— Да уж! Представляю, как вам было противно!

— Знаете, что я думаю… Из-за этого я буду очень домашней женой. Я не стану шататься по дансингам, слушать джаз. Мне нужен только маленький домик за городом, вязание, кулинарные книги, а в половине десятого — спать. Теперь вы расскажите мне свою историю. И постарайтесь, чтобы она была длинной, потому что спасательную экспедицию ждать не стоит. Я абсолютно уверена, последний постоялец забрался в постель сто лет назад. Мы просидим здесь до завтра.

— Все-таки давайте лучше покричим.

— И оставим Жюля без работы? Нет уж!

— Мне, конечно, жаль старину Жюля, но когда я думаю о том, что приходится испытывать вам…

— Начинайте свою историю, — сказала Салли.

Рыжик повел себя, как жених, которому за праздничным столом предстоит произнести ответный тост. Он беспокойно зашевелил ногами и сплел пальцы.

— Понимаете, я ненавижу говорить о себе, — сказал он.

— Я так и подумала, — отозвалась Салли, — потому и рассказала свою биографию первой, чтобы не оставить вам путей к отступлению. Ну, не будьте же такой пугливой фиалкой. Мы — потерпевшие кораблекрушение. Мне ужасно хочется услышать вашу повесть. Впрочем, даже если бы мне было неинтересно, я бы предпочла слушать вас, а не храп Жюля.

— А он и впрямь похрапывает. Вам не мешает? Хотите, я его растолкаю?

— Все-таки есть в вас что-то беспощадное, — сказала Салли. — Вы, кажется, только тем и заняты, что придумываете, как бы досадить несчастному Жюлю. Оставьте его в покое хоть на минуту и расскажите о себе.

— А с чего начать?

— Ну, детство, я думаю, мы опустим.

— Хорошо… — Рыжик нахмурился в поисках эффектного вступления. — Я, что называется, сирота, примерно как и вы. В смысле, родители у меня уже умерли, и все такое.

— Спасибо, что объяснили. Так намного понятнее

— Маму я не помню. А отец умер, когда я заканчивал Кембридж. Хорошо там было, — продолжил он, воодушевляясь. — Не так чтобы слишком, но хорошо. Я боксировал и играл за полосатых.[73] Меня даже отобрали полузащитником схватки для матча, который Англия должна была сыграть против Уэльса. И, между нами, мне светила, ни больше ни меньше, карьера в сборной.

Салли смотрела на него во все глаза.

— Это хорошо или плохо? — спросила она.

— Э?

— Вы перечисляете свои преступления или мне следует аплодировать? Вот хотя бы эти полосатые, они кто?

— Они… ну, полосатые, понимаете.

— А… Ну да, — сказала Салли. — В смысле, полосатые.

— То есть я имею в виду, я играл… был в команде… в смысле, играл в регби, понимаете… Регби… За Кембридж, против Оксфорда. Я был полузащитник схватки.

— А кто такой полузащитник схватки? — терпеливо спросила Салли. — Знаю-знаю, сейчас вы скажете, что это — полузащитник схватки, но нельзя ли попроще?

— Полузащитник схватки — это такой полузащитник, который ифает в схватке. Он пасует открытому полузащитнику, а тот четвертным, и начинается атака. Не знаю, понятно ли вам?

— Непонятно.

— Это безумно трудно объяснить, — сказал Рыжик. — Кажется, я никогда раньше не встречал человека, который не знал бы, кто такой полузащитник схватки.

— Ну ладно. В общем, я поняла, что это каким-то образом связано со спортом, так что оставим. Наверное, это нечто вроде квотербэка в американском футболе. А что за карьера в сборной?

— Ну… Я мог бы стать игроком, который выступает за Англию. Понимаете, сборная Англии играет против Уэльса, Франции, Ирландии и Шотландии.[74] И если бы не эта катастрофа, я бы играл против Уэльса.

— Поняла, наконец-то. Вы пытаетесь объяснить мне, что очень хорошо играете в регби.

Рыжик густо покраснел.

— О… Не то чтобы… Просто в том году Англия осталась без полузащитника.

— Какая трагедия для страны! И все же вы бы играли за сборную, если бы не эта катастрофа. Какая катастрофа?

