Но отец не глядел на него. Голова Пауло безжизненно свесилась на плечо.

– Папа!

Мигель соскочил с коня и бегом бросился вверх, на лоджию.

Когда он подскочил к шезлонгу, Эмилио уже хлопотал над Пауло, пытаясь вернуть его к жизни. Мигель схватил отца за руку, но нащупать пульс ему не удалось.

– Он мертв, Эмилио, – тихо сказал он.

Мигель нагнулся над телом отца и осторожно закрыл ему глаза, взор которых уже застыл. Но на лице у умершего Пауло было выражение радости и покоя. Его страдания остались позади. Мигель тоже почувствовал, как его охватывает какой-то странный покой, но тут он услышал у себя за спиной сдавленные рыдания.

Эмилио стоял, перегнувшись через перила и ухватившись рукой за колонну; его трясло. Этот легкомысленный насмешник, умевший при любых обстоятельствах сохранять на лице беззаботную ухмылку, сейчас был сам не свой. Мигель подошел к другу и обнял его за судорожно подрагивающие плечи.

– Эмилио, не надо. Теперь он обрел покой.

– Он, но не я! – перемежая слова горестными стонами, ответил Эмилио. – Ты даже не можешь себе представить, что он для меня значил!

– Я знаю об этом.

– Ничего ты не знаешь!

Эмилио оттолкнул руку друга.

– Эмилио, прошу тебя, успокойся. Посмотри на меня.

Он поднял голову, и Мигель увидел, что все лицо у него залито слезами.

– Когда ты исчез, проклиная его, мы с ним отправились на прогулку. И он сказал мне: «Позаботься о Мигелино, пока у него не достанет сил вернуться ко мне». Он тебя любил! – Постепенно Эмилио начал приходить в себя. – А однажды он сказал мне: «Ты мне, Эмилио, словно родной сын». Тебе никогда не понять, что это для меня означало. У тебя было только одно, чему я постоянно завидовал, – любящий сына отец.

Патриция второпях упаковывала чемодан. Бедный Пауло! Но все же больше всего она сочувствовала его сыну. Страдания старого местра, так или иначе, остались позади, а страдания Мигеля только начинались. Но даже на гребне горя он прежде всего думал о ее чувствах. Позвонив ей со скорбной вестью, он не искал утешений, но, напротив, пытался утешить ее.

– Не плачь, Патриция. Все не так уж и плохо – Пауло умер в минуту счастья. – Он поведал ей, как все произошло, рассказал о разговоре с отцом и о его желании посмотреть на корриду. – Перед смертью он успел одарить меня всем, в чем я нуждался, – своим согласием и своей похвалой.

Слезы бежали по щекам у Патриции, когда она внимала этому рассказу.

– Патриция, я очень прошу тебя приехать на похороны, мне необходимо видеть тебя рядом. Всего этого цирка, в который они превратят прощание с моим отцом, я просто не вынесу. На похоронах будут президент страны, архиепископ, верховный раввин, главный гуру – каждое из вероисповеданий, которые при жизни решительно отвергал мой отец, пришлет верховного жреца на его похороны. А мне хочется только одного – чтобы ты была здесь рядом со мною и помогла мне со всем этим справиться.

– Я прилечу, как только смогу.

– Послушай, Патриция. – Его голос зазвучал живее. – Тебе, возможно, все это понравится. Все колокола Лиссабона поднимут трезвон.

Она невольно рассмеялась сквозь слезы.

Готовясь к отлету, Патриция собрала вещи и развернула «Боинг-727» с полдороги; вместо того, чтобы забрать Боба Эша из Палм-Спрингс, лайнер через час должен был дожидаться ее в аэропорту Стюарт.

Она уже застегивала молнию на дорожной сумке, когда по всему дому раздался скрипучий голос Лауры:

– Тут тебя спрашивают!

– Я сейчас не могу! Пожалуйста, разберись сама!

– Но это полиция!

– Что такое?

Быстро спустившись по лестнице, Патриция застала Лауру в обществе высокого мужчины в форме шерифа. Он заговорил первым.

– Вы Патриция Деннисон?

– Да.

Он вручил ей туго набитый конверт.

– Что все это значит? – в недоумении поинтересовалась Патриция.

