— Хорошо, Дживс, — сказал я. — Вам виднее. Можете его подарить кому-нибудь.

Он посмотрел на меня сверху вниз, снисходительно, как папаша на несмышленого сына.

— Благодарю вас, сэр. Я отдал его вчера вечером младшему садовнику. Еще чаю, сэр?

Перевод В.К. Ланчикова.

Сижу я иной раз утром в постели, попиваю чай, а Дживс порхает по комнате, доставая все что нужно для моего сегодняшнего наряда. И приходит мне такая мысль: а ну как этому приятелю вздумается взять расчет? И что я, к дьяволу, буду без него делать? В Нью-Йорке особенно опасаться нечего, но в Лондоне у меня от этой мысли сердце не на месте. Сманить его пытался уже не один пройдоха. Я точно знаю, что юный Регги Фулджем обещал ему платить вдвое больше против того жалованья, которое он получает у меня. А когда ко мне заходил Алистер Бингем-Ривз (его камердинер, как известно, вечно гладит брюки поперек), он посматривал на Дживса такими горящими, такими жадными глазами, что я испугался не на шутку. Ну не шакалы?

Дело, понимаете, в том, что Дживс — большой умница. Это видно уже потому, как он вдевает запонки.

Я обращаюсь к нему за помощью во всякой переделке: Дживс не подведет. Мало того, он готов протянуть руку любому из моих друзей, кого угораздит вляпаться в скверную историю. Взять хотя бы тот довольно-таки каверзный случай с милягой Бикки и его дядюшкой, порядочным жилой.

Как-то раз через несколько месяцев после моего приезда в Америку я вернулся домой поздненько. Дживс подал мне выпить на сон грядущий и доложил:

— Нынче вечером, сэр, в ваше отсутствие заходил мистер Биккерстет.

— Вот как? — переспросил я.

— Дважды, сэр. Он был несколько встревожен.

— Да? Трепыхался, значит?

— Именно такое впечатление у меня и сложилось, сэр.

Я отхлебнул виски. Досадно, конечно, если у Бикки неприятности, но, сказать по правде, я обрадовался, что нам с Дживсом наконец подвернулась безопасная тема: с недавних пор между нами пробежала черная кошка, и теперь едва ли не всякий разговор с ним грозил съехать на личности. И все потому, что я решил отпустить усы. Не знаю, удачно ли я придумал, но только Дживс из-за этого ходил сам не свой. Он просто видеть не мог мои усы и так допекал меня своими косыми взглядами, что в конце концов усы мне осточертели. Слов нет, когда речь идет об одежде, к замечаниям Дживса и правда стоит прислушиваться: тут его суждения бывают безукоризненными. Но если он собирается подвергать своей цензуре не только мой гардероб, но и физиономию — уж это, по-моему, ни в какие ворота не лезет! Нет, я не какой-то упрямый сумасброд: сколько раз я с голубиной кротостью уступал Дживсу, когда он браковал мой любимый костюм или галстук. Но когда камердинер начинает распоряжаться вашей верхней губой, тут уж сам Бог велит проявить бычье упрямство и поставить нахала на место.

— Мистер Биккерстет обещал наведаться позже, сэр.

— Видно, что-то у него стряслось.

— Да, сэр.

Я задумчиво покрутил усы. По лицу Дживса пробежала тень, и я поспешно оставил усы в покое.

— В газетах пишут, сэр, что в Америку пароходом «Кармантик» прибывает дядя мистера Биккерстета.

— Дядя?

— Его сиятельство герцог Чизикский.

Я и понятия не имел, что дядя у Бикки герцог. Ну и ну! Вот так дружишь с человеком и ничего о нем не знаешь. С Бикки я познакомился, когда только-только приехал в Нью-Йорк, на какой-то вечеринке или попойке на Вашингтон-сквер. Я, кажется, немного скучал по Лондону и, обнаружив, что Бикки англичанин, да к тому же мой однокашник по Оксфорду, был не прочь с ним поболтать. Вдобавок он оказался такой шалопай, что просто умора, так что мы с ним моментально подружились. Пристроившись в уголке, где не мельтешили художники и скульпторы, мы принялись тихо-мирно выпивать. А уж когда Бикки совершенно гениально изобразил бультерьера, который загоняет на дерево кота, я в него прямо влюбился. С тех пор мы сделались закадычными друзьями, и все-таки я знал о нем мало — слышал только, что он едва сводит концы с концами и деньги у него водятся лишь в те дни, когда он получает от своего дядюшки ежемесячные почтовые переводы.

