Лоран объявился в половине одиннадцатого. Весь какой-то растрепанный, он громко поздоровался и убежал на кухню. Анн догнала его, когда он наливал в стакан воду прямо из-под крана.

– Как же я хочу пить! – сообщил он.

– Ты ужинал? – спросила Анн. Она заставляла сдерживаться себя, нервы были натянуты в струну.

– Нет, – ответил он.

– Я оставила тебе немного ростбифа.

– Я не голоден.

– Ты есть не будешь?

– Нет.

Он осушил стакан, налил второй и тут же залпом выпил его, как и первый.

– Что ты делал после обеда?

– Ездил повидаться с друзьями в Сен-Уан. Фабрис – такой славный малый.

– Невысокий, с усиками?

– Да.

– Как его дела?

– Все нормально. Смотри…

Он вытащил из кармана три измятых бумажки по десять франков и бросил их на стол.

– Откуда это? – спросила Анн.

– Я это заработал благодаря Фабрису. Он работает посыльным у Оливии Симон, в ателье. Мне дали мопед, и я ездил по Парижу – это так здорово! – Он собрал деньги и добавил: – Я приглашаю тебя завтра в ресторан!

При этом глаза его засветились такой гордостью, словно он получил наследство. Его наивная щедрость позабавила ее.

– Правда, мотаться по улицам часами тяжело, – признался он.

Ничто не выдавало в нем следов усталости. За несколько дней домашнего покоя он полностью пришел в себя. Не предпочитает ли она его обезоруживающую, безжизненную слабость, подумала Анн. Он выпил еще стакан воды.

– Уму непостижимо, сколько ты пьешь! – с легким раздражением обронила она.

– Просто мы с ребятами наелись креветок. В следующий раз поедешь со мной в Сен-Уан. Увидишь, как там здорово! А ты – чем занималась ты в своем издательстве?

– Так, ничем особенным…

Он чмокнул ее в кончик носа, заглянул в гостиную, пожелал спокойной ночи Пьеру и скрылся в глубине коридора. Оставшись одна, Анн почувствовала неистовое, необъяснимое желание подровнять кухонные шкафы.

– Ты могла бы поручить это Луизе, – заметил появившийся на пороге Пьер.

– Нет, она никогда этого не умела.

– Не хочешь посмотреть телевизор? Сейчас будет концерт.

– Спасибо, лучше я почитаю. У себя в комнате.

Он вернулся на свой пост.

Покончив с затеянной перестановкой, Анн зашла его поцеловать. Казалось, он был загипнотизирован маленьким экраном.

«С отцом происходит форменное безобразие, – подумала Анн. – Со дня кончины мамы прошло только четыре месяца. Помнится, от отчаяния он готов был покончить с собой, бросался в могилу. А сегодня прогуливается по Версалю с какой-то незнакомкой. В шестьдесят-то лет! За всю свою жизнь ни разу маме не изменив. Выходит, нет такого чувства, которое способно пережить недолговечную плоть».

Пьер повернулся в ее сторону и ответил на поцелуй.

«Сколько нежности в твоем взгляде, папа!» Было ясно, что он ее за что-то благодарит, а она была с ним так черства!

Анн заперлась в ванной комнате. На краю ванны сохли носки и трусы Лорана – он стирал их каждый вечер перед тем, как лечь в постель. Анн взглянула на себя в зеркало над раковиной – на нее смотрели чьи-то безумные глаза. «И это я?» Она себя ненавидела. Квартира содрогалась от звуков музыки, доносящейся из телевизора. «Скоро соседи придут жаловаться», – подумала она и крикнула:

– Папа, убавь звук!

Отец повиновался.

Анн зашла к себе в комнату и зажгла лампу. На кровати, опершись на локоть, лежал Лоран и снисходительно смотрел на нее. В своей полупрозрачной сорочке она ощутила себя абсолютно голой. По телу пробежала дрожь.

Анн открыла глаза. Лампа на ночном столике была зажжена. Стрелки небольших настенных часов показывали десять минут третьего. Не совсем придя в себя, она высчитывала, как долго спала. Лоран в очередной раз не пришел домой к ужину. Может, он вернулся, пока она спала? Анн соскользнула с кровати и прошмыгнула в коридор. Маленькая комнатка была пуста. На мгновение Анн тупо застыла перед этой пустотой, затем быстро натянула брюки, пуловер и выбежала в дверь черного хода. Ей во что бы то ни стало нужно подняться на шестой этаж. Зачем? Она не могла этого сказать. Ноги несли ее туда сами, не советуясь по этому поводу с головой. Длинный коридор освещала тусклая лампочка. Дверь комнаты под номером одиннадцать была приоткрыта. Анн толкнула ее.

