- На них, да. Генераторы-аккумуляторы - разбираешься?

- Да откуда… Только слова слышал.

- Ну вот и любуйся тогда.

Ляпа зачарованно следил за змеями, и Ликтор сделал вывод, что в школе Ляпа, пожалуй, все-таки не учился. Во всяком случае, не усидел там до восьмого класса.

Хотя сколько ему лет? Под пятьдесят? В его годы, возможно, в школах такого не было.

В общем, черт его знает, неважно.

Ляпа наблюдал за змеями минут десять, позабыв о самогонке. Ликтор подкручивал колесико, и змеи взвивались горбами; потом они вытягивались в дрожащие струны, потом по ним вновь пробегала легкая зыбь.

- Ты с этим Полинку пойдешь искать? - тревожно осведомился Ляпа.

- В том числе. Может быть. А может быть, и нет. Еще кое-что возьму. Но тебе смотреть нет смысла, все равно не поймешь.

- А что эта штуковина с ней сделает? Не покалечит?

- Чудак-человек - тебя же не покалечила. Покажет только, где она шарится.

Ляпа, крякнув, распрямился, не отводя уважительного взгляда от прибора.

- Ну, коли так…

- Ступай давай, - велел ему Ликтор. - На вот, прими - на посошок. Пить ты мастер, однако… Теперь ступай; я собираться буду, раз ты озадачил.

Ляпа вспомнил о бумажнике, спохватился, вторично полез за пазуху.

Павел остановил его:

- Оставь, ни к чему. В лесу какие расходы?

- Но как же…

- Оставь, я сказал.

Ликтор умел сказать так, что речи его начисто отбивали охоту спорить и возражать.

И что греха таить - Ляпа убрал бумажник не без облегчения.

- Ну, я пошел тогда…

- Иди-иди.

- Когда тебя ждать обратно?

Ликтор закатил глаза:

- Бессмысленный ты человек. Кто ж это знает? Может, к вечеру, а может - через неделю. Полинка-то твоя по сколько дней пропадает?

- Всяко случалось. Но больше пяти суток вроде не бывало.

- Ну вот. Может, она еще вперед меня возвратится.

- Твои слова, да Богу в уши…

- Иди, говорю! - Ликтор чуть повысил голос.

Сам от себя такого не ожидая, Ляпа поклонился ему в пояс и, пятясь, вышел вон, едва не навернувшись на пороге.

Ликтор усмехнулся, когда гостя не стало.

Выключил осциллограф, снял его с лавки, отнес на место, укрыл рогожей.

Деревенщина дурная. С осциллографом на бесов? Это может явиться новым словом в теории и практике экзорцизма. Даже хочется с кем-нибудь поделиться, да жаль, что не с кем. Можно отослать донесение в отделение Инквизиции, но там юмор не приветствуется. Там ждут совсем других вестей, в которых не должно быть ничего развлекательного.

Пора им что-нибудь подбросить.

Ляпина Полинка - подходящая кость, они успокоятся, а то, не ровен час, пожалуют с инспекцией - озабоченные запутанностью и малой значимостью донесений.

Собирая рюкзак, Ликтор задумался. Осциллограф пускай отдыхает, это для Ляпы - но, в самом деле, что ж ему еще взять с собой? И как действовать в данном конкретном случае? Он еще не решил. Будь сейчас полнолуние, вопросы отпали бы сами собой, но до полной луны еще дни и дни, так что…

Истреблять Полинку, вероятно, не следует. А впрочем - как получится.

Он, пожалуй, не возьмет с собой ничего, кроме пайка, да и тот не так уж нужен - любой маломальски опытный человек всегда разыщет в лесу, чем прокормиться. Для него же это и вовсе не было проблемой. Эх, и сколько ж там живности разной шатается!

Ликтор твердо решил обойтись без оружия.

Солнце стояло в зените, пора было выходить. Ляпа, дурень, напился с утра пораньше; вот так работничек, прости Господи, а еще ведь семьянин… На самого Ликтора выпитый самогон не оказал никакого действия.

Он спустился в подпол, зажег свет. Генератор работал исправно.

Из тайника, сооруженного в стенке, Ликтор достал наглухо закупоренный пузырек с прозрачной жидкостью, шприц, жгут, спиртовую салфетку. В пузырьке еще было много, основной тайник можно было не трогать. Закатал рукав, перехватил жгутом плечо, поработал кулаком.

