– Ладно, – сказал Вик. – К страбытам я переходить не собираюсь. Но я хочу выяснить, что там с братом.

– Тоже дело, – одобрительно кивнула Анька. – Может, пойти с тобой?

– Тогда все пойдем! – сказал Эдька.

– Ни к чему! – отрезала Анька. – Им и так сегодня от нас досталось. Победить врага – дело чести, а злить его лишний раз не надо.

И Вик смело направился с Анькой в лес – он готов был сейчас отправиться с нею куда угодно, несмотря на страхонагоняющую инъекцию доктора Страхова.

Они шли быстро, но осторожно, высматривая, нет ли впереди засады.

– Надо вдоль скалы пройти, – сказала Анька. – Страбыты туда редко заходят, трусобоев боятся.

– Это кто такие? – спросил Вик.

– Что-то вроде хулиганов или разбойников. Взрослые, но придурки.

Вик попросил объяснить, в чем их придурочность, Анька объяснила: трусобои похожи на фобофобов, то есть людей, боящихся испугаться, и страхолюбов, то есть тех, кто любит видеть страх других людей, но есть отличия: если фобофобы и страхолюбы могут быть в душе смелыми людьми, то трусобои – прирожденные трусы. И, естественно, больше всего они боятся, что их будут принимать за трусов. Отсюда и название болезни – трусобоязнь. Это начинается с детства: сидят, например, два трусобоя дома, смирно играют во что-нибудь. И вдруг один прислушивается и говорит другому:

– Пацаны на улице еще. А нас нет. Подумают: отсиживаемся, боимся.

– Мы отсиживаемся? Мы боимся? А вот сейчас пойдем и покажем им всем!

И они идут и показывают им всем. Из таких трусобоев получаются драчуны, задиры, а по мере взросления опасные для общества и нормальных людей хулиганы.

Внешне они похожи на смелых людей, но отличие огромное: если смелому человеку не надо каждую минуту доказывать свою смелость (он и так о ней знает), особенно за счет других, то трусобой дня не может прожить, чтобы не выставить напоказ свое фальшивое геройство. Он идет по школьному коридору и толкается, пихается, гогочет, нападает и всегда готов отразить нападение – почему? Потому что без этого никто не узнает, какой он храбрый. И это длится до тех пор, пока кто-то по-настоящему храбрый не остановит его. Останавливают по-разному. Лучше, конечно, убедить словами, что не надо выпендриваться. Но слова трусобои понимают плохо. Они вообще презирают связную речь, по их убеждению, кто красиво говорит, на самом деле просто не умеет драться. Тогда приходится трусобоям давать по лбу. Их это приводит в норму.

В Стране Страха таких типов несколько, а самые противные из них – два великовозрастных балбеса двадцати с чем-то лет, имеющие клички Кил Бил и Бил Кил. Они как-то на досуге (которого у трусобоев всегда полным-полно – все сплошь бездельники) просмотрели фильм «Убить Билла», «Kill Bill» по-английски, и он им очень понравился, потому что все содержание сводится к тому, что какая-то женщина хочет убить какого-то Билла, а попутно убивает разных других людей – очень красиво и интересно убивает, часто просто из-за того, что попались под руку. Это утвердило их в мысли, что они живут правильно, задирая всех встречных и поперечных. Выпив пива, они вышли на улицу, и один кричал, рассекая потоки мирных прохожих: «Кил Бил»! А второй подхватывал: «Бил Кил»! Они даже на футболках написали эти слова – именно так, с одним «л» в обоих словах: трусобои, как правило, безграмотны, ибо полагают, что грамотен только трус, который боится писать неграмотно. Доктор Страхов, проезжая по улице, увидел их и подумал, что они очень пригодятся для его экспериментов. Он сообщил о своем желании БГ, тот выслал оперативную группу, та схватила приятелей и доставила в Страну Страха; трусобои сначала пытались бежать, но, поняв, что тут задаром кормят, а делать ничего не надо, успокоились. Единственное, что от них требовалось – регулярно являться к профессору, который брал у них кровь на анализ, чтобы посмотреть, в каком состоянии у них гормон трусобоязни, и давал микстуру, снижающую или повышающую количество этого гормона.

