Компромисс, к которому пришел совет, характерен. «Так, слушайте сюда, – прокричал в мегафон Кевин Данахер, один из организаторов протеста. – Каждый перекресток – автономный. Если данный перекресток хочет оставаться закрытым – отлично. Если хочет на Эллипс – тоже хорошо. Решать вам».
Это было безукоризненно справедливо и демократично, если не считать одной проблемы: это было абсолютно бессмысленно. Запечатывание всех входов было координированной акцией. Если часть перекрестков теперь открывалась, а другую часть продолжали блокировать, делегаты на пути с заседаний могли свернуть налево, а не направо – и они свободны. Что, естественно, и случилось.
Когда я наблюдала, как группы протестующих поднимались и брели прочь, тогда как другие несмотря ни на что продолжали охранять, прямо скажем, пустоту, все это увиделось мне лучшей метафорой сильных и слабых сторон этой нарождающейся сети политической активности. Нет сомнения: коммуникационная культура, царящая в Интернете, более сильна своей быстротой и охватом, чем синтезом. Она способна собрать десятки тысяч людей с плакатами в руках на одном перекрестке, но гораздо меньше приспособлена к тому, чтобы помочь этим самым людям сойтись в формулировке своих требований – прежде чем выйти на баррикады или после ухода с них.
Вот почему после каждой демонстрации людьми овладевает некое беспокойство: получилось ли? Когда снова? Получится ли так, как сейчас, придет ли столько народу? Чтобы наступательный порыв не угасал, быстро формируется культура последовательных акций. Мой почтовый ящик набит приглашениями на мероприятия, которые обещают стать «вторым Сиэтлом». В июне 2000 года приглашают в Виндзор и Детройт для «закрытия» Организации американских государств; через неделю – в Калгари, там Всемирный нефтяной конгресс; съезд республиканской партии в Филадельфии в июле и демократической в Лос-Анджелесе в августе; азиатско-тихоокеанский саммит Всемирного экономического форума в Мельбурне И сентября; тут же, 26 сентября, демонстрации против МВФ в Праге, в апреле 2001 г. саммит американских государств в Квебеке. Кто-то разослал по адресам участников вашингтонских демонстраций послание: «Куда бы они ни отправлялись, мы должны быть там! После этого – увидимся в Праге!» Этого ли мы хотим – движения «охотников за заседаниями», следующих за торговыми бюрократами?
Эта перспектива опасна по нескольким причинам. На протесты возлагаются чересчур большие надежды. Организаторы вашингтонской демонстрации, например, объявили, что в буквальном смысле слова «закроют» две транснациональные корпорации, стоящие 30 миллиардов долларов, одновременно пытаясь донести до публики хитромудрые тезисы об ошибочности неолиберальной экономики, с удовольствием размещающей свои деньги в акциях этих транснационалов. Ничего, конечно, не вышло; никакая демонстрация на это не способна, и чем дальше, тем это будет труднее. Тактика активных действий сработала в Сиэтле, потому что полиция была застигнута врасплох. Второй раз этого не случится. Полиция уже подписалась на каталог адресов электронной почты. Муниципалитет Лос-Анджелеса уже запросил 4 миллиона долларов на новое охранное оборудование и жалование охранникам для защиты города от отрядов активистов.
В попытке построить стабильную политическую структуру, которая способствовала бы развитию движения в промежутках между акциями, Данахер начал собирать средства на «постоянный центр конвергенции» в Вашингтоне. Тем временем, Международный форум по проблемам глобализации (International Forum on Globalization, IFG) с самого марта заседает в надежде до конца года выпустить политический документ, состоящий из двухсот страниц. Как говорит директор IFG Джерри Мендер, это будет не манифест, а набор принципов и приоритетных задач, ранняя попытка, по его словам, «определения новой архитектуры» глобальной экономики. (Выпуск документа много раз откладывался; к моменту выхода этой книги он так и не появился.)
Однако этим инициативам, как и организаторам конференции в церкви на Риверсайде, предстоят все более тяжелые битвы. Большинство активистов согласны, что пришло время сесть и начать обсуждать конструктивную повестку дня – но за чьим столом? И кто будет решать?
