Он замолчал.

— Что касается меня, — добавил он спустя мгновение, — odi iniquitatem, dilexi justitiam, propterea quod morior in exilio[2].

Он обвел взглядом других пассажиров, стер кровь с царапины на щеке и собирался продолжать.

— Если вы не замолчите, — сказал Филиппо, — я вам дам пощечину.

— И что? — воскликнул нахал. — Думаете, мне станет плохо? Да я любитель острых ощущений.

Тут в глубине купе послышался зловещий скрип.

Все в удивлении оглянулись и увидели, что этот странный звук был произведен смехом элегантно одетого молодого человека, который, неожиданно подав признак жизни, снова успокоился и замолчал.

— А вы чего смеетесь? — спросил нахальный пассажир.

— Любитель острых ощущений! — воскликнул молодой человек. — Очень приятно познакомиться! Ха-ха!

И снова послышался зловещий скрип, после чего молодой человек мгновенно успокоился. Филиппо переглянулся с Солнечным Лучом.

— Я думаю, — сказал он шепотом, — что остается только вышвырнуть его в окно.

— Любитель острых ощущений! — повторил молодой человек. — Хорош, хорош. Но берегитесь!

— Чего беречься?

— Берегитесь, как бы не повторить судьбу дона Танкреди, моего будущего тестя и любителя любовных ощущений, очень волнующую историю которого я бы вам охотно поведал, если бы не надо было сходить на следующей станции.

— А не могли бы вы сойти через одну остановку? — предложил нахальный пассажир. — Вы бы нам сделали настоящий подарок.

— Нельзя, синьор. На следующей станции у меня пересадка.

В словах этого загадочного господина было нечто такое, что донельзя (хорошенько посмотрите на это слово и попрощайтесь с ним: Автор употребляет его в первый и последний раз) заинтриговало других пассажиров.

— Жаль! — пробормотала Сусанна.

Молодой человек посмотрел на часы.

— Может быть, — сказал он, — я успею вкратце изложить вам эту историю.

— Вкратце так вкратце, — воскликнул любитель острых ощущений.

Все приготовились слушать, а Сусанна прижалась к мужу.

— Дон Танкреди, — начал молодой франт, — был самый красивый мужчина в мире, и самый безумный. Не находилось такого благородного дела, каким бы опасным оно ни казалось, которое бы его не привлекало, если только в нем были замешаны женщины, и если слелдовало защитить слабую женщину, унизить всесильную, выиграть большое сражение ради слабого пола, дон Танкреди был тут как тут.

— Молодец! — сказал любитель острых ощущений.

— Дон Танкреди, — продолжал молодой человек, — был очень несчастен: ему везло в любви. Самый большой из всех живших покоритель женских сердец — рядом с ним Джакомо Казанова и Дон Жуан просто ничтожества! Его победы исчислялись добрым десятком тысяч. Он был тем, что принято называть фатальным мужчиной: порывистым, щедрым и романтичным, врагом всякого насилия, вспыльчивым и прощающим, сильным, благородным, честным; от природы он был наделен сентиментальной душой. Женщине достаточно было увидеть его один раз, чтобы, как говорят французы, пасть к его ногам. Друг всех угнетенных женщин, он поклялся вести войну со всеми мужьями. Хитрый и глубокий знаток женской души, он всегда вел себя так, чтобы терпеть поражение, зная, что великие страсти влекут женщин не столько к сильным, сколько к слабым, к беззащитным, к тем, кто нуждается в защите и заботе. Его любовная тактика заключалась как раз в том, чтобы обратить на себя материнскую заботу женщин, а чтобы добиться этого, он становился жертвой тысяч и тысяч засад, подвергался палочным побоям, нападениям, становился мишенью для выстрелов и покушений с кинжалами. Это все обеспечивало ему любовные победы; но становилось также и причиной взаимной ревности его подруг, навлекая на него удары, пусть даже нанесенные женскими руками, но от этого не менее болезненные и разрушительные, нежели удары, получаемые от мужчин.

— Это правда! — с силой воскликнул любитель острых ощущений.