Анька так живописно описала трусобоев, что Вику даже стало любопытно на них посмотреть. Не сейчас, а при случае. Однако недаром говорят, что желания сбываются (и не только говорят, но и пишут, смотри книгу о Бермудии): трусобои появились.

Было это так: Анька и Вик, выйдя к отвесной скале, шли вдоль нее, и вдруг сверху посыпался песок и мелкие камни. Анька подняла голову, осмотрела скалу. Потом огляделась.

– Вот так оно и бывает, – пробормотала она.

– Что?

– Ничего, пойдем.

Через минуту опять – песок и камешки. А перед этим Вику послышался какой-то звук.

– Камнями, что ли, кто-то кидает? – предположил он.

– Может быть, – сказала Анька.

И тут послышались треск сучьев и шум листвы: кто-то продирался сквозь кустарник.

– Беги! – крикнула Анька.

И Вик побежал.

Он бежал по гальке, которой было усыпано подножие скалы, хруст был громким, и ему казалось, что Анька тоже бежит вместе с ним. А сзади слышались крики: «Кил Бил!» И – «Бил Кил!» И опять – «Кил Бил!» И так без конца (потом Вик узнал, что трусобои обожают орать долго и громко – так они заглушают собственный страх и дают понять всем, какие они смелые).

Крики отдалялись. Вик остановился: он задохнулся от быстрого бега. Обернулся. И увидел, что он один.

Значит, Анька осталась там?

Значит, он оставил ее на растерзание трусобоям?

Но она же сама крикнула: беги!

И Вик был уверен, что она тоже бежит.

Ты не был уверен, возразил Вик сам себе. Ты просто испугался. Ты испугался трусобоев, испугался крика Аньки. Ты испугался за свою шкуру. Ты поступил так, как не поступал никогда в жизни: оставил другого человека в беде. И не просто человека, а девочку. И не просто девочку, а ту девочку, которая тебе нравится. Кто ты после этого?

И Вик ответил сам себе: трус!

Но тут же сам себе и возразил. Да, он никогда никого не бросал в беде, но такой возможности у него и не было, потому что не было беды, в которой он мог или, наоборот, не мог кого-то оставить. То есть просто жизнь не предоставила еще случая проверить себя, все произошло слишком неожиданно. И надо же все-таки учитывать действие инъекции профессора. Если дать кому-то снотворного, человек захочет спать, даже если у него нет такого желания.

Тут Вик подумал, что этими мысленными разглагольствованиями он просто оттягивает время. Надо вернуться и выручить Аньку.

И он пошел обратно.

Шел медленно и с трудом.

Я просто устал с непривычки от бега, говорил он себе. Но понимал, что лукавит.

С другой стороны, нельзя же просто взять и прийти туда. Это глупо – его тоже схватят, вот и все. Поэтому Вик свернул в лес и начал там пробираться, прячась за деревьями и кустами.

Услышал голоса, пошел еще медленней и осторожней.

Вот голоса совсем близко.

Вик выглянул и увидел: Анька сидит на земле, руки связаны сзади, но она не сдается, дергается и кричит:

– Отпустите, уроды!

– Пусть твой дружок вернется, – ответил ей дюжий балбес с широкими плечами, с широкими скулами и узким лбом. Вик каким-то образом догадался, что это – Кил Бил. Второй, Бил Кил, был худой, невысокий, дергающийся. Он подскакивал, потирал руки и хихикал от удовольствия.

– Да, – вторил он Килу Билу, – позови его!

– И что будет? – спросила Анька. – Отпустите?

– Может, и отпустим, – сказал Кил Бил. – А если не позовешь, точно не отпустим.

– Ну и не отпускайте!

Вик поразился Анькиному мужеству. Нет, он себя повел бы так же, несмотря на лекарство доктора Страхова, но он все-таки мужчина, ему положено так себя вести.

Ага, тут же возразил он себе с горькой мысленной усмешкой, а кто сбежал? Как этого мужчину зовут?

– Я сейчас ей муравьев за шиворот напущу! – придумал хулиганскую идею Бил Кил и начал озираться, но муравьев нигде не увидел. Тогда он набрал мелких веток, листьев и прочего лесного мусора и стал приближаться к Аньке, хихикая все более мерзко.

– Только попробуй! – пригрозила Анька.