— О, Берти! — сказал он.
— Что?
— Послушай, эти твои галстуки… Скажи, где ты их покупаешь?
— У Блачера, в Берлингтонском пассаже.
— Благодарю.
Он подошел к зеркалу и стал себя разглядывать с самым серьезным видом.
— Соринка в глаз попала? — вежливо поинтересовался я.
Тут я вдруг заметил, что у него на лице играет ужасно глупая самодовольная улыбка. Признаться, у меня даже мороз по коже пошел. Надо сказать, физиономия дядюшки Джорджа и так-то глаз не радует, а уж с этой ухмылкой она производила прямо-таки удручающее впечатление.
— Ха! — сказал он.
Потом издал протяжный вздох и повернулся ко мне. Как раз вовремя, не то бы зеркало не выдержало и пошло трещинами.
— А я не так стар, — задумчиво проговорил он.
— Не стар для чего? — сказал я.
— Собственно говоря, я в расцвете лет. Кроме того, молодой и неопытной девушке нужен мужчина солидный и в летах, на которого можно положиться. Крепкий дуб, а не молодое деревце.
Как я уже сказал, тут-то до меня и дошло.
— Господи, Боже мой, дядя Джордж! Уж не собираетесь ли вы жениться?
— Кто не собирается? — сказал он.
— Вы.
— Собираюсь. Почему бы мне не жениться?
— Но, послушайте…
— Статус женатого человека весьма почетен.
— Да, конечно.
— В браке человек становится лучше, Берти.
— Кто вам сказал?
— Это я говорю. Брак превращает человека из легкомысленного шалопая в… э-э… нелегкомысленного шалопая. Да, Берти, я намерен жениться, черт побери, и если Агата начнет совать нос не в свое дело, я… я… в общем, уж я знаю, как мне поступить.
Он удалился с надменным видом, а я позвонил Дживса. На мой взгляд, положение требовало обстоятельного разговора.
— Дживс, — сказал я.
— Сэр?
— Вы ведь знаете моего дядюшку Джорджа?
— Да, сэр. Вот уже несколько лет, как его светлость мне знаком.
— Я не то хотел спросить. Я хотел спросить, знаете ли вы, что дядя Джордж надумал?
— Его светлость собирается заключить брачный союз, сэр.
— Боже мой! Он сам вам об этом сказал?
— Нет, сэр. По чистой случайности я имею удовольствие знать невесту его светлости.
— Вы знакомы с этой девушкой?
— Да, я знаком с этой юной особой, сэр. От ее тетки, с которой она вместе проживает, я и узнал о том, что его светлость предполагает вступить в брак.
— Кто эта юная особа?
— Некая мисс Платт, сэр. Мисс Рода Платт. Проживает в небольшом доме под названием «Глициния», Китченер-роуд, Восточный Далвич.
— Молоденькая?
— Да, сэр.
— Вот старый дурень!
— Да, сэр. Конечно, я бы никогда не позволил себе употребить подобное выражение, но, должен признаться, его светлость поступает опрометчиво. Однако следует помнить, что нередко джентльмены, достигшие определенных лет, поддаются сентиментальным порывам. Вероятно, они впадают в состояние, которое я бы назвал чем-то вроде бабьего лета или золотой осени, когда у них временно наступает вторая молодость. Насколько мне известно, подобный феномен чаще всего наблюдается в Соединенных Штатах Америки, в частности, среди наиболее богатых граждан города Питтсбурга. Общеизвестно, как мне говорили, они, если их не остановить, рано или поздно порываются жениться на хористках. Отчего это происходит, я затрудняюсь объяснить, но…
Я понял, что Дживс сел на своего конька, и перевел разговор в другую плоскость.
— По тому, как дядюшка себя вел, когда заговорил о том, как тетя Агата примет эту новость, я догадался, что мисс Платт — особа невысокого звания.
— Да, сэр. Она официантка, служит в клубе его светлости.
— Боже мой! Пролетарка!
— Буржуазка, сэр.
— Да, возможно, с некоторой натяжкой. Но вы меня понимаете.
— Да, сэр.
— Удивительно, Дживс, — задумчиво сказал я, — почему сейчас так модно жениться на официантках? Если помните, мистер Литтл, пока не остепенился, несколько раз порывался отколоть этот номер.
— Да, сэр.
— Странно!
— Да, сэр.
— Что ж, мода есть мода. Вопрос, который надо немедленно обсудить, состоит вот в чем — как тетя Агата посмотрит на это дело? Вы ее знаете, Дживс. Она совсем на меня не похожа. Я человек широких взглядов. Если дядюшка желает жениться на официантке — пусть женится. В конце концов, место не красит человека… как там дальше?
