– Можно, – подтвердил и Обломский. – Я вот долгое время был тоже как бы сразу двумя людьми. Раздвоение личности это называется. Во мне всегда один говорил «да», а другой «нет». У Страхова хуже, то есть хуже для нас: в нем оба человека – заодно. И оба против людей.

– А если их поссорить? – задумчиво спросил Ник.

– Вот! Это я и имел в виду, когда говорил, что у меня есть план!

Итак, Страхов смотрел на Вика (которому поручили стать инициатором в ссоре профессора и генерала), осмыслял информацию и никак не мог осмыслить.

Наконец до него дошло.

– Это правда, товарищ генерал? – спросил он обиженным голосом.

И ответил грубо и резко:

– Да врет он все! Как это я могу сам против себя пойти!

– Не верьте ему, профессор! – закричал Вик. – Он обманывает, он хочет от вас отделиться! Он уже отделился!

– Это ты меня обманываешь! – закричал Страхов. – Солдаты! В изменника – целься!

Страхолюбы разом повернулись и направили автоматы в сторону Вика. Но получилось, что и в сторону трибуны, потому что Вик стоял перед ней.

– Видите! – воскликнул Вик. – Они в вас целятся! Генерал вас предал!

И Страхов, запутавшийся, поверил Вику.

– Генерал, это подло! – сказал он. – Солдаты, в этой стране я хозяин! А он изменник, взять его!

– Отставить! – закричал он тут же после этого. – Не имеете права подчиняться приказам гражданского лица! Я ваш командир! Взять его!

Страхолюбы побежали к трибуне и схватили Страхова.

– Да не меня, идиоты! – кричал генерал-профессор.

Они отпустили его.

– Его! – генерал-профессор ткнул себя пальцем в грудь.

Солдаты схватили его.

– Отставить! – закричал Страхов.

Солдаты отпустили.

– Схватить! – закричал Страхов.

Солдаты схватили.

И тут полковник Обломский подошел к микрофону.

– Граждане подземелья! – обратился он к столпившимся, расстроившим колонны и смешавшимся боянам и страхолюбам. – Кого мы видим перед собой? Больного человека, страдающего раздвоением личности! И вы такому хотите подчиняться?

– Я не больной! – завопил Страхов. – Я вас уничтожу!

– Вы больной, да еще и трус! – обвинил Обломский.

– Что???

Страхов задергался в руках солдат. Для него не было страшнее обвинения, чем обвинение в трусости.

– Трус, трус! – подтвердил Обломский. – Вы, например, побоитесь сказать, где выход! Трус!

– Трус! – подхватили Вик и Ник.

– Трус! Трус! – скандировала колонна Антона, которую тот заранее подговорил.

– Трус! Трус! – подхватили и солдаты, считая, что они кричат это профессору.

– Трус! Трус! – кричали все остальные, считая, что кричат Бешеному Генералу.

– А вот и не боюсь!

– Не верим! – ответили ему.

– Ах так? Тогда все за мной! Я покажу!

И генерал-профессор, поддерживаемый и удерживаемый солдатами, устремился к стене с подъемниками.

Он повел население Страны Страха тем путем, которым сюда попали Вик и Ник, но никто не мог здесь выбраться – слишком все было запутано, да еще эти страшные лабиринты темноты, где мог встретиться крыс Кинг и где ползали, шипели неведомые чудовища. Но на этот раз не было ни Кинга, ни чудовищ: Страхов достал из кармана пульт вроде телевизионного, нажимал на кнопки, в результате освещались тоннели с нарисованными на стенах стрелками, которыми все вскоре вышли к металлическим конструкциям. Прошли по лестницам и эстакадам, оказались у площадки лифта. Обломский, увидев, какие кнопки нажимает Страхов для перемещения лифта, взял у него пульт и занялся отправкой людей наверх равномерными партиями, не допуская толчеи и лишнего скопления.

Наконец все оказались на свободе и бурно радовались.

Показалась колонна грузовиков и автобусов: кто-то словно ждал их появления. Так оно и было: люди от правительства, МВД, МЧС и Министерства обороны, не добившись толку от генерала-профессора, с которым до этого вели переговоры по единственному каналу связи, уже собирались взять Ракетную гору штурмом.

