Задыхаясь от стыда и бессильной ярости, Анн вспыхнула:

– К чему ты клонишь, Лоран?

– Ты не догадываешься? – процедил он сквозь зубы.

И глаза его наполнились робкой мольбой. Перед нею склонился жалкий и безответный нищий. В наступившей тишине он безмолвно бросал ей в лицо воспоминания о той ночи. Она устояла, не дрогнув. Губы Лорана скрутила злоба, он оперся о столик обеими руками и заговорил язвительно:

– Вчера мы забыли договориться о встрече. Я хотел бы узнать, сегодня ночью ты поднимешься в мою комнату или мне спуститься к тебе?

– Хватит, Лоран. Уходи!

– Думаешь, я подчинюсь? Как послушный пес? За какое вознаграждение?

Он ухмылялся. Марк положил на запястье Анн свою руку.

– Позволь мне выпроводить этого милого юношу за дверь, – попросил он.

– Нет, – ответила Анн, поднимаясь. – Ему же очень хочется поучаствовать в этом спектакле. Так что уйду я. Не провожай меня, Марк, прошу тебя. Я тебе вечером позвоню.

Говоря это, она надела пальто. Один из официантов поспешил раздвинуть перед ней столики. Вышла она с горящими щеками, спиной ощущая следовавшего за ней Лорана. Она шла наугад, думая лишь о том, как подавить разыгравшуюся в душе бурю, всполошившую сердце и перехватывающую дыхание. На бульваре Сен-Жермен тротуар заполнила стайка смеющихся мальчишек и девчонок. Между ними внезапно вырос Лоран и перегородил ей дорогу. Стоя перед нею, он пожирал ее взглядом.

– Ну так что? – спросил он. – Ты думала, я тебе позволю продолжить эту очаровательную любовную встречу? Ты меня, Анн, еще узнаешь!

– Я тебя уже достаточно хорошо узнала, – процедила она сквозь зубы. – Я знаю про твое безволие, про твои глупость и грубость, эгоизм и самомнение. Ты просто дрянной мальчишка, которому следует спать с сопливыми девчонками! Никакой обходительности, сдержанности, скромности! Ничтожество… дрянь!

Он схватил ее за руку. Она вырвалась и, крикнув:

– Не трогай меня, – влепила ему пощечину. Да так сильно, что почувствовала боль в плече. Зачем она это сделала? Анн видела, что на лице Лорана застыло глупое выражение вины, и прикрыла рукой свой рот. Пелена слез заволокла ей глаза.

Он бросился прочь.

– Послушай, Лоран!.. – простонала она.

Выскочив на проезжую часть, он прыгал между машинами. На него летел какой-то мотоцикл, и Анн представила его себе в следующий момент – после столкновения он лежит на земле, в луже крови. Но нет, Лоран появился на другом тротуаре, продолжая бежать. В разлетевшемся пуловере, с длинными, как у индейца волосами. Юноша затерялся в толпе. Прохожие, наблюдавшие всю эту сцену, бросали в сторону Анн косые взгляды, полные насмешливого любопытства. Теряя последние силы, она продолжала шагать, обливаясь слезами. Кто-то взял ее за руку. Она обернулась. Это был Марк.

– Пойдем со мной, – предложил он.

И повел ее в бистро. Зал был почти пуст. Сидя в глубине, перед чашками черного кофе, оба молчали. Какой-то клиент не умолкая болтал за матовой дверцей телефонной кабины. Мужчина ли, женщина? Были видны лишь очертания плеч.

– Извини меня, – попросила Анн. – Так все нелепо.

– Ты с ним спишь? – тихо спросил Марк.

– Да.

– Ты любишь его?

Анн промолчала. Он взял ее руку. Она так нуждалась в поддержке, что это прикосновение растрогало ее до слез.

– Конечно, любишь, – сказал Марк. – Кажется, ты основательно влипла. Он же безумец.

Она кивнула.

– И что ты собираешься делать? – спросил он.

– Все, что произошло, было и необходимым, и неизбежным. Теперь все позади. Я больше не хочу ничего о нем слышать. Только что я поставила на этой никудышней затее жирный крест. Поздно, мне нужно возвращаться.

– Хочешь, я провожу тебя?

– Да, Марк.

– Может, поужинаем вместе?

– Нет, мне надо побыть одной.

– Я буду звонить тебе каждый день, – пообещал он.

