Литмир - Электронная Библиотека
A
A
ЭДМИН:
Что мне сказать? Не кровь — холодный стыд
течет по жилам… Чувствую: ты должен
глядеть теперь в глаза мне, как глядят
на те срамные снимки, что за грош
увидеть можно в щелку… Стыдно сердцу…
МОРН:
Нет, ничего… Я только изумлен…
Смерть — изумленье. В жизни иногда
нас так же изумляют: океан,
цвет облака, изгиб судьбы… Как будто
на голове стою. Все вижу так,
как, говорят, младенцы видят: пламя
свечи, концом направленное вниз…
ЭДМИН:
Мой государь, что мне сказать тебе?
За женщину ты царство предал; дружбу
я предаю за женщину — все ту же…
Прости меня. Я только человек,
мой государь…
МОРН:
А я, я — Господин
Морн — вот и все; пустое место, слог
неударяемый в стихе без рифмы.
О, королю никто бы никогда
не изменил… Но — Господину Морну…
Ты уходи. Я понял — это кара.
Я не сержусь. Но уходи. Мне тяжко
с тобою говорить. Одно мгновенье,
и словно в трубке стеклышки цветные
встряхнул, взглянул — и жизнь переменилась..
Прощай. Будь счастлив.
ЭДМИН:
Я вернусь к тебе,
лишь позовешь…
МОРН:
Тебя я встречу только
в раю. Не раньше. Там, в тени оливы,
тебя представлю Бруту. Уходи…

Эдмин уходит.

МОРН:

(один)

Так. Кончено.

Пауза.

Проходит слуга.

МОРН:
Тут надо со стола
убрать. Живей… Заказана коляска?
СЛУГА:
Да, сударь.
МОРН:
Завтра утром чтоб пришел
из города цирюльник — тот, усатый,
неразговорчивый. Все.

Слуга уходит. Пауза. Морн смотрит в окно.

Небо мутно.
В саду дрожат цветы… Чернеет грот
искусственный: по черному струнами
протянут дождь… Теперь одно осталось:
ждать Гануса. Душа почти готова.
Как лоснится сырая зелень… Дождь
играет, точно в старческой дремоте…
А дом проснулся… Суетятся слуги…
Стук сундуков… Вот и она…

Входит Мидия с открытым чемоданом.

Мидия,
ты счастлива?
МИДИЯ:
Да. Отойди. Мне нужно
тут уложить…
МОРН:
Знакомый чемодан:
я нес его однажды на заре.
И снег хрустел. И мы втроем спешили.
МИДИЯ:
Сюда пойдут вот эти вещи — книги,
портреты…
МОРН:
Это хорошо… Мидия,
ты счастлива?
МИДИЯ:
Есть поезд ровно в полдень:
я улечу в чужой чудесный город…
Бумаги бы — пожалуй, разобьется…
А это чье? твое? мое? не помню,
не помню я…
МОРН:
Не надо только плакать,
прошу…
МИДИЯ:
Да, да… ты прав. Прошло… не буду…
Не знала я, что так легко, покорно
меня отпустишь… Я рванула дверь…
Я думала, ты крепко держишь ручку
с той стороны… Рванула что есть сил, —
ты не держал, легко открылась дверь,
и падаю я навзничь… Понимаешь,
я падаю… в глазах темно и зыбко,
и кажется, погибну я, — опоры
не нахожу!..
МОРН:
С тобой Эдмин. Он — счастье…
МИДИЯ:
Я ничего не знаю!.. Только странно:
любили мы — и все ушло куда-то.
Любили мы…
МОРН:
Вот эти две гравюры
твои, не правда ли? И этот пес
фарфоровый.
МИДИЯ:
…Ведь странно!..
МОРН:
Нет, Мидия.
В гармонии нет странного. А жизнь —
громадная гармония. Я понял.
Но, видишь ли, — лепная прихоть фризы
на портике нам иногда мешает
заметить стройность общую… Уйдешь;
забудем мы друг друга; но порою
названье улицы или шарманка,
заплакавшая в сумерках, напомнят
живее и правдивее, чем может
мысль воскресить и слово передать,
то главное, что было между нами,
то главное, чего не знаем мы…
И в этот час душа почует чудом
очарованье мелочи былой,
и мы поймем, что в вечности все вечно —
мысль гения и шуточка соседа,
Тристаново страданье колдовское
и самая летучая любовь{19}
Простимся же без горечи, Мидия:
когда-нибудь узнаешь, может быть,
причину несказанную моей
глухой тоски, холодного томленья…
25
{"b":"109769","o":1}