Но теперь в этом не было необходимости.

А Ник увидел бегущего к горе Олега и, спрятавшись за Вика, тихо сказал:

– Ну, будет теперь…

Но тут же ему стало стыдно, он вышел из-за спины брата и встал с ним рядом. Уж отвечать, так поровну.

А Обломский внимательно изучал пульт.

Какой-то высокий военный чин, спрыгнувший с передовой машины, выкрикнул:

– Не трогать! Нам это еще пригодится!

Обломский понял, что он имел в виду, но сделал вид, что не расслышал.

– Наверное, эта, – пробормотал он и нажал на красную кнопку с маленькой надписью «fire» (огонь).

И тут же показалось, что земля приподнялась, послышался глухой, но мощный звук взрыва, Ракетная гора на глазах стала расти – и тут же опала, ухнула вниз всей своей массой.

И на ее месте осталась продолговатая впадина.

Страна Страха прекратила свое существование.

– Что вы наделали? – в отчаянии закричал военный чин.

– А что? – поднял на него Обломский невинные глаза. – Я нечаянно нажал. Какая досада!

И он отвернулся, пряча улыбку.

Всех людей, вышедших из Страны Страха, подлечив, вернули к нормальной жизни. Страхолюбов отправили в антитеррористические военные соединения, бояне стали опять примерными работниками и членами семей, если они у них были, причем умные врачи объяснили им, что БОязнь НЕ успеть, не сделать, не соответствовать и т. п. – дело не такое уж плохое, если в меру. Не надо из-за этого нервничать, вот что главное. Как ни спеши, быстрее самого себя жизнь не проживешь. Математически доказано: если кто прожил на земле 70 лет, то именно столько он и прожил – не 50 и не 90, а ровно 70, минута в минуту. Бывают фантастические случаи: человек пропадает в одном месте тридцатилетним, а оказывается через минуту в другом – сорокалетним. Но это именно фантастика, а мы имеем в виду только реальные вещи.

Страхова, конечно же, засадили в психушку. Там с ним было много хлопот – он постоянно путался, считая себя то генералом, то профессором, а соединиться, как бывало прежде, уже не мог. Но дело понемногу идет на поправку: опытный психиатр Кукушкин договорился с ним, что по понедельникам Страхов будет генералом, по вторникам профессором, по средам опять генералом – и т. п. А в воскресенье у него выходной, поэтому он не генерал и не профессор, а просто человек, читает книги, смотрит телевизор, общается с соседями по палате, с другими пациентами клиники, с персоналом, и все в этот день не нарадуются на него: милейший, интеллигентнейший, добрейший человек, только очень робкий. «Ах, коллега, коллега, вам бы всегда так, – с улыбкой говорит ему Кукушкин. – Вы же сами знаете: самое страшное – это то, что человек о себе придумывает!» И Страхов соглашается, но в понедельник просыпается опять генералом, начинает командовать, кричать, распоряжаться и грозить расстрелом или тюрьмой.

Страбыты и страбынеты вернулись в свои школы. Они отличаются от многих своей ненавязчивой независимостью. Одноклассники считают их странноватыми. Например: начнет кто-то дразнить бывшего страбыта или страбынета, что у него телефон не крутой, одежда не прикольная, что он разговаривает не так, как принято в этой школе, начнет хихикать, обзывать, цепляться, а бывший страбыт или страбынет вместо того, чтобы обидеться, задраться или срочно исправить ошибки, чтобы стать таким, как все, или не таким, как все (в зависимости от понимания этого понятия), спокойно смотрит, улыбается и спрашивает:

– Ну и что?

– Как «ну и что»? Это же отстой! – кричит задирающийся.

– Ну и что? – повторяет бывший узник подземелья страха.

– Да с тобой и дружить-то никто не будет! – убежденно вопит задира.

– Ну и что?

И странное дело: сам же наскакивающий вдруг чувствует, что он первый хочет дружить с таким интересным человеком – которого ничем не прошибешь и который ориентируется не на других, а сам на себя и на рассуждения здравого смысла, которые, как известно, для всех общие.