Входит Господин Морн, в темном халате, взъерошенный. МОРН: Ночь? Утро? Перехода не замечаю. Утро — продолженье бессонницы. Виски болят. Как будто мне в голову вдавили, завинтили чугунный куб. Сегодня выпью кофе без молока. (Пауза.)
Опять газеты всюду валяются! Однако… ты невесел, Эдмин!.. Вот удивительно: мне стоит войти, и сразу вытянуты лица — как тени при вечернем солнце… Странно… МИДИЯ: МОРН: МИДИЯ: МОРН: И в этом я виноват, не правда ли? МИДИЯ: Столица горит. Все обезумело. Не знаю, чем кончится… Но, говорят, не умер король, а в подземелье замурован крамольниками. МОРН: Э, Мидия, будет! Я, знаешь, запрещу, чтоб приносили газеты. Мне покоя нет от этих догадок, слухов, новостей кровавых и болтовни досужей. Надоело! Передо мной, поверь, Мидия, можешь не умничать… Скучай, томись, меняй прически, платья, удлиняй глаза чертою синей, в зеркало глядись, — но умничать… Да что с тобой, Эдмин? ЭДМИН: (встает из-за стола) МОРН: Что с ним? Что с ним? Куда ты? Там на террасе сыро… МИДИЯ: Ты его оставь. Я все скажу тебе. Послушай, я тоже больше не могу. Его я полюбила. С ним уеду. Ты привыкнешь. Я тебе ведь не нужна. Друг друга мы замучим. Жизнь зовет… Мне нужно счастья… МОРН: Я понимаю, где сахарница?.. А, вот. Под салфеткой. МИДИЯ: Ты что ж, не хочешь слушать?.. МОРН: Нет, напротив я слушаю… вникаю, постигаю, чего же боле? Ты сегодня хочешь уехать? МИДИЯ: МОРН: Мне кажется, тебе пора и собираться. МИДИЯ: Да. Ты можешь не гнать меня. МОРН: По правилам разрывов — через плечо еще должна ты кинуть: «Я проклинаю день…» МИДИЯ: Ты не любил… Ты не любил!.. Да, проклинать я вправе неверный день, когда в мой тихий дом твой смех вошел… Зачем же было… МОРН: Кстати, скажи, Мидия, ты писала мужу отсюда? МИДИЯ: Я… Я думала — не стоит докладывать… Да, мужу написала. МОРН: Что именно? Гляди же мне в глаза. МИДИЯ: Так, ничего… Что я прошу прощенья, что ты со мной, что не вернусь к нему… что тут дожди… МОРН: МИДИЯ: Да, кажется… Просила веер выслать… там, у себя, забыла… МОРН: МИДИЯ: МОРН: МИДИЯ: Уходит направо. Морн один. На террасе, сквозь стеклянную дверь видна неподвижная спина Эдмина. МОРН: Отлично… Ганус, получив письмо, мой долг напомнит мне. Он проберется из марева столицы сумасшедшей, из сказки исковерканной, сюда, на серый юг, в мои глухие будни. Недолго ждать. Должно быть, он в пути. Мы встретимся опять, и, протянув мне пистолет, он, стиснутый и бледный, потребует, чтоб я себя убил, и буду я готов, быть может: смерть созреет в одиночестве… Мне дивно… не верится… так резко жизнь меня покинула. И только бы не думать о родине, — не то метаться буду в темнице с тюфяками вместо стен и с цифрою безумия над дверью… Не верится… Как жить еще? Эдмин! Поди сюда! Эдмин, ты слышишь? Руку, дай руку мне… Мой верный друг, спасибо. |