Джуди представила нас своему собеседнику по имени Али, брату мужа. Узнав, что Махмуди врач, Али сказал, что пытается получить медицинскую визу США – он хотел излечиться от болезни сердца. На следующей неделе Джуди должна была вылететь во Франкфурт, где собиралась выхлопотать ему визу в американском посольстве. Их интересовало мнение ирано-американского врача. Преисполнившись чувством собственного величия, Махмуди сосредоточился на собственной персоне, забыв обо мне.

Девочки спрыгнули с горки, так как им захотелось покачаться на качелях, и мы с Джуди пошли за ними. Удалившись от Махмуди на безопасное расстояние, я взяла быка за рога.

– Меня в Иране держат заложницей, – прошептала я. – Вы должны мне помочь. Пожалуйста, когда будете в американском посольстве во Франкфурте, расскажите им, что я здесь. Они наверняка могут что-нибудь предпринять.

Махмуди и Али, продолжая оживленно беседовать, медленно двинулись в нашу сторону. Джуди перехватила мой взгляд, и мы отошли подальше.

– Он не разрешает мне ни с кем разговаривать, – сказала я. – Меня держат взаперти и не дают связаться с семьей.

– Чем я могу помочь? – спросила Джуди. Я быстро смекнула.

– Давайте продолжать разговор на медицинские темы, – предложила я. – Это тешит его тщеславие.

– Прекрасно, – согласилась Джуди. – Тем более что нам действительно необходимо получить для Али медицинскую визу. Может быть, нам удастся привлечь к этому вашего мужа.

Мы подошли к мужчинам.

– Ты можешь ему помочь? – спросила я Махмуди.

– Да. С радостью. – Я видела, что впервые за несколько месяцев Махмуди вновь почувствовал себя врачом. – Я напишу письмо. Я знаю, к кому обратиться. У меня даже есть американский фирменный бланк. – Он на мгновение задумался. – Но мне понадобится печатная машинка.

– Я смогу ее достать, – заверила Джуди.

Мы обменялись телефонами и договорились вскоре встретиться в парке. Домой мы возвращались повеселевшие. Махмуди был в прекрасном настроении. Он до такой степени упивался собственной значимостью, что упустил из виду мой разговор наедине с американкой.

Джуди действовала быстро. Через два дня она позвонила и пригласила нас с Махтаб в парк. Во мне теплилась надежда, что Махмуди отпустит нас одних, но не тут-то было. Не то чтобы он подозревал нас в тайном сговоре, просто не хотел оставлять без присмотра.

На этот раз с Джуди был невысокий бородатый иранец лет тридцати. Она представила его: Рашид, управляющий крупной клиникой. Махмуди был рад новой возможности обсудить проблемы медицины и засыпал иранца вопросами о правилах получения лицензии в Иране. Тем временем мы с Джуди снова уединились.

– Не беспокойтесь, – сказала Джуди. – Рашид полностью в курсе дела. Ничего лишнего вашему мужу он не откроет. Мы надеялись, что вы придете одна, но Рашид специально будет его отвлекать, чтобы мы могли поговорить. – Она вложила мне в руку несколько марок. – Если удастся добраться до почтового ящика, то можете отправить письма.

Затем она рассказала, каков должен быть следующий шаг. Через несколько дней ее свекровь устраивает прощальный ужин в честь Джуди и детей, и Джуди позаботилась, чтобы нас пригласили. Она где-то одолжила пишущую машинку, чтобы я отпечатала письма Махмуди для Али. Она рассчитывала, что в разгар вечеринки я смогу переговорить с Рашидом.

– У него есть связи с теми, кто вывозит отсюда людей через Турцию.

Следующие два дня я провела в томительном ожидании званого ужина – мне не терпелось разузнать, как можно выбраться из Ирана. Они вывозят людей самолетами? На машинах? Какие ими движут мотивы? Почему они идут на отчаянный риск, нарушая законы Исламской Республики? Сколько это будет стоить? Понадобятся ли нам с Махтаб паспорта?

Господи, пожалуйста, помоги мне остаться наедине с Рашидом во время праздника.

Между тем я решила прибегнуть к услугам Джуди по отправке писем. Я написала маме с папой и Джо с Джоном, написала о том, как люблю их и как по ним скучаю, а также обрисовала подробности нашей нынешней ситуации. Перечитав письма, я увидела, что они полны тоски и отчаяния. Я собралась было их порвать, но передумала, так как они отражали мое душевное состояние.

