— Милые создания эти кошки. У нее кошек не было.
— Так вы оставите Берти Вустера? — Она полностью проигнорировала мою попытку перевести разговор на кошачью тему.
— Задача не из легких.
— Чушь! Немного силы воли — и дело с концом. Вы посмотрите — ну какой из него товарищ? Дядя Родерик называет его никудышным беспозвоночным субъектом.
Я мог бы высказать пару собственных мыслей о дяде Родерике, но на устах моих, как говорится, лежала печать.
— Вы здорово изменились со дня нашей последней встречи, — упрекнула меня эта напасть Прингл. Она наклонилась и принялась чесать кота за вторым ухом. — Вы помните, когда мы были детьми, вы говорили, что готовы ради меня на все.
— Неужели?
— Вы даже как-то плакали, потому что я рассердилась и не позволяла поцеловать себя.
Тогда я ей не поверил, да и сейчас не очень-то верится. Сиппи можно назвать болваном по многим статьям, но даже в возрасте десяти лет он не мог быть столь неподражаемым ослом. Девица кривила душой, но это ничуть не спасало ситуацию. Я отодвинулся на пару дюймов и уставился прямо перед собой, на натруженном лбу моем начали проступать капли пота.
И вдруг — вы знаете, как это происходит. Наверное, каждый хотя бы раз испытывал такое отвратительное чувство, когда тебя так и подмывает совершить безрассудный поступок. Чувство это то и дело возникает, когда находишься в переполненном театре, и что-то подбивает тебя заорать «Пожар!» и посмотреть, что будет. Или говоришь с кем-нибудь и внезапно подумаешь: «А ну-ка съезжу я этому субъекту в глаз!»
А клоню я вот к чему. Как раз в тот момент, когда ее плечо прижалось к моему, а черные волосы щекотали нос, на меня нашло сумасшедшее желание поцеловать ее.
— И что, правда не позволяли? — каркнул я.
— Неужто забыли?
Она подняла старую луковицу и посмотрела мне прямо в глаза. И тут меня понесло. Я закрыл глаза. Вдруг за дверью послышался самый прекрасный голос, какой только мне приводилось слышать за всю свою жизнь:
— А ну давай сюда кота!
Я открыл глаза и увидел перед собой старушку Джейн, эту королеву прекрасной половины человечества. Она уставилась на меня так, будто я был живодером и она застала меня во время черного дела. Я не знаю, как эта жемчужина из жемчужин меня выследила, но вот стояла передо мной как спасательная экспедиция, появившаяся в последних кадрах кинокартины.
Ждать я не стал. Чары перестали на меня действовать, и я стряхнул с себя их остатки. Когда я уходил, снова послышался дорогой моему сердцу голос.
— Он стрелял в моего Тибби из лука, — пожаловалась достойнейшая и превосходнейшая восьмидесятисемилетняя старуха.
Следующие несколько дней прошли мирно. Я сравнительно мало виделся с Элоизой. Стратегическая ценность водосточной трубы за окном была выше всяких похвал, и я редко покидал дом иным способом. Казалось даже, что, если судьба и дальше будет мне улыбаться, я смогу продлить свой визит еще на неделю, чтобы прикрыть Сиппи на весь срок заключения.
Но, как говорят в кино, тем временем…
Когда пару дней спустя я вышел к ужину в гостиную, вся семейка уже собралась. Профессор, профессорша, два экспоната и девица Элоиза были разбросаны по комнате через равные интервалы. Кот спал на коврике, канарейка сидела в клетке — словом, ничто не нарушало привычного ритма заурядного вечера.
— Так-так-так. Здравствуйте-здравствуйте.
Я всегда имел обыкновение произносить что-то наподобие приветственного слова; как мне казалось, это задавало дружеский тон.
Девица Элоиза с упреком посмотрела на меня.
— Где вы были весь день? — потребовала она ответа.
— После обеда я поднялся к себе.
— В пять вас не было.
— Верно. Поработав над старыми добрыми колледжами, я отправился на прогулку. Молодому человеку необходимо гулять, если он не хочет терять форму.
— Mens sana in corpore sano, — отметил профессор.
— Очень может быть, — радушно согласился я.
В этот момент, когда все шло как нельзя более прелестно и я чувствовал себя в наилучшей форме, миссис Прингл вдруг огрела меня по голове пыльным мешком. Нет, не на самом деле. Нет. Я говорю в фигуральном смысле — как будто огрела.