Эти вопросы обрели актуальность в конце мая, когда чешский президент Вацлав Гавел предложил свои услуги в качестве «посредника» в переговорах между президентом Всемирного Банка Джеймсом Вулфенсоном и участниками протеста, планировавшими сорвать совещание банка 26-28 сентября в Праге. Между организаторами протеста не было согласия по вопросу о непосредственном участии в переговорах в пражских Градчанах, и, что еще актуальнее, не было процесса, который вел бы к принятию решения: ни механизма избрания приемлемых делегатов от активистов (кто-то предлагал голосовать через Интернет), ни признанных всеми целей, которыми можно было бы руководствоваться, определяя выгоды и опасности такого участия. Если бы Гавел обратился к группам, конкретно имеющим дело с долговыми и структурными поправками, такими как Jubilee 2000 или 50 Years Is Enough, к его предложениям подходили бы без обиняков. Но поскольку он обратился к движению в целом, как если бы оно было единым организмом, то вызвал тем самым несколько недель внутренних распрей между организаторами демонстраций.
Отчасти проблема носит структурный характер. Среди большинства анархистов, а они очень много делают для организации масс (и вышли в онлайн гораздо раньше официального левого крыла), прямая демократия, прозрачность и самоопределение на местах – это не какие-то там высокие политические цели, а фундаментальные принципы, которыми руководствуются их организации. Однако многие NGO, пусть теоретически и разделяющие анархистские понятия о демократии, организованы как традиционные иерархии. Ими руководят харизматические лидеры и исполнительные комитеты, а их члены присылают им деньги и подбадривают их с обочины.
Так как же можно добиться слаженности от наполненного анархистами движения, чья самая сильная тактическая сторона – в схожести с комариным роем? Может быть, как и в Интернете, самый лучший подход – это научиться прочесывать органично возникающие структуры. Может быть, как раз и нужна не единая политическая партия, а хорошо налаженные связи между клубами единомышленников? Может быть, нужно не движение к большей централизации, а наоборот, еще более радикальная децентрализация?
Когда критики говорят, что у протестующих нет видения, на самом деле они возражают против отсутствия всеобъемлющей революционной философии – вроде марксизма, демократического социализма, глубинной экологии (deep ecology) или социал-анархизма, – с которой все участники движения были бы согласны. Это – совершеннейшее истинное замечание, и мы должны быть за это чрезвычайно благодарны. В настоящий момент уличные активисты окружены людьми, стремящимися к лидерству, только и ждущими благоприятной возможности мобилизовать активистов как пехоту для воплощения своего специфического видения. На одном конце этого окружения – Майкл Лернер со своей конференцией в церкви на Риверсайде, жаждущий принять всю эту не созревшую энергию Сиэтла и Вашингтона в лоно своей «Политики смысла». На другом конце – Джон Зезран из Юджина, штат Орегон, который не интересуется призывами Лернера к «исцелению», а рассматривает бунт и разрушение собственности как первый шаг к крушению индустриализации и возврату к «анархо-примитивизму» – доземледельческой утопии охотников-собирателей. Между ними стоят десятки других «визионеров» – ученики Мар-ри Букчина с его теорией социальной экологии; некие марксисты-сектанты с их убежденностью, что революция начнется завтра; поклонники Калле Ласна, редактора Adbusters, с его разжиженной версией революции, осуществляемой с помощью «глушения культуры». Кроме того, есть невообразимый прагматизм, исходящий от некоторых профсоюзных лидеров, которые до Сиэтла были готовы втиснуть социальные пункты в существующие трудовые соглашения и на этом разойтись по домам.
К чести этого юного движения, оно пока что отгораживается от всех этих пунктов повестки дня и отвергает все великодушно предложенные ему манифесты, полагаясь на то, что какой-нибудь приемлемо демократичный, репрезентативный процесс продвинет его сопротивление на следующую ступень. Может статься, его истинная текущая задача – не найти видение, а, скорее, устоять перед соблазном принять таковое слишком поспешно и на этом успокоиться. Если ему удастся сохранить дистанцию от полчищ готовых к услужению «визионеров», у них сохранятся некоторые проблемы в отношениях с внешним миром. На серийных протестах кто-то сгорит. Перекрестки будут провозглашать свою автономию. И юные активисты (а они довольно часто одеваются в овечьи костюмы) будут выставлять себя, подобно овечкам, – на посмешище обозревателей The New York Times.
