Она еще помолчала.

— А что вы теперь собираетесь делать?

— Не знаю.

— Будете искать что-нибудь?

— Да, наверное, придется. Семья, конечно, будет страшно недовольна.

— Ради всего святого! Почему вас это волнует? — не выдержала Салли.

Она не могла смириться с тем, что человек, проявивший недюжинную смелость и инициативу в истории с подлым Скримджором, становится таким мягкотелым, как только речь заходит о семье. Конечно, он воспитывался как богатый наследник и привык плыть по течению, но все же…

— Главная ваша проблема, — сказала она, переходя к вопросу, в котором имела твердые убеждения, — это…

Ее речь была прервана скрипом входной двери, что в «Нормандии» в час ночи можно без преувеличения назвать чудом. Вошел молодой человек в смокинге. В «Нормандии», которая специализируется главным образом на степенном среднем возрасте, это редкость. Присутствие в гостинице столь молодого лица объяснялось, если это нужно объяснить, следующим образом: примерно в середине пребывания в Ровиле он порядком проигрался в казино, и ему пришлось срочно перебираться из роскошного «Сплендида» в скромную «Нормандию». Причина его позднего прихода заключалась в том, что весь вечер он околачивался в «Сплендиде» в надежде встретить там какого-нибудь добросердечного друга прежних беззаботных дней и перехватить денег.

Между Жюлем и вновь прибывшим произошел короткий диалог, ключи просунули сквозь решетку, дверь открылась, и лифт снова поехал. Через несколько минут Салли, на которую внезапно навалилась невыносимая усталость, выключила свет и забралась в постель. Уже засыпая, она пожалела, что так и не смогла подробно обсудить с Рыжиком, как важно проявлять инициативу. И решила сделать это при первой же возможности.

Однако к шести часам следующего вечера Салли пришла к заключению, что Рыжику в жизни, очевидно, придется обойтись без ее ценных советов и рассчитывать только на собственные силы. За весь день он ни разу не попался ей на глаза, а вечером она уезжала из Ровиля в Париж. Поезд отходил в семь пятнадцать. В Париже она планировала сделать пересадку и отправиться в Шербур, где ее ждал пароход, на котором она забронировала каюту до Нью-Йорка.

Все еще надеясь повидаться с Рыжиком, она отвезла чемоданы на вокзал и, оставив их на попечение любезного носильщика, заглянула напоследок в городское казино. Ей не хотелось уезжать, не подбодрив нового друга. Как и многие девушки с живым умом, Салли всегда интересовалась делами окружающих, или, как сказал бы ее брат Филлмор, «совала свой нос повсюду». Рыжик показался ей достойным того, чтобы подтолкнуть его в верном направлении. А потому, войдя в казино, она испытала большую радость, увидев его огненную шевелюру за одним из игровых столов, вокруг которого собралась толпа.

В Ровиле есть два казино. Одно на набережной, куда ходят, главным образом, подышать морским воздухом и сыграть в безобидную игру под названием «буль».[75] Серьезные люди посещают городское казино на площади Массена недалеко от вокзала, где играют по-крупному. Едва завидев юного Кемпа, Салли поняла: он не просто играет по-крупному, он выигрывает. В самом деле, он разошелся не на шутку: на столе перед ним уже высился порядочный холмик квадратных фишек, еще одну солидную порцию подталкивал к нему через стол крупье с деревянным лицом.

— Epatant![76] — задумчиво прошептал кто-то рядом с Салли и убрал локоть, которым давил ей в бок, чтобы свободней жестикулировать. Салли была не слишком сильна во французском, однако разобрала, что он благоговейно радуется происходящему. Впрочем, казалось, все вокруг благоговейно радуются. Несомненно, публика в европейских казино отличается странным альтруизмом. При виде чужого выигрыша она испытывает моральное удовлетворение.

Крупье левой рукой подкрутил усы, а правой — колесо, и вновь все замерли. Салли, которая пробралась туда, где поменьше толкались, увидела наконец лицо Рыжика, и у нее вырвался непроизвольный смешок. Он был точь-в-точь фокстерьер, стерегущий крысиную норку: волосы дыбом, уши того гляди встанут торчком от напряжения.

