Слабое покашливание проникло через двери кабинета. Мистер Фергюсон вскочил и схватил шляпу. Возможно, внезапный рывок… Он выскочил из кабинета, словно пассажир, решивший пообедать на перроне станции, где поезд останавливается всего на три минуты.
— Добрый вечер, сэр! — сказал дежуривший.
— А, Бин, — откликнулся Фергюсон, теснясь к двери. — Все еще здесь? Я думал, вы уже ушли. Сейчас, боюсь, у меня нет времени. Может быть, когда-нибудь в другой раз…
Он почти победил.
К сожалению, сэр, вам, скорей всего, не удастся уйтИ, — сказал мастер Бин, всем видом выражая сочувствие'— Входные двери заперты.
Люди, испытавшие боль огнестрельных ранений, говорят, сперва они ощущают всего лишь притуплённый толчок. Именно это испытал сейчас мистер Фергюсон, остановившись на полпути и вопросительно озираясь.
— Портье закрывает ровно в семь, сэр. Сейчас уже двадцать минут восьмого.
Мистер Фергюсон еще находился в оглушенном состоянии.
— Закрывает дверь?
— Да, сэр.
— А как же мы тогда выберемся?
— Боюсь, сэр, что мы никак не выберемся.
Мистеру Фергюсону понадобилось время, чтобы переварить эту новость.
— Я уже не в штате, — сказал мастер Бин, — но я надеюсь, сэр, при сложившихся обстоятельствах вы позволите мне остаться здесь на ночь.
На ночь!
— Было бы удобнее спать здесь, а не на лестнице.
— Мы не можем остаться здесь на ночь, — слабо попытался возразить мистер Фергюсон.
Он ожидал неприятных минут в компании мастера Бина, но кровь стыла в жилах от одной только мысли о тринадцати неприятных часах.
Он рухнул в кресло.
— Я заходил, — начал мастер Бин, отодвигая на второй план банальный вопрос о предстоящей ночи, — в надежде, что мне удастся переубедить вас и отменить мое увольнение. Уверяю вас, я прилагаю все мое усердие, чтобы быть примерным служащим. Если бы вы восстановили меня и проинформировали, в чем мои недостатки, то я, в свою очередь, обещаю приложить…
— Мы не можем остаться здесь на ночь, — прервал его мистер Фергюсон, выпрыгивая из кресла и начиная метаться по кабинету.
— Не сочтите меня слишком самонадеянным, сэр, но я чувствую, что, если вы дадите мне второй шанс, я сумею оправдать ваше доверие. Я…
Мистер Фергюсон смотрел на него с тихим ужасом. В его сознании только что промелькнула бессонная ночь с выслушиванием блистательной речи мастера Бина. Ему очень захотелось удрать. Он не мог выбраться из здания, но ему было необходимо убежище, где бы он смог спрятаться и собраться с мыслями.
Стремительно покинув приемную, он помчался наверх, и, оказавшись этажом выше, заметил слабую полоску света! пробивавшуюся из-под одной из дверей.
Его энтузиазму мог бы позавидовать любой моряк, потерпевший кораблекрушение и заметивший спасительный парус на горизонте. Он поспешил к заветной двери. Он знал, кому она принадлежит. Это был офис Блэйтвэйта, а Блэйтвэйт был не просто его знакомым, но и спортсменом. Вполне вероятно, ночь была бы не так страшна, если, к тому же, им посчастливится найти колоду карт. И даже без карт, Блэйтвэйт мог составить компанию, а его офис — послужить убежищем. Не размениваясь на формальности, он распахнул дверь без стука. Утопающим не до этикета.
— Знаете, Блэйтвэйт… — начал было он, но тут же осекся. В комнате была только девушка.
— Прошу прощения, я думал…
Он опять остановился. Не успев привыкнуть к яркому свету, он не мог хорошенько ее разглядеть. Когда же это ему удалось, он крикнул:
— Вы!
Девушка взглянула на него, вначале с удивлением, затем — с отчужденной враждебностью. Потом наступила пауза. Восемнадцать месяцев прошло с того момента, когда они разговаривали друг с другом в последний раз. Не всегда легко завязать беседу после восемнадцатимесячного молчания, особенно, если расставание было достаточно бурным.