— Оказалось, что несчастный отец не оставил мне ни гроша. Я так и не понял, почему так получилось. Я-то всегда считал нас вполне обеспеченными. А тут выяснилось, что у меня совсем ничего нет. Признаюсь, я удивился. Пришлось бросить Кембридж и пойти работать в дядину контору. Ну и, конечно, я все завалил.

— Почему «конечно»?

— Понимаете, я не очень способный. В общем, как бы там ни было, я плохо схватывал. Примерно через год дяде надоело со мной возиться, и он устроил меня учителем в школу, но и это я завалил. Потом он находил мне еще пару мест. И каждый раз я все заваливал.

— Что-что, а заваливать вы умеете.

— Да уж, — скромно ответил Рыжик. Они помолчали.

— А что у вас вышло со Скримджором? — спросила Салли.

— Я работал у него, — сказал Рыжик. — Напыщенный старый осел, однажды надеется стать премьер-министром. Он большая шишка в суде, а недавно его избрали в Парламент. Мой кузен когда-то был у него нефом. Через него-то я и познакомился со старым хрычом.

— Ваш кузен был кем? Вы бы говорили по-английски.

— Мой кузен — это тот, которого вы видели со мной утром на пляже.

— А кем, вы сказали, он был у мистера Скримджора?

— Негром. Это так называется. Мой кузен тоже юрист. Одна из этих восходящих звезд…

— Мне показалось, он сам что-то вроде адвоката.

— Теперь — да. А начинал он негром у Скримджора. Помощником, понимаете. Его зовут Кармайл. Может, слышали? Он в общем-то известен в своих кругах. Брюс Кармайл.

— Не слышала.

— Ну, так вот, он устроил меня к Скримджору секретарем.

— А почему мистер Скримджор вас уволил?

Лицо Рыжика омрачилось. Он нахмурился. Глядя на него сейчас, Салли поняла, что недаром утром он показался ей вспыльчивым. И все-таки он ей по-прежнему нравился. Ее не привлекали уравновешенные мужчины.

— Не знаю, любите ли вы собак? — сказал Рыжик.

— Любила до сегодняшнего утра, — ответила Салли. — Наверное, когда-нибудь снова полюблю. Теперь же я, если можно так выразиться, собаками сыта по горло. Но не удаляетесь ли вы от темы? Я спросила, почему мистер Скримджор вас выгнал.

— Я и рассказываю.

— Очень хорошо. Я не поняла.

— У этого гада, — вновь нахмурился Рыжик, — была собака. Очень симпатичный спаниель. Большой мой приятель. А Скримджор — негодяй, которому нельзя держать собаку. Один из тех придурков, которым рядом с собаками не место. И вообще, из всех занудливых, напыщенных, хвастливых и черствых старикашек…

— Минуточку, — сказала Салли. — У меня такое ощущение, что вам не очень-то нравится этот Скримджор. Правильно?

— Да!

— Так я и подумала. Женская интуиция! Продолжайте.

— Он постоянно дрессировал бедное животное. Я не выношу, когда собаки показывают фокусы. Собакам это совсем не нравится. Они же страшно чувствительные. Ну, а Скримджор вечно заставлял этого спаниеля проделывать разные дурацкие трюки. На это ни одна уважающая себя собака не согласится. В конце концов однажды старина Билли не выдержал и заартачился. Он был слишком хорошо воспитан и кусаться не стал. Просто затряс головой и уполз под софу. Вы думаете, Скримджор понял, что лучше оставить его в покое? Ничуть не бывало! Нет, ну такого мерзкого…

— Да-да, знаю, а дальше?

— Этот гад все больше раздражался и в конце концов вытащил его из-под софы и ударил тростью. Понимаете, — ледяным тоном уточнил Рыжик, — он начал бить его тростью. — Он помолчал немного, нахмурившись. — Спаниеля! Представляете себе?! Можно ли бить спаниеля?! Это все равно, что поднять руку на маленькую девочку. Но все-таки он старик, понимаете, это меня немного остановило. Я вырвал у него трость и разломал на мелкие кусочки. По счастью, оказалось, что это очень дорогая трость. Такая, с золотым набалдашником. Подарок от избирателей, что ли. В общем, неплохо я ее измочалил. Потом наговорил ему всякого, он меня и выгнал. И вот я приехал сюда.

Салли немного помолчала.

— Вы поступили совершенно правильно, — сказала она наконец суровым голосом, в котором не было обычных легкомысленных нот.