– Я убежден в том, что в конверте вы найдете всю необходимую информацию. Только распишитесь в получении!

Он подал ей ручку и подсунул квитанцию о получении.

Когда Лаура препроводила шерифа к выходу, Патриция со смутной тревогой посмотрела на конверт. В левом верхнем углу значилось: «Предварительный суд, Бороф в Манхэттене, графство Нью-Йорк».

– Что все это значит, детка?

– Сама не знаю. – Патриция, вскрыв конверт, перебирала бумаги. – О Господи, – вырвалось вдруг у нее. – Это жалоба!

– Жалоба?

– Они считают меня сумасшедшей.

– Кто?

– Члены совета директоров. Они написали жалобу. Они считают, что я недееспособна и не могу, соответственно, руководить делами компании.

– А ты хочешь руководить делами компании?

– Хочу внести в них кое-какие перемены.

– И поэтому они решили объявить тебя сумасшедшей?

Патриция кивнула.

– Ах они, ублюдки! – Лаура обняла Патрицию за плечи и усадила ее на диван. – Послушай, но тебе вовсе не обязательно иметь дело с этими интриганами. Продай контрольный пакет – и ты раз и навсегда от них избавишься!

– Нет! – Патриция покачала головой. – Тогда они захватят всю власть в компании.

– Ну, а тебе разве не наплевать на это? Ты ведь хотела выйти из дела, не так ли?

– Нет. Во всяком случае, не сейчас.

– Не понимаю я тебя, детка. Неужели тебе не ясно, что означает этот вызов в суд? Да они из тебя лапшу сделают!

– Я не совершила никакой ошибки, – сохраняя хладнокровие, ответила Патриция.

– Ну, и что же ты тогда собираешься делать?

Патриция медленно поднялась с дивана.

– Единственное, что я знаю, – мне немедленно нужно вылететь в Лиссабон.

– Ты не имеешь права! Ведь ты только что получила повестку в суд!

– Наплевать! Мне надо лететь.

– Нет, лучше послушай меня! – Лаура перехватила ее уже на нижних ступеньках лестницы. – Если ты покинешь страну, тебя объявят в международном розыске!

– Этого не может быть!

Патриция ринулась к двери. Лаура грубо схватила ее за руку.

– Я говорю серьезно. Это повестка в суд. Спроси у кого угодно.

– Ты в этом уверена?

– Абсолютно уверена. Ты не можешь проигнорировать этот вызов без риска навлечь на себя тем самым еще большие неприятности.

– Ах ты, Господи…

Глотая слезы, Патриция начала медленно подниматься по лестнице.

На площадке она остановилась перед «Звездолазом».

– Ах, папочка, что же мне делать, – прошептала она, лаская кончиками пальцев силуэт на картине. Но «Звездолаз», повернувшись к ней спиной и держа звезду в руке, безмолвно продолжал свое восхождение.

Когда Патриция прошла к себе в спальню и плотно закрыла за собой дверь, Лаура быстро прошла на кухню, к телефону, и набрала нужный номер.

– Слушаю! – в трубке послышался голос Хорейса Коулмена.

– Все по расписанию.

– Как она реагирует?

– Она оглушена. И я заставила ее отказаться от поездки в Лиссабон.

– Это хорошо. А что насчет акций?

– Я подбиваю ее продать их.

– А она?

– Отказывается.

– Уговорите ее.

– Интересно, как, – прошипела Лаура.

Но Коулмен уже повесил трубку.

Лиссабонский кафедральный собор – массивное здание в романском стиле с угрюмыми башнями, достающими, кажется, до облаков – представлял собой самое подходящее место для совершения заупокойной службы по великому человеку. Церковь была переполнена, толпы людей теснились и на ступенях перед собором, и на окрестных улицах, куда были вынесены динамики для всех, кто хотел послушать мессу по знаменитому Пауло Кардиге.

Мигель неподвижно стоял в переднем ряду. Рядом с ним находился Эмилио. Песнопения накатывались на них бесконечными волнами. Мигель не чувствовал боли, принимая участие в спектакле в память об отце, который, останься он в живых, никогда бы не почтил подобное представление своим присутствием. Внезапно ход мыслей Мигеля был прерван громкими звуками труб и сразу же вслед за ними, резонируя от каменных стен, оглушительно заиграл орган.