В напряженной тишине, которая повисла вокруг колеса, смех прозвучал до неприличия отчетливо и не остался незамеченным. Публика, наблюдающая за игрой в рулетку, испытывает нечто вроде религиозного экстаза. Так что, если бы Салли расхохоталась в храме, вряд ли смятение было бы большим. Самые благочестивые прихожане обернулись к ней оскорбленно, а Рыжик, заметив ее, подпрыгнул. В этот момент шарик с сухим щелчком упал в красный сектор. Когда стало ясно, что на этот раз счастливчик поставил не на тот цвет, паства содрогнулась в едином вздохе. Так бьются кающиеся грешники на негритянском молитвенном собрании. Со всех сторон на Салли бросали укоризненные взгляды. По всеобщему убеждению, удача отвернулась от Рыжика именно из-за ее неблагоразумия.

Единственный, кого этот проигрыш нисколько не огорчил, был сам Рыжик. Он сгреб свою добычу, рассовал ее по карманам и протолкался к Салли, которая теперь потеряла в глазах толпы всякое уважение. Зрителям хотелось, чтобы Рыжик продолжал. На него смотрели как на актера, который на середине реплики внезапно покинул подмостки и сошел в зал. Даже ожесточенная ссора, которая как раз в эту минуту разгорелась между двумя игроками, поспорившими из-за пятифранковой фишки, не слишком утешила публику.

— Надо же! — сказал Рыжик, проворно вытаскивая Салли из толпы. — Здорово, что я встретил вас. Я вас искал повсюду.

— Странно, что не нашли, ведь я там и была. Я тоже вас искала повсюду.

— Нет, правда? — обрадовался Рыжик, прокладывая путь из игрового зала в вестибюль, где в уголке они и присели. Здесь было тихо и пусто, только швейцар в роскошной форме стоял у дверей. — Это жутко мило с вашей стороны.

— Мне нужно с вами поговорить до отхода поезда. Рыжик вздрогнул:

— Поезда? Что это значит?

— Поезд. Чух-чух, — объяснила Салли. — Я сегодня уезжаю, понимаете?

— Уезжаете? — Он смотрел на нее с ужасом, как самый благочестивый член общины, которую они только что покинули. — Как это уезжаете? Вы же не собираетесь уехать из Ровиля?

— Собираюсь.

— Почему? Куда вы едете?

— Назад в Америку. Мой пароход отплывает завтра из Шербура.

— Как же так!

— Мне очень жаль, — сказала Салли, тронутая его вниманием. Она была сердечной девушкой, и ей нравилось, когда ее ценили, — но…

— Слушайте, — Рыжик густо покраснел и бросил свирепый взгляд на швейцара, наблюдавшего за их разговором со снисходительностью человека, который и сам прошел через такое. — Знаете что, выходите за меня замуж.

Салли уставилась на его ярко-красный профиль с искренним изумлением. Рыжик во многом был человеком непредсказуемым, она уже успела это понять, и все же не ожидала, что настолько.

— Замуж?!

— Ну… Вы понимаете, о чем я?

— Да. Думаю, да. Вы намекаете на священные узы. Да, я понимаю, о чем вы.

— Ну, так как же?

Салли понемногу приходила в себя. Теперь ее разбирал смех. Она посмотрела на Рыжика, который все еще пожирал глазами швейцара. Того настолько захватила романтика происходящего, что он мурлыкал себе под нос какую-то шансонетку. Он не слышал, о чем они говорят, а даже если бы и слышал, то все равно ничего не понял бы. Однако он изрядно поднаторел в языке взглядов.

— Только не думайте, что я нарочно изобретаю трудности. Вам не кажется, что это немного неожиданно?

— Еще бы! — воскликнул Рыжик. — Но я думал, вы здесь надолго.

— Милый вы мой, мы ведь почти незнакомы. Вам не приходило это в голову?

Она терпеливо похлопала его по руке, и швейцар вздохнул, расчувствовавшись.

— Кажется, я знаю, что произошло, — сказала Салли. — Вы просто спутали меня с какой-то другой девушкой. С девушкой, которую вы по-настоящему хорошо знаете, которой вы представлены, как положено. Посмотрите на меня хорошенько, и вы сами поймете.