В углу краснела спираль нагревателя, на стенах полыхало искусственное зарево. Кровать была занята: Лоран! Анн не могла вымолвить ни слова. Он приподнялся с радостной улыбкой на губах. Она всматривалась в него, и счастье мешалось в ней с негодованием.

– Я знал, что ты поднимешься, – сказал он. – Не поверишь, но я все же починил эту тарелку.

– Мы вниз не спустимся? – спросила она.

– Нет.

– Там все-таки уютнее, чем здесь.

– Ты достала меня своим уютом! Я поправился, в твоих апартаментах мне делать больше нечего. И потом, там ты не та Анн, которую я люблю. Не моя Анн, а общая. Милая, молодая женщина, застрявшая между холодильником и телевизором. Чтобы я снова нашел тебя, ты должна подняться ко мне, через этажи.

Он встал с кровати, прошел по сумеркам, раскинув руки в стороны, и остановился перед Анн, не касаясь ее. Друг от друга их отделял узкий наэлектризованный провал. Она медленно стекла на пол перед его голым телом. Его руки улеглись ей на голову и принялись ласкать ее волосы.

Свернувшись клубком в объятиях Лорана, Анн слушала его ровное, сильное дыхание, напоминавшее шум набегавшей морской волны. Он молчал, и ей казалось, что он спит. Но время от времени то легкое пожатие руки, то неуловимое движение бедра выдавали его. Он не спал, а так же, как и она, неустанно и напряженно о чем-то размышлял. Тарелка радиатора полыхала, было почти жарко. Анн говорила себе, что, в общем-то, и сама предпочитала встречаться с ним в этой комнате. Здесь любовь с Лораном была более терпкой. И найдет она его в этой берлоге всегда. В этом она с ним согласится, не споря. С признательностью за удовольствие. Уж не испытывает ли она, пусть по-своему, потребность в подчинении? Наверное. Она же не каменная, есть у нее и слабости, и внутренние противоречия. Лоран обучил ее этому. Все, что случалось где-то вдалеке от него: дома, на работе – было нелепым и скучным. Столько утрачено времени. Работа, зарплата, повседневные хлопоты, счета, обеды… Взорвать бы всю эту планету – восхитительное получилось бы зрелище. А после того как осядет пыль, под выглянувшим солнцем родится новый мир. Без домов, газет, заводов, одежды… Мир, где обнаженные мужчины и женщины помышляли бы только о любви. Анн с трудом приподняла веки, чтобы отогнать навязчивую мысль. В слуховом окошке висело бледное предрассветное небо. Пора уходить. Она пошевелилась, но Лоран только крепче стиснул ее в объятиях.

– Не уходи, – попросил он.

– Я должна.

– Почему?

– Ты хорошо это знаешь.

– Ну да, – недовольно пробурчал он. – С минуты на минуту придет Луиза, поднимется твой отец, ты рискуешь опоздать в издательство, утром у тебя очень важная встреча… И я со всем этим соглашаюсь. Я жду! Как идиот! Я жду, когда подойдет моя очередь! Все эти люди, твоя работа, которую ты любишь… Все это дерьмо, Анн! Мне хотелось бы весь день бродить с тобой рука об руку по улицам, наугад. Не переставая, смотреть друг на друга, дышать друг другом…

– Ты не знаешь меры, – воспротивилась она, целуя его в лоб.

Он приподнялся, чтобы переложить ее под себя.

– Нет, Лоран, нет, мне нужно уходить…

И осталась.

Она спустилась вниз, когда на кухне уже возилась Луиза. Анн прикрыла за собой дверь на черную лестницу под удивленным взглядом прислуги, и прошла в гостиную, к отцу. Дожидаясь ее, он читал газету. Они сели друг против друга и, как ни в чем не бывало, принялись завтракать. Заметил ли он вообще отсутствие дочери?

– Ты мог бы, по крайней мере, поесть с нами, – сказала Анн.

Лоран покачал головой: