– Ну? Чего грустим, крошка?

Анька взглянула на него так, будто он с луны свалился, толкнула его локтем и сказала:

– Отвали, дурак!

Эдька был оскорблен: Анька обошлась с ним как с пацаном. Кто-то коротко хихикнул. Эдька не мог допустить позора. Он сказал покровительственно и добродушно, показывая своим тоном, что не принимает всерьез Анькиных слов, что она для вида грубит, а сама, небось, втайне обрадовалась, когда ее обнял самый взрослый парень в этой детской компании:

– Ну-ну, не будем капризничать!

– Да отвали, я сказала! – крикнула Анька и пихнула Эдьку так, что он упал.

Но, падая, продолжал крепко держать Аньку за плечи, поэтому она тоже свалилась.

Они некоторое время барахтались на полу, потом встали, красные, взъерошенные. Страбынеты вовсю бугагакали, радуясь посрамлению Эдьки. Танька тоже звонко смеялась.

Вику не понравилось бугагаканье страбынетов и смех Таньки. Он вообще все это время мысленно ругал себя за то, что повел себя с Танькой глупо. Дал ей повод считать, что она ему тоже нравится. А это не так. Нет, нравится в общем-то, но меньше Аньки. Он пошел на поводу у Таньки, и Анька теперь считает, что он с Танькой дружит. И как быть? Опять сказать Таньке, чтобы отвязалась, а она скажет: «Я не привязываюсь, ты сам!» – и будет в какой-то мере права. Потихоньку сказать Аньке, что все не так, как ей кажется, а наоборот? Она не поверит и посмеется.

Так он размышлял, угрюмо слушая стихи в Танькином исполнении, и вот Эдька подошел к Аньке, обнял ее, от чего где-то в области живота у Вика стало сначала холодно, а потом горячо, потом она его пихнула и упала и вот стоит, растерянная, готовая заплакать, что для нее невероятно.

И Вик громко сказал:

– А ну хорош ржать! Как маленькие совсем! Даже смотреть противно!

Это вырвалось у него невольно, но при этом очень искренне и очень веско. Страбынеты вдруг и в самом деле почувствовали себя глупыми и маленькими и перестали бугагакать. Только Димка-послушнофоб еще досмеивался.

Анька коротко глянула на Вика – с благодарностью. И тут же села опять на подоконник. А Эдька никакой благодарности не чувствовал. Наоборот, он был раздосадован, что за него вступился какой-то малец.

Он придумывал, что бы такое сказать или сделать, чтобы, выражаясь по-взрослому, восстановить статус-кво. Но в это время послышались удары, треск: кто-то ломал забор и пытался открыть ворота.

– А у нас ни оружия, ничего… – тоскливо сказал Шустрик.

– Интересно, с какой стати на нас вообще нападают? – возмущенно спросила Анька.

– Ни с какой, – сказал Вик. – БГ веселится. Хочет всех в плен взять.

– Будто мы тут и так не в плену! – удивился Васька.

– Что вы сидите, как эти? – спросила Танька. – Будем защищаться!

– Как?

– А как получится! – И Танька схватила камень из груды, которую страбынеты заранее натаскали для защиты.

– Может, они не сумеют забор сломать? – с надеждой предположил Шустрик.

Но нападавшим боюпам этого и не понадобилось.

Дело в том, что за минуту до их штурма Петька, вдоволь насмеявшийся, отлучился в туалет. Он страшно напугался, услышав удары, а потом крики:

– Откройте, хуже будет! Стрелять начнем!

И тут же раздался первый выстрел (его услышали и страбынеты).

Петька, на ходу застегивая штаны, выскочил из дощатого строения и побежал к воротам.

– Не надо! – закричал он. – Не надо стрелять, я сейчас открою!

Он с усилием отодвинул большой деревянный засов и распахнул ворота.

– Только вы не подумайте, – торопливо сказал он, увидев вооруженных страбытов-боюпов, – я не предатель, я просто боюсь. У нас все боятся, мы все зараженные.

– Вперед! – закричал Ник.

Храбрые боюпы бросились к дому.

Они с ходу попытались выломать дверь, но она оказалась крепкой, и ее чем-то приперли изнутри.

Тогда побежали к окнам, и тут Мишка получил камнем в лоб. Камень был небольшой, а лоб у Мишки крепкий, но все равно – больно и обидно. Мишка вскинул автомат и закричал:

– Сейчас перестреляю всех!

– Не бойтесь, не будут они стрелять! – успокаивала страбынетов Танька, метясь в Женьку, который не счел нужным уклоняться от броска какой-то девчонки и напрасно сделал – Танька угодила ему прямо в нос, откуда немедленно потекла кровь.

– Откуда ты знаешь? – спросил Вик.

– Я так думаю! Не с ума же генерал сошел, чтобы стрелять в детей!

– Так не он стреляет, а они! – показал Вик на страбытов.

– Тем более, детям боевых патронов не дают!

– Ошибаетесь! – выкрикнул Лешка и прицельно выстрелил – так, как стреляют в фильмах солидные воры в законе, демонстрируя свою меткость. Он выстрелил в банку из-под газировки, которая стояла на лавке возле дома. И наверное, не попал. Лешка разозлился, подбежал ближе и еще выстрелил. Банка не шелохнулась. Он подошел вплотную, приставил дуло. Выстрел – банку смело, но не пулей, а потоком воздуха.

– Ха! У них патроны холостые! – обрадовался Шустрик.

И в боюпов полетел град камней.

Они побросали бесполезные автоматы и стали отбиваться чем попало.

Перестрелка камнями, палками, щепками велась с переменным успехом. Пострадавшие были с обеих сторон, но у боюпов их было больше – они находились на открытом пространстве.

Пришлось отступить к забору, а потом к беседке, где Ник наскоро провел военный совет.

– Так, – сказал он. – Они обнаглели. Но это не страшно. Они чем бросаются? Камнями. Откуда у них камни? Запаслись. Но ведь не может же быть так, чтобы они у них не кончились! Поэтому мы сейчас сделаем вид, что опять нападаем. А сами будем увертываться от камней, чтобы они их все побросали.

– Будто мы раньше не увертывались, – заметил Валерка.

– Лучше надо увертываться! Вперед!

И боюпы опять пошли на приступ.

Они бегали перед окнами, кривлялись, дразнились, время от времени сами кидали чем-нибудь, но главная их задача была вызвать на себя огонь, заставить страбынетов израсходовать запас камней. И похоже, к тому шло: камни из окон летели все реже и реже. А потом и вовсе перестали лететь.

– Ага! – закричал Федька. – Нечем кидаться?

И он нарочно встал перед окном, приплясывая и как бы приглашая страбынетов кинуть в него.

– Ура! – закричал Ник. – На штурм!

Боюпы опять стали ломиться в дверь, полезли в окна.

Дверь неожиданно распахнулась, на крыльцо выскочил Эдька и резкими движениями смахнул с крыльца Мишку, Никитку и Женьку.

А Валерку, Ника и других пихали из окна палками.

Тогда Ник вновь приказал отступить в беседку.

Опять стали совещаться.

И тут Мишка, который, даже находясь в состоянии активных действий, не мог избавиться от привычки думать на посторонние темы, вдруг сказал:

– Не понимаю.

– Чего ты не понимаешь? – спросил Ник.

– Ты нам что сказал? Что мы от тебя заразились смелостью. Так?

– Так. Вы вон как воюете! – похвалил товарищей Ник. Но товарищи, вопреки его ожиданиям, не приосанились и не покраснели от удовольствия, они трогали свои синяки и шишки, шмыгали разбитыми носами. Мишка продолжил.

– Хорошо. А они, – он кивнул в сторону дома, – заразились от твоего брата страхом, так?

– Ну.

– Вопрос: почему они так храбро защищаются?

– От трусости! – уверенно сказал Ник. – Они боятся попасть к нам в плен.

– Да? И начали бросать в нас камни, когда еще не знали, что у нас холостые патроны? Какая-то это странная трусость.

– Вот именно, – вытер Лешка нос, из которого все еще сочилась кровь.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросила Машка Мишку.

– Ничего. Я просто думаю.

– Надо не думать, а напасть всем сразу – и смелее! – распорядился Ник.

– Ага, щас прям! – ехидно отреагировал Лешка.

Ник решил напомнить о дисциплине:

– Не «щас прям», а» так точно, товарищ старбой»! И встань, когда с тобой разговаривает старший по званию!

– Да иди ты! – огрызнулся Лешка. – Раз я смелый, то я никого не боюсь. И тебя тоже. Старбой, выдумали тоже глупость.