— Не место красит человека, а человек место, сэр.
— Ладно, пусть так. Хотя не понимаю, какая разница. Несмотря на все это, как говорится, девушка есть девушка.
— Как говорится, девица есть девица, сэр. Так написал поэт Бернс в одном из своих…
— Хорошо, пусть девица, если вам так больше нравится.
— Я не отдаю предпочтение какому-либо из этих двух вариантов, сэр. Дело в том, что поэт Бернс…
— Довольно о поэте Вернее.
— Хорошо, сэр.
— Забудьте о поэте Вернее.
— Хорошо, сэр.
— Выбросьте поэта Бернса из головы.
— Немедленно выкину, сэр.
— Нам необходимо поговорить не о поэте Вернее, а о тетушке Агате. Она устроит скандал.
— Весьма вероятно, сэр.
— И хуже всего, что она непременно втянет меня в эту историю. Нам остается единственный выход. Упакуйте мою зубную щетку, и давайте, пока не поздно, смоемся, не оставив адреса.
— Слушаюсь, сэр.
В этот момент в парадную дверь позвонили.
— Ха! — сказал я. — Кто-то пожаловал.
— Да, сэр.
— Может, дядюшка Джордж вернулся. Я открою, а вы идите укладывать вещи.
— Хорошо, сэр.
Я, беззаботно насвистывая, отворил дверь и узрел тетю Агату. Собственной персоной. Да, сюрприз не из приятных.
— А-а, здравствуйте, — выдавил я. Говорить ей, что я уезжаю и вернусь не раньше чем через два месяца, не было никакого смысла.
— Берти, я хочу поговорить с тобой, — выпалило проклятие семьи. — Я чрезвычайно встревожена.
Она влетела в гостиную и спланировала в кресло. Я плелся следом за ней и с грустью думал, что Дживс уже, наверное, пакует вещи. Теперь нам чемоданы вряд ли понадобятся. Я знал, зачем ко мне пожаловала тетя Агата.
— Я только что говорил с дядей Джорджем, — начал я, сразу переходя к делу, раз уж этого все равно не избежать.
— Я тоже, — сказала тетя Агата, театрально передернув плечами. — Представляешь, я еще не успела встать с постели, а он звонит и сообщает, что намерен жениться на какой-то невозможной девице из Южного Норвуда.
— Из Восточного Далвича, по сведениям весьма информированного лица.
— Хорошо, пусть из Восточного Далвича, такая же дыра. А кто тебе сказал?
— Дживс.
— Скажите на милость! Откуда он знает?
— Тетя Агата, на свете мало такого, чего Дживс не знает, — убежденно проговорил я. — Он знаком с этой девицей.
— Кто она?
— Официантка из клуба «Собаки».
Мое сообщение, как я и ожидал, возымело действие. Тетка пронзительно взревела, как Корнуэльский экспресс, мчащийся через железнодорожный переезд.
— Насколько я понял, тетя Агата, вы хотите помешать этому браку.
— Само собой разумеется!
— В таком случае есть только один способ. Позвольте мне позвать Дживса и спросить его совета.
Тетка немедленно приняла чопорный вид, вылитая grande dame старого regime.
— Неужели ты всерьез предлагаешь обсуждать наши семейные дела с твоим слугой?
— Разумеется. Дживс найдет выход из положения.
— Берти, я всегда знала, что ты глуп, — заявила родственница ледяным, — думаю, не выше трех градусов по Фаренгейту, — тоном. — Но надеялась, что у тебя сохранился хоть намек на чувство собственного достоинства и уважения к обществу, к которому ты принадлежишь.
— Тетя Агата, знаете ли вы, что сказал по этому поводу поэт Бернс?
Она бросила на меня уничтожающий взгляд.
— Совершенно ясно, что у нас только один выход, — сказала она, — предложить девице деньги.
— Деньги?
— Разумеется. Уже не в первый раз твой дядя вынуждает нас действовать подобным образом.
Мы умолкли и предались тягостным размышлениям. При воспоминании о юношеской влюбленности дяди Джорджа у нас в семье всегда предаются тягостным размышлениям. Я тогда был еще слишком юн и не вникал в подробности, но потом я много раз слышал эту историю от всех, включая самого дядю Джорджа. Стоит ему подвыпить, и он готов без конца об этом рассказывать. Она служила официанткой в баре, в «Крайтерионе», а он еще не был титулованной особой. Ее звали Моди, и он страстно в нее влюбился, но семья и слышать о ней не желала. В конце концов родственники раскошелились и дали ей отступного. Весьма банальная история.