечь и боль, которые копились годами.

– И все-таки я ненавидела ее за то, что мне выпало такое испытание. Эта ненависть угасла только после маминой смерти.

Тайлер снова обнял ее и попытался утешить.

– Мне очень жаль, – шептал он на ухо Клэр. – Я понимаю, каково тебе пришлось. Ты была вправе ненавидеть весь мир. Но поверь мне, теперь все будет хорошо.

Слова Тайлера прорвались сквозь густую пелену угрызений совести и муки.

– Весь мир – но не маму, – возразила Клэр, вытирая глаза. – О, как мне было стыдно! Она вынесла гораздо больше страданий, чем я.

– Вряд ли такое возможно.

– Реджинальд Бут изнасиловал маму, Тайлер. Вот почему она сбежала от него. – Клэр прерывисто вздохнула. – Эмили – дочь Бута.

Тайлер был потрясен.

– Мерзавец!

– Теперь ты понимаешь, почему отец презирал и ненавидел его? – спросила Клэр. – Он боялся, что Бут узнает про Эмили и попытается отнять ее. – Она печально покачала головой. – Всю правду я узнала только после того, как умерла мама. Прежде я и не подозревала, что Бут так жестоко обошелся с ней. А когда наконец я все узнала, то не смогла простить себе ненависть к маме.

Тайлер приложил ладони к щекам Клэр.

– Ты с честью выдержала все испытания. Тебе осталось только вычеркнуть их из памяти.

– Такие воспоминания не вычеркнешь, Тайлер. Они навсегда останутся для меня незаживающей, кровоточащей раной. И когда я прочла письмо Лулу, я вдруг поняла, что моя мама, как и твоя, заботилась прежде всего обо мне. Но было уже слишком поздно: я не успела попросить у нее прощения. – Клэр сжала пальцы Тайлера. – Не повторяй мою ошибку, Тайлер! Возможно, Лулу поступила неверно, но она считала, что у нее нет другого выхода. Пожалуйста, прости ее! В отличие от меня ты еще успеешь сделать это.

Тайлера переполняли замешательство и гнев, жалость к себе и боль, и он не нашелся что ответить. Его изумляла выносливость Клэр. Он не мог себе представить всю горечь, которую она испытывала, вспоминая о том, как обошелся Бут с ее матерью, или когда она обвиняла мать в своих страданиях. У него заныло сердце, ему хотелось утешить Клэр, избавить ее от боли. Но выполнить ее просьбу он не мог.

Мать Клэр не отвезла ее к незнакомым людям, не отказалась от своих обязанностей. А Лулу бросила его и потом вдруг появилась спустя двадцать пять лет, моля о прощении. Тайлер не собирался прощать ее. Она должна была заплатить за долгие годы его мучений. И все-таки…

Лулу – его мать.

Обессилев от душевной боли, он наклонился и зажмурился, желая разорвать себе грудь и вырвать ноющее сердце. Он понимал, что Клэр ждет ответа, но у него перехватило в горле.

– Я не могу простить ее, – прошептал он.

С тяжестью на сердце Клэр долго провожала его взглядом. По выражению его лица она поняла, что не сумела переубедить Тайлера. Впрочем, и ей понадобилось больше четырех лет, чтобы разобраться в своих чувствах. Только прочитав письмо Лулу, она вдруг осознала собственную горечь. Она давно погребла свои чувства в глубине души, уверовав, что не имела права ненавидеть родную мать. А теперь ей вдруг стало ясно, что ненависть была оправданной: ей пришлось слишком многое пережить. Но несмотря на все это, она нашла в себе силы простить мать.

И теперь Клэр надеялась на то, что и Тайлер примирится с собой, пока не стало слишком поздно.

Тайлер отправился в город. Издалека послышался гудок паровоза. По непонятной для себя причине он вдруг задумался, где сейчас Лулу, а потом рассердился на себя за подобные мысли. Она уехала, исчезла из его жизни. Какое ему дело до того, куда она направилась? Для него она ничего не значит. Несомненно, она найдет работу в другом доме. Должно быть, так она и жила все эти годы.

