– Чаш, – вырвалось у Махтаб, что на фарси означает «да»; она тоже интуитивно чувствовала, что пора действовать.

Ей хотелось вырваться из этой страны более, чем когда бы то ни было, но изо дня в день она мало-помалу впитывала в себя иранскую культуру.

Я знала, что с течением времени Махтаб неизбежно ассимилируется.

Мы отыскали диспетчерскую такси с телефоном, и я продиктовала водителю адрес представительства интересов США при швейцарском посольстве, Махтаб помогала с переводом. После мучительно долгой езды по городу и неприятной процедуры регистрации и обыска мы наконец очутились в кабинете Хэлен.

Я быстро прочла письма от Джо, Джона и родителей. Особенно горькими были слова Джона: «Пожалуйста, береги Махтаб и не отпускай ее от себя».

– Предпринимаются меры, – сказала Хэлен. – Во всяком случае, какие-то. Государственный департамент знает, где вы находитесь, и делает все возможное.

Не слишком-то велики его возможности, подумала я.

– Некая американка связалась с нашим посольством во Франкфурте, – продолжала Хэлен.

Джуди!

– Там тоже стараются изо всех сил.

Мне хотелось крикнуть: «Тогда почему же мы с Махтаб до сих пор здесь?!»

– Мы же в свою очередь можем оформить вам новые американские паспорта. Их выпишут в американском посольстве в Швейцарии. Конечно, в них будут отсутствовать нужные визы, но в один прекрасный день паспорта могут вам пригодиться. Мы будем держать их у себя.

Примерно в течение получаса я заполняла различные бланки, необходимые для получения новых паспортов.

– А теперь я должна поговорить с вами насчет двух женщин, которые приходили сюда и расспрашивали о вас, – сказала Хэлен. – Они связывались с вашими американскими родственниками. Но, пожалуйста, будьте осторожны. Они понятия не имеют, что к чему. Не следуйте их советам, иначе окажетесь в беде.

Обе женщины были американками и замужем за иранцами. Одна – по имени Триш – была женой летчика. Другая – Сюзанна – женой высокопоставленного правительственного чиновника. Обеим была предоставлена полная свобода передвижений, как внутри, так и за пределами Ирана, обе сочувствовали моей беде и хотели помочь.

– Как мне их найти? – спросила я.

Хэлен нахмурилась, видя, что я не намерена упускать эту возможность, – меня приводило в отчаяние отсутствие реального содействия со стороны властей, и Хэлен прочла на моем лице тревогу и беспокойство.

– Пожалуйста, пойдемте со мной, – пригласила она. Она проводила нас в кабинет своего шефа, некоего мистера Винкопа, вице-консула посольства.

– Ради Бога, не связывайтесь с этими дамами, – посоветовал он. – Они сумасшедшие. Совершенно не понимают, что делают. Они поведали нам, что намереваются ни больше ни меньше как похитить вас на улице и вывезти из страны, но вот каким образом – они не знают. Их послушать, так прямо киносценарий какой-то, только ничего из этого не получится.

Моя жизнь оказалась запутаннее, чем сюжет любого боевика. Могло случиться все что угодно. Почему хотя бы не поговорить с этими женщинами? Тут мне в голову пришла другая мысль.

– А как насчет того, чтобы сбежать в Турцию? – выпалила я, вспомнив о приятеле Рашида, который тайком переправлял туда людей через горы.

– Нет! – рявкнул мистер Винкоп. – Это очень опасно. Есть мерзавцы, которые обещают, что помогут пересечь границу. Берут деньги, доводят до границы, а потом насилуют, убивают или сдают властям. Вы не имеете права рисковать жизнью своей дочери. Это слишком опасно.

Глаза Махтаб расширились от страха, а у меня сердце ушло в пятки. До сих пор Махтаб не осознавала, что возвращение в Америку может быть сопряжено с физической опасностью. Она теснее прижалась ко мне.

Да тут еще Хэлен поведала историю. Недавно одна иранка попыталась бежать таким же образом вместе с дочкой, заплатив заранее проводникам через границу. Проводники довели их почти до самой Турции и бросили в горах. Девочка умерла от голода и переохлаждения. Женщина добрела до какой-то деревни – она потеряла рассудок и была при смерти. У нее не осталось ни одного зуба.