Анн улыбнулась. Настрадавшись, она чувствовала облегчение и в то же время избавление от чего-то. И оттого ей казалось, будто по ее судьбе пронесся перевернувший все вверх дном торнадо, и она теперь не сможет и шагу ступить по этой новой для нее земле. Хотя вокруг все оставалась по-прежнему. И дома, и люди, и руку ее держал Марк. Она благодарно прижалась к его плечу.

– Сожалею, мсье, но по утрам тетя в магазин больше не приходит. Это для него тяжело, – сказала мадам Редан. – Чем могу вам помочь?

В отсутствие старой хозяйки лавка Коломбье утратила часть своего очарования. Пьер не мог решить, остаться ли ему; взгляд его скользил по длинному столу, заваленному книгами.

– Нет-нет, не обращайте на меня внимания, – ответил он. – Я тут сам пороюсь.

Она вернулась к клиенту, который никак не мог выбрать одну из двух книг о северном пригороде Парижа: одна стоила очень дорого, цена другой была весьма умеренна. Рассматривая старые книги с длинного стола, большую часть которых он хорошо знал, Пьер внимательно слушал забавные комментарии новой продавщицы. У нее был теплый, мелодичный тембр голоса и непринужденная манера общения, но вместо того, чтобы заставить клиента раскошелиться, она изо всех сил пыталась его убедить, что менее дорогое издание вроде бы содержит больше полезных документов.

– Конечно, у него не такая красивая обложка, с виду оно кажется даже потрепанным, но что касается его полезности…

Клиент в итоге приобрел оба томика, и, когда вышел, Пьер поздравил мадам Редан с удачной сделкой, заверив ее, что у нее прирожденный дар убеждать.

Женщина засмеялась:

– Не издевайтесь надо мной! Мне так трудно скрывать свое невежество.

– Только не говорите, что вы новичок в этом деле.

– И да, и нет. В магазине я работаю уже давно, но всегда занималась новыми книгами. А это не одно и то же.

– Жалеете?

– Да нет… Просто чувствую себя не на высоте. Не знаю, справлюсь ли. Мадам Жиродэ – она такая замечательная. Мне ее не заменить, а между тем сейчас она как никогда нуждается в том, кому смогла бы доверять.

– Мне кажется, что я знал ее всегда. Лет-то ей уже предостаточно, верно?

– Семьдесят восемь. Но какая память, ясность ума. И какой непогрешимый порядок в делах. Вот, посмотрите.

Она вытащила из-под кассы толстый журнал в черном переплете и открыла его перед Пьером. В нем по алфавиту были записаны сведения о постоянных покупателях. На каждого у мадам Жиродэ имелась пометка о его пристрастиях, а также названия книг, купленных ими, с соответствующей датой продажи.

– Невероятно! – воскликнул Пьер.

– Только тетушке не говорите, что я вам его показала.

– Вы не позволите взглянуть?

Листая журнал, Пьер словно просматривал чужие библиотеки. Он натыкаясь то на весьма странное любопытство к описанию пыток, практиковавшихся в разные времена и в разных странах, то на подборку историй, объясняющих причины развязывания войн, то на собрание памфлетов против Мазарини времен Фронды. Его самого поместили в разделе на букву «П» и охарактеризовали как «страстного почитателя и большого знатока старого Парижа, в особенности – второй половины XIX века». Лаконичное замечание заканчивалось списком всех его покупок. Пьер возвратил журнал и спросил:

– Вы много читаете?

– Чересчур много – ответила она. – Это моя страсть. Только не романы, а биографии.

– Что ж, тогда я спокоен. Вы не только не бросите этот магазин, но будете чувствовать себя в нем все лучше и лучше. Впрочем, ваша тетушка и не доверила бы его вам, если бы не догадывалась о ваших способностях.

– Тетушка – еще и лучшая моя подруга. К тому же она доводится крестной матерью моему сыну.

– У вас есть сын? Он, должно быть, еще очень молод, – сказал Пьер.

Мадам Редан подняла глаза к потолку.

– Ему двадцать пять лет. Он агроном, зачем-то уехал в Чили, женился на местной девушке, очень милой. С прошлого года я уже бабушка, а внучку свою знаю лишь по фотографиям.

Пьер прикинул, что мадам Редан должно быть никак не меньше сорока пяти, а на вид он бы дал ей не больше тридцати пяти. Пепельные светлые волосы, живой блеск в голубых глазах…