Он покачал головой, вспоминая, как в детстве часто лежал по ночам без сна, гадая, где сейчас мама и жива ли она. Особенно тяжко ему приходилось на Рождество. Ему представлялось, что мама снова вышла замуж, что у нее появился другой, по-настоящему любимый сын. А теперь Тайлер знал, что все праздники она проводила в чужих кухнях, давно забыв о том, как хорошо оказаться в кругу близких людей. Ей было не к кому идти, не с кем разделить радость.

Тайлер сердито стиснул зубы. И все-таки у Лулу была семья, был сын. Она сама решила расстаться с ним, и ради чего? Чтобы готовить и убирать в чужих домах, присматривать за чужими детьми? Что она имела в виду давним вечером, разговаривая с ним в кухне?

«– Вы часто мечтаете, Лулу?

– Я? Все время. А вы?

– О, у меня большие замыслы.

– Так я и думала. Какие?

– Их надо еще осуществить.

– А вы скрытный человек.

– И вы тоже.

– Значит, мы – два сапога пара».

В то время она уже знала, кто он такой. Почему же она не сказала ему всю правду? Неужели ее мучили угрызения совести?

Тайлер вспомнил яблочный пирог, который Лулу испекла для него. Он точно знал, каким пирог окажется на вкус, еще до того, как откусил первый кусок, и теперь понял почему. Когда он был ребенком, Лулу часто пекла ему пироги. Он помогал ей месить тесто, а она вырезала его имя на корке острием ножа. В то время ее волосы были темными, а лицо – худым и печальным. Но Тайлер помнил времена, когда в кухне звенел ее смех или песни, которые она распевала звучным голосом.

По спине Тайлера пробежали мурашки. Так вот какую песню он насвистывал! Ее любила напевать Лулу. Он вновь услышал ее молодой голос, чистый, как колокольный звон. «Гуляя в парке майским днем, я был безмерно удивлен: заметив взгляд лукавых глаз, я сердце потерял тотчас».

В то время ей было двадцать два года. Ей приходилось терпеть побои и упреки пьющего, жестокого мужа и шалости непослушного сына.

«Приятных снов – без клопов…» Тайлер усмехнулся. Каждый вечер он слышал от матери эти слова после того, как произносил вечернюю молитву. А потом она целовала его, обнимала и называла своим сокровищем.

Он остановил лошадь. Как он мог забыть об этом? Почему его память сохранила лишь мучительные, тревожные события?

Мимо проехала повозка, возница поприветствовал Тайлера. Тот машинально ответил, размышляя о словах Клэр – о том, как она хотела бы попросить прощения у своей матери. «Не повторяй мою ошибку, Тайлер! Возможно, Лулу поступила неверно, но она считала, что у нее нет другого выхода. Пожалуйста, прости ее! В отличие от меня ты еще успеешь сделать это».

Поезд загудел вновь, уже ближе.

Тайлер пустил лошадь рысью. Из-за деревьев поднимался в небо столб дыма из трубы паровоза. Может, Лулу решила уехать из города поездом? Сумеет ли она найти другую работу?

В голове Тайлера всплывали полузабытые воспоминания, те самые, которые он хотел навсегда спрятать в глубинах памяти. Почему прежде он старался вспоминать только плохое? Неужели тем самым он наказывал себя за то, что не удержал Лулу?

Поезд опять загудел. Повинуясь внезапному порыву, Тайлер повернул лошадь в сторону станции. Ничего страшного не случится, если он увидится с матерью еще раз.

По иронии судьбы после долгих лет уверенности в том, что его не любят, память твердила, что для матери он остался самым близким и любимым человеком. Должно быть, случившееся просто ошеломило ее. Когда отец Тайлера бросил ее, она не испытала облегчения – напротив, перепугалась, ведь она осталась совсем одна с маленьким ребенком.

Она считала, что у нее нет другого выхода.

И за это Тайлер ненавидел ее.

Он услышал мерное пыхтение паровоза и скрип тормозов. Через несколько минут пассажиры рассядутся по вагонам, и поезд уедет вдаль.