Почти не глядя, он привычным движением продвинул иголку в вену и ввел пять кубиков раствора. Постоял с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям. Открыл глаза. Все вокруг представилось ему в красноватых тонах.

Как обычно. Теперь можно было - даже нужно - как можно скорее покинуть село.

Проводник Пантелеймон не смог удержаться от вздоха облегчения, когда вертолет благополучно приземлился на лугу, в километре от хутора, который на карте был обозначен как деревня Бирюзово.

На всякий случай он уточнил у пилота название, и тот ответил, что так оно и есть.

Сколько же по стране этих «бирюзовок» и «зуевок»?

Иногда протодьякону казалось, что в незапамятные времена всего сотня-другая энтузиастов отправилась гулять по Руси и крестить населенные пункты, беззаботно и незатейливо нарекая их собственными именами.

- Там всего одна улица, - сказал вертолетчик. - Она и главная, и второстепенная.

Пятая изба слева, в ней живет некто Ступников, он же просто Ступа.

Ступа и есть ваш проводник. Как-нибудь договоритесь.

- Он точно не в курсе?

Пилот пожал плечами:

- Во всяком случае, я с ним на запретные темы не беседовал. Не должен быть в курсе. Здешний люд вообще не отличается любопытством, потому что так спокойнее.

Слишком много происходит непонятного - пусть не здесь, подальше. Ступе важнее, чтобы вы с ним душевно расплатились.

- Душевно - это как понимать?

- Так и понимайте. Поторгуйтесь для порядка, но не обижайте. Уступите.

- У меня фонды так себе…

- Ничего, вполне достаточно. Я уверен. Здесь не столица, цены разумные. Да и кто знает…

Пилот резко замолчал.

- Ну, продолжайте, - предложил ему Челобитных. - Что вы хотели сказать? Что деньги мне больше могут и не понадобиться?

Тот вытряхнул из пачки сигарету, закурил. Поразмыслил, прежде чем ответить.

- Думаете, вы первый уфолог, рвущийся в Зуевку?

Протодьякон поморщился, отгоняя от себя клубы дыма. Он терпеть не мог табака, да и пил редко.

- Думаю, что нет.

Слово «уфолог» пилот произнес необычно, словно заключал его в кавычки.

Челобитных пристально посмотрел на него, безответного:

- Или… вы хотите сказать, что остальные уфологи были такими же уфологами, как я?

Пилот закатил глаза:

- Я этого не говорил.

- Но подразумевали? Вы же знаете, кто я; выходит, я - не первый? Здесь были до меня и другие ликвидаторы?

- Я не знал, что вы ликвидатор, - отозвался тот. - И не хочу знать, вы совершенно напрасно передо мной раскрываетесь. Я знал только, что вы из Службы.

Что ж - признание очевидного мне вряд ли чем-то грозит: да, вы не первый. Ваши люди наведывались сюда неоднократно.

Эта новость неприятно удивила протодьякона. Почему в Инквизиции ему не сказали об этом ни слова?

- И что с ними стало? - не удержался Пантелеймон.

На сей раз воздушный извозчик ответил охотно и быстро:

- А кто же их знает? Растворились, будто и не было их никогда.

Казалось, что этот прискорбный факт его чем-то радует. Или, вернее, не сам факт растворения, а другой - уверенность в том, что Пантелеймона поджидают и другие открытия и факты, о которых его даже не потрудились уведомить начальники-командиры.

Вероятно, пилот давно уже точил зуб на руководство - не то не доплатили ему, не то отказались повысить. В самом деле - почему он торчит в такой дыре?

Протодьякон ощутил внезапную неприязнь к этому язвительному субъекту.

- Мне пора, - сухо сказал он. - Хорошей погоды и мягкой посадки.

Пилот хохотнул:

- Благословите тогда на прощание, батюшка…

Челобитных мотнул головой:

- Статус не позволяет. Не батюшка я…

Он нацепил рюкзак и, не оглядываясь, зашагал через луг. Он слышал, как взревел двигатель, и придержал шляпу, которую едва не сорвало порывами ветра, но так и не обернулся.

Трава была высока, солнце изрядно припекало. Вокруг протодьякона вились тучи насекомых - большей частью ему незнакомых, но, несомненно, лютых и голодных. Он отмахивался, не желая до поры надевать накомарник. Если он спасует здесь, на лугу, то каково ему будет в лесу, во власти таежного гнуса?