И это только один залп в войне индустрии агробизнеса против потребительского выбора, в полемике о генной инженерии – и не только в Канаде, но, в потенциале, и по всему миру. Перед лицом 35 стран, уже разработавших или разрабатывающих законы об обязательных пометках на продовольствии, индустрия, похоже, делает все возможное, чтобы эти европейские и азиатские этикетки потеряли актуальность, как те, что были зачеркнуты в Loblaws. Как? Загрязняя быстрее, чем страны могут принимать законы.

Пример компании, которую заставили снять этикетку, – Nature's Path, фирма органических продуктов, базирующаяся в Дельте, штат Британская Колумбия. Президент компании Ар-рен Стивене недавно сказал газете The New York Times, что ГМ-материал и вправду проникает в органически выращиваемые культуры. «Мы обнаружили их следы в кукурузе, которую выращивали органически 10-15 лет. Нет такой стены, за которой можно было бы упрятать это добро».

Некоторые компании органических продуктов собираются предъявить иск биотехнической индустрии за заражение, но законодательство движется в противоположном направлении. Компания Monsanto подала в суд на саскачеванского фермера Перси Шмайзера, после того как ее патентованные генетически измененные рапсовые семена занесло на его поле с проезжавшего мимо грузовика и с соседних полей. Monsanto утверждает, что с того момента, как летучие семена пустили корни, Шмайзер крадет ее собственность. Суд согласился и два месяца назад повелел фермеру заплатить компании 20 000 долларов плюс судебные издержки.

Самый известный случай засорения – кукуруза StarLink. После того как генетически измененная культура (предназначавшаяся для животных и признанная непригодной для человека) проникла в продовольственное снабжение, Aventis, обладатель патента, предложила такое решение: вместо того чтобы исключить производство такой кукурузы, почему бы не санкционировать ее потребление людьми? Иными словами, подогнать закон под его нарушение.

Потребители во всем мире набирают политическую силу, требуя доступности органической пищи в супермаркетах и требуя от своих правительств отчетливых пометок на этикетках ГМ-продовольствия. И одновременно с этим гиганты агробизнеса при поддержке хищнических законов об интеллектуальной собственности настолько безнадежно засоряют, перекрестно опыляют, загрязняют и перемешивают продовольственные продукты, что законодателям скоро придется поднять руки. Как говорит недруг биотехники Джереми Рифкин, «они надеются нагадить настолько, чтобы просто поставить всех перед фактом».

Вспомним же этот момент, жуя генетически модифицированную здоровую пищу Natural Values™, санкционированные для человеческого питания кукурузные лепешки от Star Link и мутированную, искусственно разводимую атлантическую семгу, вспомним этот момент утраты нашего выбора в питании. Может быть, Loblaws даже откроет новую линию продуктов, в которых будет упаковано это ностальгическое ощущение, и назовет ее «Воспоминания о потребительском выборе» (Memories of Consumer Choice).

Талибы уничтожают двухтысячелетние статуи Будды, и мы справедливо возмущаемся: какое варварство – в наше время приносить скульптурные образы на алтарь религиозной чистоты! А в то же время, пока в Афганистане бомбят будд, Европейский Союз проводит собственный квазибиблейский очистительный ритуал: огненное жертвоприношение десятков тысяч животных во умиротворение алчных богов свободно-рыночной экономики. Когда я впервые услышала, что о домашнем скоте говорят как о «жертвенных агнцах капитала» (мне об этом рассказал немецкий защитник природы Матиас Греффрат), то подумала, что здесь явная поэтическая гипербола. Ведь ради сохранения народного здоровья полыхали эти горы туш, а не ради поддержания стоимости мяса или будущего доступа на иностранные рынки!

Сегодня в Британии убивают или уже убили более пятидесяти тысяч животных, и еще десять тысяч намечены на убой. В Германии, куда я ездила на этой неделе, уничтожено полторы тысячи овец. Свидетельств инфекции не было – только вероятность, что животные имели контакт с вирусом ящура.

Кое-что из этого имеет, конечно, отношение к здоровью. Но не все. Ящур для человека опасен мало и посредством еды не передается. У животных болезнь быстро лечится с помощью медикаментов, есть и профилактические вакцины. Истинную жатву пожинает вирус на рынке. А рынок требует величественных жестов для восстановления веры в его системность.

Не следует заблуждаться: в нынешней европейской продовольственной панике испытанию подвергается именно система. Когда такой вирус, как ящур, оказывается на продовольственном конвейере, это заставляет потребителей задуматься: а как наша пища попадает к нам на стол? Обтекаемые выражения типа «интеграция», «гомогенизация», «высокоинтенсивное сельское хозяйство» вдруг обретают наглядный смысл.

Процесс оценки безопасности каждого куска бесцеремонно отдергивает завесы фасовки и выставляет напоказ фабрики-фермы и скотобойни, гигантские склады, мегасети супермаркетов и точек «фаст-фуд», а также те огромные расстояния, которые животные и туши преодолевают в тесно набитых грузовиках и трюмах между всеми этими звеньями цепи агроиндустрии и торговли.

Все чаще кажется, что испытанию в Европе сейчас подвергается тирания «экономии за счет роста масштаба», которая управляет каждым аспектом производства, распределения и потребления продовольствия. В каждой из этих областей игроки следуют привычной формуле: снижать затраты путем консолидации и расширения операций и потом этой своей мощью заставлять поставщиков действовать на нужных условиях. Эта тактика не только ущемляет интересы мелких фермеров и ограничивает многообразие доступных продуктов, но и, когда речь заходит о болезни, является бомбой замедленного действия. Концентрация означает быстрое распространение вируса среди большого числа животных, а глобализация гарантирует их развозку во все концы мира.

Вот почему германский министр сельского хозяйства и говорит о новых субсидиях, которые помогли бы 20% ферм страны перейти на органическое производство, а британский премьер-министр Тони Блэр шумно требует ослабить хватку гигантских сетей супермаркетов. И вот почему те, кто надеется дать полный ход генетически модифицированным продуктам, наблюдают все это с несомненным смятением.

Последняя продовольственная паника вполне могла быть решающим шансом, которого ждали участники кампаний против генетической модификации, поскольку самая непосредственная опасность, которую представляют ГМ-культуры, – это то, как измененные семена разносятся ветром и перемешиваются с неизмененными. Ведь до сих пор было трудно привлечь внимание общественности к этой тонкой и невидимой угрозе биомногообразию. Поэтому организации типа Greenpeace были склонны нацеливать свои кампании на потенциальные угрозы общественному здоровью, которые, хоть и более понятны, но менее обоснованы научно.

А вот теперь ящур, который передается по воздуху, заставил немалую часть Европы задуматься о микробах и о ветре, о том, как тесно сплетено все в продовольственном снабжении, как трудно проконтролировать нечто недоступное глазу, проникшее в систему. «Ну так становитесь вегетарианцами, – говорят некоторые. – Ешьте органическое». Редакторы The Financial Times подчеркивают: «Постепенный отказ от интенсивного сельского хозяйства – это только сказать легко» – и ставят на больший «потребительский выбор». Но как-то не верится, чтобы европейский кризис продовольственной безопасности был на этот раз разрешен с помощью расширенного маркетинга органической ниши. После более десяти лет дебатов – о коровьем бешенстве, E.coli, ГМ-организмах, а теперь о ящуре – продовольственная безопасность перестает быть вопросом здоровья или потребления, а становится вопросом экономическим, ставящим под сомнение самую базовую посылку индустриального сельского хозяйства – чем крупнее, тем лучше.