— Но раз его дядя герцог Чизикский, — заметил я, — почему Бикки не носит титул? Почему не называет себя «лорд Такой-то» или «лорд Сякой-то»?

— Мистер Биккерстет — сын покойной сестры его сиятельства, сэр, которая состояла в супружестве с капитаном Колдстримского гвардейского полка Роллом Биккерстетом.

Все-то он знает, этот Дживс!

— Отец мистера Биккерстета тоже умер?

— Да, сэр.

— И никаких капиталов ему не оставил?

— Нет, сэр.

Тут я начал догадываться, почему бедолага Бикки все время, можно сказать, на мели. На первый, поверхностный взгляд, раз племянник герцога, то живи себе припеваючи. Но надо знать старого гриба Чизика: он был богат, как черт, ему принадлежало пол-Лондона и пять-шесть графств на севере королевства, но при этом прижимист донельзя. Как выражаются американцы, «порядочный жила». Так что, если родители Бикки действительно ничего ему не оставили и доход его полностью зависел от щедрот старого герцога, ему не позавидуешь. Но ведь не из-за денег же он со мной сдружился. Бикки одалживаться не любит. Он всегда говорил, что дружба — это святое н у него принцип: друзей не общипывать.

В этот момент в дверь позвонили. Дживс выплыл в прихожую.

— Да, сэр, мистер Вустер только что вернулся, — услышал я его голос, и в комнату ввалился Бикки. Вид у него был прежалобный.

— Привет, Бикки, — сказал я. — Дживс говорил, ты меня разыскиваешь. Что случилось?

— Я здорово влип, Берти. Пришел посоветоваться.

— Что там у тебя, старина?

— Завтра приезжает мой дядя.

— Дживс говорил.

— Он, понимаешь, герцог Чизикский.

— Дживс говорил. Бикки удивился:

— Дживс, похоже, знает все на свете.

— Это же надо, я сам только что об этом думал!

— А может, он заодно знает, как мне выкарабкаться? — мрачно поинтересовался Бикки.

— Дживс, мистер Биккерстет здорово влип, — объявил я. — Ему нужна ваша помощь.

— Слушаю, сэр. Бикки замялся.

— Только, видишь ли, Берти, дельце такое, щекотливое… Сам понимаешь.

— Нашел из-за чего беспокоиться! Дживс уже наверняка в курсе дела. Правда, Дживс?

— Да, сэр.

— Ой! — опешил Бикки.

— Не исключено, что я заблуждаюсь, сэр, но не состоит ли ваше затруднение в том, что вы не знаете, как объяснить его сиятельству, отчего вы в настоящее время находитесь в Нью-Йорке, а не в Колорадо?

Бикки задрожал, как желе от шквального ветра.

— Что за чертовщина! Как вы узнали?

— Накануне вашего отъезда из Англии я случайно встретил дворецкого его светлости. Он сообщил, что, проходя как-то мимо дверей библиотеки, нечаянно услышал беседу касательно этого предмета, которую имел с вами, сэр, его светлость.

Бикки глухо захохотал.

— Ну, раз уж всем все известно, то темнить незачем. Это старик спровадил меня в Америку, потому что я, мол, безмозглый лоботряс. Он обещал посылать мне ежемесячное пособие, а за это я должен был немедленно отправиться в какую-то глухомань под названием Колорадо, на какую-то… как ее… ферму или ранчо и поучиться этому… как его… фермерству или ранчерству. Была охота! Всю жизнь мечтал скакать на лошадях, гоняться за коровами и всякое такое. А с другой стороны, сам посуди, не мог же я отказаться от этого пособия.

— Я тебя прекрасно понимаю, старина.

— Приехал я в Нью-Йорк, огляделся: место вполне приличное. И я решил, что лучше всего тут и осесть. Отбил дяде телеграмму — что затеял, мол, в Нью-Йорке выгодное дело, так что ранчерство можно и побоку. Дядя не возражал. С тех пор я тут и живу. А дядюшка уверен, что мои дела идут в гору. Я и подумать не мог, что он сюда заявится. И как же мне теперь выкручиваться?

— Дживс, — сказал я, — как же мистеру Биккерстету выкручиваться?