Следующее письмо, адресованное моему брату Джиму и его жене Робин, содержало в себе разработанный мною план. Я объясняла, что Махмуди очень обеспокоен проблемой денег. Мы потратили здесь целое состояние, а работу он до сих пор так и не нашел. Вся наша недвижимость находится в Америке. Возможно, Махмуди нужен лишь предлог для того, чтобы вернуться. Я просила Джима позвонить нам и сказать, что здоровье отца ухудшилось и мы должны «на время» приехать домой. Джим может упомянуть, что родственники собрали деньги нам на дорогу. Таким образом, Махмуди сможет ухватиться за эту соломинку.

Вечеринка в доме свекрови Джуди была полна неожиданностей. Не успели мы переступить порог, как услышали громкую американскую музыку и нашим глазам предстало невероятное зрелище – мусульмане-шииты отплясывали рок-н-ролл. На женщинах была европейская одежда, которую никто из них не потрудился прикрыть русари или чадрой. Гости стали моими невольными союзниками. Они были польщены тем, что американский доктор почтил их праздник своим присутствием, и Махмуди мгновенно оказался в кругу благодарных слушателей. Пока он наслаждался ролью почетного гостя, Джуди – с его ведома – увела меня в спальню, где бы я могла напечатать письмо. Там меня поджидал Рашид.

– Мой друг вывозит людей в Турцию, – сказал он. – Это стоит тридцать тысяч долларов.

– Деньги не имеют значения, – ответила я. – Главное, чтобы я и моя дочь отсюда выбрались. – Я знала, что родственники и друзья как-нибудь наскребут нужную сумму. – Когда мы можем выехать? – нетерпеливо спросила я.

– В настоящий момент он в Турции, да и погода скоро начнет портиться. Не знаю, можно ли будет выехать в течение зимы, пока лежит снег. Позвоните мне через две недели. Я наведу справки.

Я занесла в записную книжку зашифрованный телефон Рашида.

После того как он вышел и я отпечатала письмо, мы с Джуди еще долго оставались наедине. Я постоянно оглядывалась на дверь, опасаясь появления Махмуди, но он меня не разыскивал.

Я вручила Джуди письма – она согласилась отправить их из Франкфурта. На следующий день она улетала, и я помогла ей уложить вещи – мне было и горько и радостно; во время сборов мы только и говорили что об Америке. Ни я, ни Джуди наверняка не знали, удастся ли ей что-нибудь для меня сделать, как не были уверены и в том, что друг Рашида вывезет нас с Махтаб в Турцию, однако Джуди была преисполнена решимости идти до конца.

– У меня есть и другие друзья, к которым я обращусь за помощью, – сказала она.

К концу вечера Махмуди пребывал в эйфории.

– Рашид предложил мне работу у себя в клинике, – сияя, сообщил он. – Мне надо проверить все, что касается моей лицензии.

Когда мы прощались, было уже поздно. Мы с Джуди расставались со слезами на глазах, не зная, суждено ли нам еще когда-нибудь свидеться.

Обычно по пятницам – священный день отдохновения мусульман – вся семья собиралась в доме Амех Бозорг, но однажды Махмуди, который весьма охладел к своей сестрице, объявил ей, что у нас на пятницу другие планы.

Сразу после этого, в четверг вечером, Амех Бозорг смертельно заболела.

– Мама умирает, – сообщила Зухра по телефону. – Ты должен приехать и провести с ней последние минуты.

Зная свою хитрющую сестру, Махмуди все же забеспокоился, и мы все помчались туда на такси. Зухра и Фереште проводили нас в спальню Амех Бозорг, которая лежала на полу посреди комнаты под грудой одеял толщиной дюймов в восемь, на голове у нее было намотано какое-то тряпье в виде тюрбана. По лбу струился пот, который она отирала рукой. Она корчилась от боли, бормоча на фарси: «Я умираю. Умираю».

Маджид и Реза были уже здесь, остальные родственники – в пути.

Махмуди тщательно осмотрел сестру, но ничего у нее не нашел. Он шепнул мне, что, скорее всего, она потеет не от высокой температуры, а из-за того, что ей жарко под кучей одеял. Но она скулила от боли. Якобы ее мучила ломота во всем теле. Она твердила, что умирает.