Говорил он волнуясь и все время глядя на Анн. На шее, под небрежно выбритой кожей, методично поднимался и опускался кадык.

– Похоже, вы разрешаете своим друзьям спать в коридоре, – оборвала его Анн.

– Ну, это было-то всего лишь один раз.

– Однако соседи жалуются. Сколько вас в этой комнате?

– Трое. Ингрид, ее муж и я.

Анн посмотрела на него обескураженно:

– Но, как… как это?

Он пояснил:

– А что, все нормально. Как в кемпинге.

Она быстро осмотрела комнату: метра два на три, не больше. Железная кровать, в углу раковина, параболический электронагреватель, газовая плитка с небольшим баллоном «Бутагаз». С потолка свисает голая лампочка.

Замешательство Анн переросло в неловкость.

– Это абсолютно неприемлемо! – с некоторым усилием произнесла она. – Вы тут разместились, ни у кого не спросив разрешения. А мы – я и мои родители – не имеем права селить постояльцев, о которых ничего не знаем.

Анн чеканила свои доводы так, словно убеждала в собственной неуступчивости саму себя. Все это время обладательница огромного живота кротко, словно телка, смотрела на нее красивыми пустыми глазами.

Лоран Версье достал из заднего кармана брюк какой-то документ и молча протянул его Анн. То было изрядно помятое удостоверение с фотографией в углу. Анн машинально прочла фамилию, дату рождения. Ему всего двадцать три года. И она вдруг ощутила себя в шкуре сыщика – облава, окрик: «Ваши средства к существованию?» Ей стало мучительно стыдно. Она вернула документы юноше, тот сунул их обратно в карман.

– Хорошо, – сказал он. – Вы правы. Мы тут же съедем.

– Куда?

– Не знаю.

Анн смягчилась:

– Девушка беременна, я не могу выбросить ее на улицу. Подождем, пока у вас не найдется другая комната.

– Спасибо, мадам. В любом случае, Ингрид с мужем должны вот-вот вернуться в Швецию. Она хочет рожать там. Ну, а что касается меня, если вы согласитесь поселить меня вместо Жана…

Ответить она не успела. Рядом объявился белокурый бородатый гигант на тонких ногах. В руках он держал длинный батон свежего белого хлеба.

– А вот и Гуннар, – объявил Лоран Версье.

Анн вышла из комнаты и заметила в коридоре рядом с дверью картонную коробку, переполненную отходами.

– В любом случае, я требую, – заявила она, – чтобы это было немедленно убрано. Своими отбросами вы загородили весь проход. Это недопустимо.

Спускаясь по лестнице, она уже чувствовала нечто среднее между гневом и удовлетворением. Пока ее не было дома, пришел Марк. Анн рассеяно чмокнула его в щеку. Марк с Пьером потягивали в столовой белое вино, и на круглом столике ее дожидался полный бокал. Она жадно поднесла его к губам.

– Мили, похоже, сегодня не в форме, – заметил Марк.

– Да нет, – ответила она, – вовсе нет.

– Просто вымоталась она вчера, – грустно пояснил Пьер. – Вот и спит, я не посмел ее будить…

– Жаль, – сказал Марк. – С ней всегда было так хорошо.

– Как там наверху, все нормально? – поинтересовался Пьер.

– Да, все хорошо. Консьержка преувеличивает. Просто наш постоялец как-то раз устроил вечеринку, пригласил друзей.

За столом Анн раздражала излишняя возбужденность отца. Любые предложения Марка приводили его в восторг, а рассказы – в умиление.

– Ну а Канада?.. Нет?.. Правда?.. Ты послушай Анн… А твоя работа?

Всем своим поведением он, казалось, пытался напомнить Анн о достоинствах бывшего зятя. Он что же, забыл, кем ей доводится Марк? Навязчивость отца задевала ее. Несколько раз Анн пыталась было его попридержать, но потом думала: «Я же за это критиковала маму, а теперь вот и сама становлюсь похожей на нее». Она отнесла грязные тарелки на кухню и вернулась с пирогом. Марк объяснял Пьеру, что благодаря его стараниям «они со своим статическим конвертором и системой управления» смогут успешно конкурировать на восточном рынке. Ничего не смысля в свалившихся на него технических терминах, Пьер лишь кивал головой и бормотал:

– Да… ты смотри!..