— Что-то Родерик сильно запаздывает, — забеспокоилась она.
Может, вам покажется странным, но это имя, как лезвием, полоснуло мне по нервам. Поверьте, для человека, который имел пусть даже малейшее дело с сэром Родериком Глоссопом, во всем мире существует только один-единственный Родерик — и одного-то хватает с лихвой.
— Родерик? — пробулькал я.
— Мой свояк, сэр Родерик Глоссоп, сегодня вечером приезжает в Кембридж, — пояснил профессор. — Завтра он читает лекции в колледже Святого Луки. А сегодня поужинает с нами.
И когда я стоял, чувствуя себя как герой, который обнаружил, что попал в лабиринт без выхода, дверь отворилась.
— Сэр Родерик Глоссоп, — объявила служанка или еще кто-то вроде нее, и вот он вошел.
Одной из причин, по которой старикашку недолюбливали широкие круги передовой общественности, был тот факт, что его голова походила на купол собора Святого Павла, а брови нуждались в хорошей стрижке и укладке, чтобы хоть немного приблизиться к разумно допустимым размерам. Ситуация — хуже не придумаешь, когда сей лысый, поросший бровями тип прет на тебя, а ты не приготовил стратегических путей к отступлению.
Когда он вошел в комнату, я ретировался за диван и вверил свою судьбу Провидению. Тут даже по руке гадать не надо, и так ясно — несчастье мне принесет темный человек.
Сначала он меня не заметил. Он пожал руки профессору и его женушке, чмокнул Элоизу и кивнул головой экспонатам.
— Боюсь, я слегка задержался, — начал пояснять он. — Небольшое происшествие на дороге, мой шофер сказал, что полетела…
И тут он заметил меня, притаившегося в глубине комнаты, и испуганно хрюкнул, как будто я причинил ему острую брюшную боль.
— Это… — начал было профессор, махнув в мою сторону.
— Мы знакомы с мистером Вустером.
— Это, — продолжал профессор, — Оливер, племянник миссис Сипперли.
— То есть как? — рявкнул сэр Родерик. Ему часто приходилось иметь дело с чокнутыми, и у него выработалась резкая и властная манера. — Это же жалкий молодой человек по имени Бертрам Вустер. Что за чушь вы несете о каких-то Оливерах и Сипперли?
Профессор уставился на меня с неподдельным удивлением. Я изобразил подобие улыбки.
— Ну, на самом деле… — пролепетал я.
Профессор озадаченно хлопал глазами. Было слышно, как напряженно трещат его мозги.
— Он представился Оливером Сипперли, — простонал он.
— Подойди сюда! — проревел сэр Родерик. — Если я правильно понял, ты навязался этим добрым людям, назвавшись племянником их старой приятельницы?
Данное описание как нельзя лучше отвечало действительности.
— Ну… э-э… да, — подтвердил я.
Сэр Родерик стрельнул в меня глазами. Пуля вошла куда-то в верхнюю часть туловища, немного побродила внутри и вышла из спины.
— Безумец! Полный безумец, я это понял с момента нашей первой встречи.
— Что он сказал? — переспросила тетушка Джейн.
— Родерик говорит, что этот молодой человек безумец, — зарычал профессор.
— Ну да, — кивнула тетушка Джейн. — Я так и знала. Он лазит по водосточным трубам.
— Что-что?
— Я сама видела — э, много раз. Сэр Родерик свирепо фыркнул.
— Его надо изолировать от общества. Подумать только, личность с такими мозгами спокойно разгуливают себе на свободе, какая гадость. А скоро, чего доброго, убивать начнут.
Мне показалось, что, выдав старину Сиппи, я стряхну с себя страшное обвинение. Все равно песенка Сиппи спета.
— Позвольте объяснить, — вступил я. — Это Сиппи попросил меня приехать.
— О чем вы говорите?
— Сам он приехать не мог, так как сидит в кутузке за избиение полицейского в ночь после соревнований по гребле.
По правде говоря, нелегко было растолковать, в чем дело, но даже после моего объяснения их чувства ко мне теплее не стали. Я бы сказал, сквозило некоторой холодностью, поэтому, когда объявили ужин, я вычеркнул себя из списка приглашенных и незамедлительно отчалил, поднявшись к себе. Мог я, конечно, и перекусить за ужином, да вот что-то обстановка не совсем располагала.