Он начал первым.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Полагаю, то, что я делаю, вас давно не интересует, — сказала она. — Последние две недели я работаю секретаршей у Блэйтвэйта. Я все думала, встретимся мы или нет. Я видела вас раза два на улице.
— А я вас ни разу не заметил.
— Неужели? — безразлично заметила она.
Он стал приглаживать волосы, выказывая все признаки растерянности.
— Вы в курсе, что мы заперты?
Он ожидал увидеть полное удивление, граничащее с отчаянием, она же озабоченно прищелкнула языком.
— Опять! Что за напасть! Последний раз меня заперли только неделю назад.
Он взглянул на нее с невольным уважением необстрелянного новичка перед ветераном. Конечно, она для него теперь ничего не значила. Она полностью ушла из его жизни. Но он не мог скрыть от себя, что очень давно, восемнадцать месяцев назад, он был очарован именно этим ее несгибаемым духом.
Он присел и с любопытством взглянул на нее.
— Так вы оставили сиену?
— Я думала, мы решили, когда расставались, не ворошить прошлое.
— В самом деле? Тогда давайте представим себе, что мы не знакомы.
— А какая разница?
— Ну, как же? Я лично часто разговариваю с незнакомыми.
— Что ж, я им сочувствую. Повстречать такого зануду! — заметила она, пряча одну восьмую своего зевка за двумя пальцами. — Наверное, — продолжала она, — вы пристаете к ним в поездах и отвлекаете их от чтения утренней прессы?
— Я никому не навязываюсь.
— В самом деле? — сказала она, выказывая все признаки приятного удивления. — Если только не считать сегодняшнего вечера.
— Вы имеете в виду нашу случайную встречу?
— У вас есть свой офис в этом здании, да?
— Да…
— Тогда почему…
— Не вижу, — сказал он с важностью, — почему бы мне не зайти к приятелю и не подождать его в офисе.
— По делу?
Ее поднятые брови не позволяли ему усомниться в том, что она не доверяет выдвинутой версии.
— Боюсь, что я не вправе обсуждать деловые вопросы, Касающиеся мистера Блэйтвэйта, при его подчиненных. Могу я видеть его лично?
— Мистера Блэйтвэйта в данный момент нет на месте.
— Я подожду.
— Его не будет на месте еще тринадцать часов.
— Я подожду.
— Хорошо. — Она вспыхнула. — Сами напросились, теперь и вините только себя. Если вы сейчас же покинете мой офис и спуститесь вниз, я, может быть, принесу вам какао и немного печенья.
— Какао и печенья! — надменно воскликнул он.
— Да, какао и печенья, — отрезала она. — Можете задирать нос, но подождите, вас ожидают тринадцать часов заточения, а я знаю, что это такое. В прошлый раз я никак не могла уснуть, а когда мне это удалось, мне снилось, как я гоняюсь за шоколадными эклерами по Трафальгарской площади. Кстати, я так ни одного и не поймала. Ночь еще и не думала заканчиваться, а я уже была готова отдать все хотя бы за один сухарик. С той поры я никогда не забываю захватывать с собой что-нибудь на всякий случай. Смейтесь, смейтесь, пока у вас есть для этого силы.
Он улыбался, но улыбка была несколько натянутая. Только профессиональный постник мог оставаться спокойным перед такими муками. Наконец он собрался и сказал с явным презрением:
— Печенье!
Она мрачно кивнула.
— Какао!
Ответный кивок был зловещим.
— Боюсь, мне они не понадобятся.
— Если позволите, — безразлично сказала она, — у меня есть работа.
Она отвернулась к столу, оставляя его наедине с размышлениями. Ему удалось сохранить оборону, но внутри он дрогнул. Выросший в деревне, он имел несчастье с детства развить здоровый аппетит. Однажды, вскоре после переезда в Лондон, он позволил одному очень опасному сумасшедшему убедить себя в том, что единственный путь к здоровой жизни — это полный отказ от завтраков. Обед в тот день стоил ему восемь шиллингов, и только природная скромность не позволила удвоить эту сумму. Для него было ясно как белый день, — еще задолго до рассвета душа будет молить о крошке печенья и умолять о чашке какао. А не лучше ли… О, нет! Лучше смерть, чем позор. Оглядываясь назад, он ясно видел, что вся история его отношений с этой девушкой была историей борьбы самолюбий. Ему так и не удалось победить в этой битве, но он не считал себя побежденным. Поражения нельзя было допустить и сейчас.