Анн притворялась, что ей интересны проблемы Марка, но мысли непреодолимо карабкались по ступеням черной лестницы наверх, на шестой этаж, к беременной шведке и двум ее компаньонам. Какая же у них в комнате холодина. И есть им нечего. Может, они еще и наркотиками балуются? «А вот это меня уже не касается» – решительно одернула она себя.

– Отличный пирог! – услышала она Марка. – Это ты его пекла?

– Нет, Луиза.

– Как, она все еще у вас? Невероятно.

Пьер подлил всем вина. Щеки его ожили, глаза заблестели. Анн спрашивала себя, для чего же она все-таки пригласила Марка. Должно быть, припомнились обязательные, канувшие в лету, субботние обеды в родительском доме времен их былого супружества. Те же стулья, те же голубые декоративные тарелки на стенах, тот же пирог. Все она вспомнила, но не пожалела ни о чем. Хотя нет, за столом не доставало Мили. Не хватало ее искрящегося взгляда, ее радушия.

– Что нового у Клардье? – поинтересовался Марк.

– Мы не виделись с тех пор, как заболела Мили. У Шарля, похоже, все прекрасно. Он меня тут в С.Е.П. рекомендовал. Правда, из этого ничего не вышло.

– Почему?

– Неинтересно. Жалованье, да и все прочее – так себе. Тяжело… Я уже с полгода как ищу хотя бы чего-нибудь. Но, видно, в моем возрасте я не пригоден…

У Анн все внутри напряглось, она встала и вышла в комнату к матери. Та дышала горлом, сипло. Анн дотронулась до ее плеча. Больная открыла глаза и шепотом спросила:

– Он еще здесь?

– Да, Мили. Тебе ничего не нужно?

– Нет. Иди, дорогая моя…

Анн вернулась на кухню и подала кофе мужчинам, самозабвенно обсуждавшим все за и против снижения пенсионного возраста.

Пьер лежал на канапе в гостиной и листал газету. Читал он лишь заголовки и думал, почему Анн порвала с Марком. Такой веселый, умный, живой молодой человек. Может, она еще к нему вернется? Не зря же она пригласила его на сегодняшнюю вечеринку. Нипочем не угадаешь, что у нее на уме…

Ложе было жестковато, но это пустяки по сравнению с обретенным им покоем и уединением. Лампа под большим пергаментным абажуром высвечивала старую мебель вокруг, такую любимую. Свобода… Пьер мог вставать, бродить, читать, когда вздумается. Ему вдруг почудилось, что он снова холостяк, и холодок волной пробежал по его венам. «Мили, Мили…» – подумал он и вновь принялся за газету.

– Когда он придет в следующий раз? – спросила Эмильен.

– Не знаю, – ответила Анн. – Мы об этом не говорили.

– Вчера вечером мне так хотелось посидеть с вами. Но я была не причесана, на лице невесть что, потому-то все и пропустила.

Ужин с Марком состоялся больше недели назад, но Мили, похоже, этого не помнила. Все чаще и чаще путалась она в днях.

– В следующий раз, когда он придет… – произнесла она изнуренным голосом.

И не закончив фразу, заснула. Впервые сразу после утреннего укола. Хотя перед этим хорошо позавтракала и без жалоб позволила прибрать за собой. Пьер вернулся в гостиную и уткнулся в газету. Анн постояла возле матери и вместо того, чтобы идти в редакцию, присела. Ничего не случится, если чуть опоздает. В ее положении никто не смеет требовать от нее пунктуальности. Она поправила больной прядь волос.

– Как мне приятно, когда ты меня трогаешь… – прошептала Эмильен, не открывая глаз. – Марку понравился галстук, который ты ему подарила?

«Какой галстук?» – подумала Анн.

Эмильен, должно быть, покачивалась на зыбких волнах своих воспоминаний, вновь участвуя в какой-то мизансцене юбилея в давно минувшем прошлом.

– Да, Мили, – ответила Анн. – Поспи немного.

– Очень милый галстук. Мы же вместе выбирали его, не так ли?

– Да…

Отчего мать с таким завидным постоянством говорит о Марке? «Неужели мое замужество для нее значит больше, чем я сама? Она, конечно же, очень любила Марка… Все очень любили Марка… Даже я…»

Анн вздохнула и улыбнулась.

Ох уж это ее замужество – жалкое недоразумение…