— Естественно, — продолжал Гверрандо, — все это делало его только более привлекательным в глазах женщин, умножая его победы и, вместе с победами, их болезненные последствия. Он участвовал в более чем десятке тысяч дуэлей. К несчастью, он не умел фехтовать и всегда терпел поражение. Чтобы вызывать восхищение своих женщин, он ездил верхом на лошади под их окнами. К несчастью, он не умел ездить верхом и много раз падал. Однажды, один обманутый муж взорвал у него под седлом бомбу.

По молчанию незнакомца его спутники поняли, что история дона Танкреди закончена.

— Еще два часа пути, — сказал Солнечный Луч, глядя на часы.

— По-моему, — сказал Гверрандо, — всего лишь полчаса. Я не так щедр.

Сусанна вздохнула.

— Насколько прежде было поэтичнее, — сказала она, — путешествовать в дилижансах с ямщиком и бубенцами!

— Но, дорогая, карет с ямщиком и бубенцами никогда не существовало! — сказал Филиппо. — В те времена путешествовали очень странным образом: пассажиры прятались за дверьми дома или постоялого двора, куда им надо было приехать. Здесь же находился человек, который тряс бубенцами и щелкал хлыстом, все сильнее и сильнее, пока в условленный момент не входили пассажиры и не делали вид, что приехали очень издалека. Я это обнаружил один раз, когда был в театре, на сцене, во время представления «Возницы из Монченизио».

Снова наступило молчание, когда любитель острых ощущений, который, видимо, думал о чем-то совершенно постороннем, повернулся к щеголеватому молодому человеку.

— Объясните мне одну вещь, — сказал он.

— Да хоть две.

— Бедный дон Танкреди, жертва столь многочисленных и столь несчастных любовных побед, должно быть, оказался в весьма плачевном состоянии.

— И говорить нечего.

— Нет уж, давайте об этом поговорим! — с силой воскликнул любитель острых ощущений.

— Ну хорошо, — сказал молодой человек, — я скажу вам, что однажды он потерял ногу, в другой раз он потерял другую, потом потерял обе руки, затем половину тела. Но не сдался. В последующих приключениях он потерял вторую половину тела и бо́льшую часть головы. Но не сдался и на этот раз. Один обманутый муж, знаменитый фехтовальщик, отрезал ему уши. Другой отхватил ему нос.

— Какой ужас! — пробормотала Сусанна.

— От бедного дона Танкреди, — продолжал молодой человек, — остался почти невидимый кусочек.

И говоря это, он стал рыться в своих чемоданах, вынимая исписанные бумаги и газеты.

— Сейчас, — сказал он, — я покажу вам один очень странный предмет.

Все были заинтригованы и внимательно следили за движениями щеголеватого молодого человека, который продолжал вынимать из чемоданов предметы и личные вещи. Наконец он извлек из коробочки нечто, что по форме и размерам напоминало чечевичное зерно, и положил его на колени Сусанне.

— Это дон Танкреди, — сказал он среди всеобщего смятения.

Невольно все встали, а любитель острых ощущений снял фуражку.

— Вот он, победитель и жертва, — добавил молодой человек, — вот все, что от него осталось.

Все осмотрели крохотный предмет. Незнакомец сделал другим знак молчать и приблизил лицо к тому, что напоминало чечевичное зернышко.

— Дон Танкреди! — позвал он.

Гробовое молчание.

Пассажиры безмолвствовали, вытянув лица над человеческим осколком. Поезд тем временем поехал среди гор и снегов, очень медленно, почти бесшумно. Из соседнего купе по-прежнему доносился писклявый голос женщины, которая с самого начала поездки не закрывала рот ни на минуту.

— Быть может, он спит, — пробормотал молодой человек.

Он придвинулся к крохотному обломку еще ближе.

— Дон Танкреди! — позвал он громче.

Тут послышался тонюсенький голосок, похожий на писк комара, который недовольно сказал:

— Ну что там?

Молодой человек еще раз сделал знак другим молчать.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он у чечевичного зерна.

— А как по-вашему? — ответствовал голосок. — Так себе.