Copyright © 1997, Dmitri Nabokov

All rights reserved

© А. Бабиков, составление, редакторская заметка, комментарии, 2024

© Д. Черногаев, художественное оформление, макет, 2024

© ООО “Издательство ACT”, 2024

Издательство CORPUS ®

В августе 1976 года Вера Набокова написала главе американского издательства «Ардис» Карлу Профферу о своем намерении выпустить «Трагедию господина Морна» (1924) – самое крупное неопубликованное произведение Набокова, рукописные и машинописные материалы которого были переданы на хранение в Библиотеку Конгресса США:

К сожалению, она ошибалась: окончание «Трагедии» отсутствовало и в тех материалах, которые были переданы в вашингтонский архив писателя; к тому же, перечитав в октябре 1976 года это свое произведение, написанное больше полувека тому назад, Набоков, по словам его жены, решил, что публиковать его не следует[2]. Виной тому была, по всей видимости, стихотворная форма «Трагедии», не отвечавшая тем требованиям Набокова, из которых он исходил, составляя в то время свой итоговый поэтический сборник[3]. Несмотря на такое решение, «Трагедия господина Морна» после смерти писателя все же должна была, по всей видимости, войти в девятый том собрания сочинений Набокова, которое начало издаваться в «Ардисе» в 1987 году: согласно издательскому каталогу, в нем предполагалось опубликовать «все пьесы Набокова»[4]. Этот проект осуществлен не был, однако в 1997 году «Трагедия» была напечатана в журнале «Звезда» (Санкт-Петербург) по тексту, подготовленному Сереной Витале и Эллендеей Проффер при участии Веры Набоковой[5].

Начатая, по-видимому, в Берлине в декабре 1923 года и законченная в Праге 26 января 1924 года, «Трагедия господина Морна» – самое крупное и значительное произведение Набокова до 1926 года, когда он опубликовал свой первый роман «Машенька». До «Трагедии» он сочинял преимущественно лирические стихотворения и поэмы, написал несколько коротких стихотворных драм («Скитальцы», «Смерть», «Дедушка», «Полюс») и рассказов («Слово», «Звуки», «Боги»). В феврале 1923 года Набоков сочинил большую поэму «Солнечный сон», из трагической судьбы героя которой, одаренного шахматиста Ивейна, оставленного возлюбленной Нимфаной и одиноко гибнущего вдали от дома, вырос замысел «Трагедии господина Морна»[6]. Созданная менее чем через год после «Солнечного сна», «Трагедия» превзошла все до нее написанное и по размеру, и по композиции, и по драматизму, и по стилистическому блеску.

Впечатляет основательность двадцатичетырехлетнего Набокова в подготовительной работе над ней: он сочинил два подробных прозаических изложения пьесы, сначала ранний вариант, затем расширенный поздний, отдельно составил психологические портреты и характеристики развития линий ведущих персонажей, причем линию самого динамичного персонажа Гануса, претерпевшего несколько метаморфоз, подробно разложил на двенадцать стадий. Он придумывает необычные «говорящие» имена для своих героев и искусно обыгрывает их в тексте: Мори – от поэтичного англ, morn (утро); Дандилио – от англ, dandelion (одуванчик) – по внешнему сходству головы седого старика с растением; имя переменчивого Гануса напоминает о двуликом Янусе и содержит анаграмму «агнус» (лат. agnus – агнец), начало церковного песнопения «Agnus Dei» (агнец божий), что отвечает его христианскому просветлению; его неверная жена Мидия вызывает в памяти жестокую Медею, жену Ясона; имя Тременс – медицинское название белой горячки (лат. delirium tremens) – скрывает многозначительную в свете его макаберной философии анаграмму «смертен» (ТРЕМЕНС – СМЕРТЕН)[8]и т. д. Набоков тщательно прослеживает мотивации героев, их эмоциональные различия, вкладывает в шекспировские монологи программные для своей литературной и жизненной позиции слова о важности живого творческого внимания к внешнему миру, к чужой душе, об истинном и мишурно-показном как в искусстве, так и в поступках.

Хотя действие «Трагедии» отнесено к вымышленному государству, она не оторвана от русского прошлого Набокова, молодого берлинского эмигранта, недавнего выпускника Кембриджа, и проникнута настроениями скорого возвращения в Россию, восстановленную и прекрасную. Эти настроения Набоков питал все первые десять лет после Октябрьской революции, они все еще довольно сильны в его следующей драме «Человек из СССР» (1926). Как заметно по его письмам к матери и по финалу поэмы «Юность» (ноябрь 1923 года), сочиненной перед самым началом работы над «Трагедией», возвращение на родину он представлял себе в романтическом свете, а саму новую Россию видел вновь царской, дворянской, православной, либерально-консервативной, то есть напоминающей Россию его детства[9]. Действие «Трагедии» отнесено либо к отдаленному будущему, в котором о России сохранились лишь легенды, либо к миру альтернативной истории, в котором Россия – сказочная страна, о чем говорит самый проницательный герой пьесы Дандилио:

При этом само неназванное королевство, в котором разворачиваются события «Трагедии», разительно напоминает европейскую часть России и Крым (действие дважды переносится на юг), а ее столица – морозный и пышный Петербург. Набоков рисует картины гражданской смуты как проявлений безумия, которое побеждает гармоничная мечта о возможности всеобщего блага, олицетворенная в таинственном короле, короле-маске. Подавив мятежи, возвратив столице блеск и величие, а подданным – благополучие и забвение лихолетья, он остается в тени, в народе о нем циркулируют лишь восторженные слухи. Набоков изображает нечто обратное пролетарской революции: в его вымышленном государстве твердой рукой произведена реставрация старых порядков: единолично правит монарх, в почете творческая личность и законопослушный индивид, а не коллектив, оберегается частная собственность, допускаются все гражданские свободы, действует сенат, процветают наука, торговля, старые искусства и т. д. В области светской жизни – полная реставрация галантного века: двор, театры, роскошные балы. В пространном прозаическом изложении «Трагедии», предшествовавшем ее сочинению, Набоков поясняет: «Это – неоромантика. И король, и общество, и толпа, и вся жизнь, и самые улицы в этой столице, блистательно очнувшейся после годин гнева и грома, – романтичны. Есть в ней что-то от венецианского XVII<I> столетия времен Казановы и от тридцатых годов петербургской эпохи. Романтическое уныние перешло в романтическую радость жизни». В самом тексте «Трагедии» Дандилио замечает: «Три века табаку не нюхали: ⁄ теперь опять он в моде».