– Любой способ бежать через Турцию чрезвычайно опасен, – сказала в завершение Хэлен. – Вы можете развестись, – посоветовала она. – Через ООН я смогу добиться для вас развода и разрешения на выезд на гуманитарной основе. И тогда вы вернетесь в Америку.

– Только с дочерью! – выпалила я.

– Вы что, с ума сошли? – сказала Хэлен и добавила прямо в присутствии Махтаб: – Вам надо уехать и оставить ее здесь. Главное, убраться из этой страны. А о девочке забудьте.

Я не верила своим ушам – какая поразительная черствость! Очевидно, она не понимала всей глубины чувств, связывавших мать с ребенком.

– Мамочка, не уезжай в Америку без меня! – в слезах взмолилась Махтаб.

Я крепко прижала ее к себе и заверила, что никогда, никогда не брошу. Все происходившее подхлестнуло мою решимость – я должна что-то предпринять, и немедленно!

– Я хочу найти этих двух женщин, – твердо сказала я.

Хэлен закатила глаза, а мистер Винкоп нервно кашлянул. Мне не верилось, что эти слова сорвались у меня с языка, не верилось, что я всерьез втянута в какую-то интригу.

Несколько минут все молчали. Однако, увидев мою непреклонность, мистер Винкоп со вздохом произнес:

– Мы обязаны предоставить вам информацию, но мой вам совет: не ввязывайтесь в это дело.

– Я должна использовать любой шанс, – возразила я. – Любую возможность.

Он дал мне номер телефона Триш, и я тут же ей позвонила.

– Я звоню из посольства, из кабинета вице-консула, – сообщила я.

Триш пришла в сильное волнение оттого, что слышит мой голос.

– А я только вчера вечером разговаривала с вашей матерью! Мы звоним ей каждый день. Она очень расстроена и все время плачет. Просит нас чем-нибудь помочь, и мы пообещали ей, что сделаем все возможное. Мы выжидали случая с вами связаться. Как нам увидеться?

Мы условились следующим образом. Завтра я предупрежу Махмуди, что немного задержусь после школы, так как мне надо сходить на рынок. Если он отнесется к этому спокойно, я позвоню Триш и подтвержу встречу. В 12.15 мы с Махтаб будем ждать у задних ворот парка Карош. Триш и Сюзанна подъедут на белом «паконе».

– Хорошо! – сказала Триш. – Договорились.

Ее энтузиазм меня одновременно и вдохновлял, и настораживал. Зачем она это делает? Ради денег или ради острых ощущений? Как бы то ни было, ее побуждения, очевидно, искренни, но вот достаточно ли она компетентна? С другой стороны, она излучала оптимизм, который был мне сейчас так необходим. Я с нетерпением ждала встречи, гадая, к чему она может привести.

Когда я повесила трубку, Хэлен нервно заламывала пальцы.

– Как насчет пиццы завтра на ужин? – спросила я.

– Да! – в один голос ответили Махмуди, Маммаль и Нассерин, не подозревая, что это уловка.

Я не сомкнула глаз всю ночь. Вопросы, роившиеся у меня в голове, не давали мне уснуть. Разумно ли я поступаю? Стоит ли мне последовать совету чиновников из посольства или надо хвататься за любую соломинку в своем стремлении к свободе? Не подвергаю ли я опасности Махтаб? Есть ли у меня на это право? А что, если нас схватят? Отправят ли меня назад к Махмуди или, что еще хуже, вышлют из страны, отняв у меня Махтаб и передав ее «истинному владельцу» – отцу? Эта кошмарная мысль была невыносима. Одна я ни за что не хотела возвращаться в Америку.

Я до предела измучилась, взвешивая все «за» и «против». В предрассветной мгле, когда Махмуди встал для отправления молитвы, я все еще лежала без сна, все еще пребывала в нерешительности. Когда он влез обратно под одеяло, то прижался ко мне, чтобы согреться: зимние утра были холодными. Притворяясь спящей, я мгновенно приняла решение. Я должна уехать от этого негодяя.

Спустя два часа, когда мы с Махтаб собирались в школу, Махмуди все еще нежился в постели.

– Сегодня я немного задержусь, – сказала я как бы между прочим. – Мне надо будет заглянуть в «Пол пиццу» за сыром.